Место для битвы

– Твой варяг настолько хорош? – спросила она.

– Не уверен,– с сомнением ответил воевода.

– Я надеюсь, ты не думаешь, что богов действительно беспокоит такая мелочь, как ваш спор? – вновь обратив взгляд на Духарева, осведомилась Ольга.

– Нет, я так не думаю,– мрачно сказал Духарев.

– Скарпи – отличный боец,– заметила княгиня.– И он – ближний боярин князя. Ты ему не ровня.

– По Правде он должен ответить,– возразил Сергей.

– Это верно,– подтвердил воевода.– Может, рискнуть?

– Не стоит. Я знаю своего мужа. Если он сочтет, что его боярину не победить, он не разрешит тому биться. По Правде Скарпи не обязан биться сам. Он может выставить бойца. И, учитывая важность решения, я даже знаю, кто будет этим бойцом.

– Кто?

– Асмуд. Я же сказала, что знаю своего мужа.

– А-а-а… Тогда нет смысла.

Духарев вопросительно поглядел на воеводу. Для него «Асмуд» было всего лишь именем.

Но великие не снизошли до объяснений.

– Значит, забудем,– резюмировал Свенельд.

– Да,– кивнула княгиня. И, обращаясь к Духареву: – Ты мне понравился, варяг. Но ты слишком высоко себя ставишь для того, чье время брить голову еще не пришло[17].

– Оно придет,– сказал Свенельд.– Если его не найдет печенежья стрела этим летом.

Княгиня тонко улыбнулась.

– Мнится мне, что печенежья стрела – не единственное, что ему угрожает. Ты ступай, варяг. Пусть Перун сделает твой меч непобедимым – и мы еще увидимся!

Серега поклонился низко, а когда разогнулся, Свенельд и Ольга уже о нем забыли. Они глядели друг на друга, и глядели так, что Серега понял то, о чем лучше не говорить вслух, чтобы не накликать большую беду.

Поэтому он тихонько вышел из светлицы и тихонько закрыл за собой дверь.



Напоследок Свенельд сделал Духареву воистину княжеский подарок: отдал ему в десяток Машега и Рахуга. Но оценил этот подарок Серега только тогда, когда увидел «белых» хузар в деле. Вот тогда он и понял, что воевода действительно желает заполучить Духарева в свою дружину. Отдать таких воинов простому десятнику – все равно что прикрепить к какому-нибудь отделению пехоты, возглавляемому сержантом-срочником, персональный вертолет огневой поддержки. Такое могло случиться только в одном случае: если этот сержант существенно ценней вертолета. А поскольку высокая «ценность» благородных хузар была очевидна, то Серега немедленно возгордился. И было с чего.





Глава двенадцатая,

в которой снова – соляной тракт. Чумаки




Оп-па! Сергей привстал на коротких стременах, прикрылся ладонью от солнышка… Точно, пыль! А поскольку пыль сама по себе так высоко поднимается редко, то, определенно, кто-то катит навстречу.

Серега повернул лошадь, порысил вниз, поднял две скрещенные руки: стой.

Увидели. Остановились. Знаками Духарев показал: двое – ко мне, остальным – ждать. Соскочил с лошадки, размял ноги, заодно проверил амуницию. В порядке амуниция: ножны гладкие, стрела из колчана сама выскакивает. Может, стоит ребятам уйти с дороги в Степь? Так ведь табун все равно в траву не положишь. Черт с ним, с табуном! Но – раненые?

Пока он раздумывал, подскакали товарищи. Машег и Гололоб.

– Чего там? – с показной ленцой осведомился Гололоб.– Опять степняки?

– Кто-то едет,– Сергей взобрался на Пепла, а заводную хлопнул по крупу, чтобы отошла.

Машег уже взлетел на взгорбок, не останавливаясь, поскакал вниз. С макушки наблюдать лучше, но и сам наблюдатель заметнее.

Духарев и Гололоб нагнали его через минуту.

– Возы идут,– спокойно сказал Машег.

Серега прищурился: ни хрена не видать. Как глазастый хузарин ухитрился определить, что – возы? По пыли, что ли?


– По пыли,– подтвердил Машег.– Верховые по-другому пылят.

Нельзя сказать, что встреча с торговым караваном не сулила никакой опасности. Иной купец, что путешествует с сильной охраной, при случае не откажется присвоить имущество более слабого коллеги. Или присоединить к своей челяди еще десяток рабов.

– Проверить надо,– сказал Гололоб.

– Проверим,– согласился Машег и пустил коня легким галопом.

Боевой конь у хузарина был знатный, поджарый, мускулистый, зад широкий, а голова – махонькая, аккуратная. В скачке этот конь с легкостью доставал Пепла.

Правда, у Пепла и всадник был килограммов на тридцать тяжелей.

Машег оказался прав. Действительно, возы.

И никакой охраны. Человек двадцать смердов, дюжина тяжело груженных телег. Соль.

На всадников чумаки[18] поглядели настороженно, но поздоровались.

Сергей с Машегом отъехали в сторону, предоставив говорить Гололобу. У высоченного Духарева был уж очень грозный вид. А Машег, наоборот, был с виду совсем не страшен. Хотя для понимающего человека хватило бы разок взглянуть на выгнутый наружу лук хузарина, чтобы усомниться в его безобидности.

Минут через пять Гололоб подъехал к своим, а чумацкие возы поскрипели дальше.

«Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем!» – передразнил солевозов Гололоб.

– Думаешь, врут? – предположил Духарев.

– Может, и врут. А может, и впрямь этой дорогой теперь никто, кроме них, не ездит. И баб с ними нету,– добавил он с огорчением.

Машег засмеялся.

– Поскачу к нашим,– сказал Гололоб.– Скажу: можно двигаться.

Он развернул коня, обогнал возы, перевалил через пригорок. Поднятая пыль повисла в неподвижном воздухе. Духарев и хузарин остались вдвоем.

– Что-то мне в этой ситуации не нравится…– пробормотал Сергей.

– Ты о чем, старшой?

– Не нравится мне что-то, а что – понять не могу.

– Они нас видели,– флегматично произнес Машег.

– Ну не убивать же их теперь?

– Можно и убить. Догнать?

Светлые, широко посаженные глаза его на загорелом лице – как прозрачные лужицы. Кивни Духарев – и через пару минут возчики будут мертвы.

– Мы не нурманы,– сказал Сергей.

Машег неотрывно глядел вслед возчикам. Если бы выбор предоставили ему, он бы не колебался.

Но Духарев так не мог. Хотя и понимал: оставить чумаков в живых – значит, рискнуть жизнями своих друзей. И все равно он не мог убивать людей просто из осторожности. Даже в этом мире, где жизнь смерда стоила столько же, сколько хорошая лошадь. Или вообще нисколько. Один щелчок тетивы, один взмах меча… И все – по Правде, черт возьми!

– Поехали,– отрывисто бросил Духарев.– Чему быть, того не миновать!





Глава тринадцатая

Сон




Устах отобрал у чумаков телегу. Возможно, это была ошибка. Такая же, как то, что возчиков оставили в живых. Но телега была нужна для раненых. Волов, правда, отдали хозяевам. Вместо них запрягли пару лошадей. Потеряли больше часа, пока переделывали упряжь.

Вопреки ожиданиям, раненный в бок Вур чувствовал себя неплохо, а вот парню с продырявленным плечом становилось все хуже. Из-за него пришлось остановиться на ночлег до захода солнца и развести костер. Устах поил его целебным настоем и дал макового отвару, чтобы уменьшить боль.

А спасенный парс к вечеру совсем ожил. Бормотал что-то по-своему, а потом взял да сунул руки в огонь. И продержал в пламени почти десять ударов сердца. Видевшие это Понятко и Шуйка так и ахнули. Понятко схватил ладонь парса. Множество подживших царапин, алое пятно татуировки посередине… И никаких следов ожога.

– А еще так сможешь?