Массажист

– Хорошо, прощаю, – оторвалась я от его губ и заглянула в смеющиеся глаза. – Отпусти меня и скажи уже, кто ты на самом деле.

Заметила, как по лицу Никиты промелькнула едва уловимая тень, но уже в следующий момент он мне снова лучезарно улыбнулся.

– Тренер. Готовлю из пацанов великих спортсменов.

Почему-то ответ его меня не удивил. Вот на тренера он точно походил. Да и друг его тоже был тренером, насколько знала от Лены.

– А чем они у тебя занимаются?

– Легкой атлетикой. И пошли уже куда-нибудь?.. – крепко взял он меня за руку.

Не знаю почему, но его эта манера мне нравилась. Может быть, приятно было почувствовать себя маленькой и под защитой более сильного, когда моя рука вот так вот покоилась в его большой и теплой. Как бы там ни было, но отнимать свою я не стала.

– Суши любишь? – посмотрела на Никиту снизу-верх. Все же, он был значительно выше меня – настоящий гигант. А теперь я знала, что и легкоатлет.

– Не то чтобы… но изредка ем, – ответил Никита.

– Ну тогда, может, посидим в суше-баре? Раз уж дети не захотели нам составить компанию? Да и ехать никуда не хочется.

Мне правда не хотелось никуда уходить из торгового центра, который неожиданно в эти вечерние часы стал казаться мне по-домашнему уютным. Догадывалась, что таким его делает присутствие этого мужчины, под чье колдовское воздействие я попадала все сильнее. Но мне было так хорошо, что ничего менять не хотелось. И вместе с Никитой мы отправились в суше-бар.

– Закажи мне что-нибудь на свой вкус, – попросил Никита, когда нам принесли меню.

В баре играла приятная восточная музыка, и народу было не очень много. Мы выбрали столик на двоих, и тут же подбежала официантка в кимоно.

– С семгой или угрем? – уточнила я. – Или ты предпочитаешь вегетарианские?

– Ничего не имею против рыбы.

– Как насчет горячих роллов? Мне нравится, как их тут готовят. Корочка такая хрустящая.

– Ты так говоришь, что я уже готов съесть любые. С таким аппетитом!.. – рассмеялся Никита.

Я заказала нам сборную тарелку из четырех видов роллов и по банановому коктейлю. Обслужили нас тоже на удивление быстро. Не иначе, как сегодня был наш с Никитой вечер.

Кажется, говорят, что даже думать нельзя лишнего, чтобы не сглазить. А может, и не говорят, и я сама так решила. Но как только я подумала, что сегодняшний вечер в любимом баре с интересным мужчиной один из самых приятных в моей жизни, как началось светопреставление.

Сначала у Никиты припухли губы, а сам он начал почесывать лицо. Но уже через пять минут он перестал быть самим собой, а лицо его превратилось во что-то невероятное, словно он мутировал на глазах.

Дальше помню местами, потому что испугалась я за него ужасно, особенно когда заметила признаки удушья. К тому времени по моей сигнальной тревоге, что истерично прозвучала на весь бар, официанты вызвали скорую. Никита старался храбриться и говорил мне, что ничего страшного, я же была близка к потере сознания. Ужасно боялась за него – за его жизнь.

Оказывается, у него аллергия на орехи. Не знаю, были ли в каких-то роллах орехи, но возможно и на кунжутное семя, которого было навалом во всех, у него тоже аллергия.

Скорая приехала быстро и сразу же медсестра вколола Никите антигистаминный препарат. Дышать ему стало легче, но отек не спадал.

Пришлось нагло соврать, что являюсь его невестой, чтобы мне разрешили поехать вместе с ними в больницу.

В приемном покое нам пришлось столкнуться с вечной бюрократией и бесконечным заполнением документов. А потом нас передали медсестре и велели отправляться в токсикологическое отделение.

А в лифте с нами случился инцидент, который иначе, как жизненной иронией или анекдотом и не назовешь. Как уж получилось, что медсестре не сказали, куда нас везти, не знаю, но в лифте она сочувственно посмотрела на меня и поинтересовалась:

– Девушка, вас с каким предварительным диагнозом приняли? В какое отделение направили?

Я потеряла дар речи, только и могла, что таращиться на нее. Ну да, я испугалась, но неужели выгляжу настолько плохо? И в этот момент Никита произнес:

– А я, по-вашему, таким родился?

Его лицо все еще было ужасно опухшее. На себя он не был похож. Я даже старалась смотреть на него как можно реже, чтобы он не читал в моих глазах сочувствие. И тут мы с медсестрой посмотрели на него одновременно. А следом со мной случилась истерика. Все оставшееся время, пока Никиту оформляли в отдельную палату, я тихонько смеялась и смахивала с глаз слезы.

– Кавалер из меня никудышный, – усмехнулся Никита, когда мы уже находились одни в его палате, и его приковали к койке капельницей. – Не понос, так золотуха…

Врач настоял, чтобы Никита остался в больнице на ночь. Ему пришлось уступить, но даже не врачу, а больше мне. Я все еще не отошла от шока и не перестала бояться. Пришлось даже пригрозить, что если уйдет сейчас, то ни о каких следующих свиданиях не может быть и речи. Только тогда он согласился.

В палате я пробыла не меньше часа. Ушла, когда уже посетителей вежливо изгоняли из больницы. Никита обещал позвонить завтра. Я же размышляла на тему, почему у нас с ним все так необычно складывается, и какие еще испытания нас ждут впереди?

– Свиданка не получилась? – таким вопросом встретила меня Олька, выглянув в прихожую на звук открывающейся двери.

– Почему? Все нормально, – ровно отозвалась я.

По дороге домой о чем я только не передумала, и пришла к выводу, что судьба злодейка и любит подбрасывать сюрпризы. В моей жизни в последнее время сюрпризов даже много, но знать, так тому и быть. В общем, можно сказать, что я успокоилась и решила не накручивать себя ни по пустякам, ни по чему-то крупнее. Все у меня хорошо! Потому и на Олькин выпад отреагировала спокойно.

– А чё ты тогда так рано? Время-то еще детское, – усмехнулась дочь.

Эту реплику я и вовсе решила проигнорировать.


– Ты ужинала? – поинтересовалась.

– Бутербродила, – пожала дочь плечами.

– А давай картошки пожарим? – предложила я.

В суши-баре поесть так и не получилось, как-то очень быстро стало не до роллов. И сейчас я поняла, что жутко проголодалась.

– Ну давай, – немного удивленно протянула Олька.

Видно, не такой реакции на свой сарказм ждала от меня. Но повторюсь, сама я начинала постигать дзен.

На кухне я вывалила картофель в раковину и принялась неспешно его чистить. Олька устроилась с ногами на табурете и грызла ванильный сухарик.

– Оль, а ты меня любишь? – с самым философским видом изрекла я и бросила быстрый взгляд на дочь.

В очередной раз получилось сбить ее с толку – такого вопроса Оля от меня не ждала точно. Лицо ее немного вытянулось от удивления, а в глазах загорелась работа мысли. Причем, напряженная. Неужели, чтобы понять, что любит мать, ей требуется столько времени?

– Конечно, люблю! Ты же моя мама, – наконец, изрекла моя дочь.

– Только за это любишь? – усмехнулась я.

– Мааам, ты какая-то странная сегодня, – протянула Олька. – У тебя точно все в порядке?

– Дочь, а что в твоем понимании любовь к матери?

– Ну началось!.. – обреченно вздохнула моя дочь. – Воспитывать будешь теперь?

– Да нет, не буду. Просто интересно, почему твоя любовь ко мне не включает желания для меня счастья.

– Почему не включает. Включает…

– Нет, Оль, твоя любовь потребительская. Тебе просто удобно, что я рядом, выполняю все твои прихоти по первому щелчку пальцев. Ты за это, так уж и быть, любишь меня. Но не больше. Когда ты в последний раз задумывалась, чего я хочу, о чем мечтаю?

– Мам, ну ты чего? – Олька выглядела уже даже не растерянной, а испуганной. Но я должна была высказаться до конца.

– Ты еще совсем молодая и думаешь, что с возрастом женщины перестают хотеть многого. Вы, дети, считаете, что желания наши взрослеют вместе с нами. Так вот, хочу разочаровать тебя – душа не стареет, это свойственно только телу. Пока поверь мне на слово… И я тоже хочу любви и душевного тепла, как и спокойствия. Твой папа меня бросил, разлюбил. Но это не значит, что не осталось такого мужчины, который полюбит меня. Как и я его…

Я замолчала, понимая, что, наверное, слишком гружу собственную дочь. Но именно сейчас мне было важно достучаться до ее сознания.

– Мам, ты сейчас о себе говоришь и этом… как его? Никите? – после довольно продолжительной паузы поинтересовалась Оля.

Все это время я старательно чистила и резала картошку, не глядя на нее. Мне очень хотелось, чтобы хоть сейчас дочь не рубила сгоряча, а сначала подумала. И кажется, результата я добилась нужного.

– Ну а ты как думаешь? – оглянулась я на нее и улыбнулась, чтобы не рисовать ей все уж в таких мрачных тонах.

– Мам, ну если он тебе так нравится, то…

Олька замолчала, я же терпеливо ждала продолжения.

– Ну встречайся с ним, если хочешь, – решительно тряхнула она головой. – Только все равно мне он кажется каким-то мутным.

– А я, наверное, его сыну кажусь такой же мутной, – невольно усмехнулась, хоть от воспоминаний о сыне Никиты и стало еще грустнее. – Кстати, он тоже не пришел сегодня.

– А ты видела его сына?

– Да. Не так давно, случайно…

Рассказывать, что была у Никиты дома, не стала. Не нужно было тогда к нему ходить, сама виновата. Не пошла бы – не услышала столько гадостей.

– И что? Его сынок тебе что-то наговорил? – еще более вкрадчиво поинтересовалась Олька.

– Неважно, дочь. Просто я ему не понравилась, – улыбнулась я. – Картошка хорошая, сейчас быстро пожарится, и мы с тобой наедимся от пуза. Как насчет салата? Кажется, у нас есть помидоры и зелень…

Воспитательная беседа подошла к концу, и я решила сменить тему. Больше всего не любила читать нотации. Хватит с Ольги Сергея, который любил долго и нудно воспитывать ее на пьяную голову. На трезвую порой вообще не замечал. Зато стоило выпить, как он вспоминал, что у него есть взрослеющая дочь. При этом, от авторитарности и безапелляционности его речей меня тихо подташнивало. Но я, конечно же, старалась не вмешиваться.

– Мам, а сын твоего Никиты учится в моей школе? Ты, кажется, что-то такое говорила?..

– Да. Там мы и встретились первый раз, – улыбнулась я воспоминаниям.

– Ему тринадцать?

– Да. Кажется, он старше тебя почти на год. Но точно не скажу…