Макбет

Он сильнее сжал руль и повернул влево.

– Папа, это же другая дорога!

Банко громко засигналил, пристроился за машиной впереди и надавил на газ. Сковывающая спину боль перекинулась на грудь. Еще немного – и правая рука откажет, а значит, машину вести он не сможет. Та пуля проделала совсем крошечную дырочку в спинке сиденья, но навредила порядочно. Именно эта рана тревожила Банко больше всего.

Впереди них ничего не было. Только грузовой порт, море и мгла.

Но именно там скрывалась последняя надежда.



Макбет посмотрел на себя в зеркало над мойкой. Кровь уже не текла, но он все и так понял. Наркота разрушила слизистую, пора завязывать. Раньше было проще, его тело было более выносливым. Теперь же из носа текла кровь, а голова так кружилась, что казалось, будто она вот-вот отвалится. Тогда на кой черт он теперь закручивал банкноту и приставлял конец трубочки к дорожке, насыпанной возле раковины? Просто именно сейчас он нуждался в ней, как никогда прежде, сейчас, когда одновременно приходится терпеть присутствие развратного, жирного бургомистра и вести дела с хитроватым байкером, который, по всей видимости, нарушил уговор. Да еще и Леди… Впрочем, с ней сложностей не возникало – как раз наоборот, она была его альфой и омегой, рождением, жизнью и смертью. Его предназначением. И все же, чувствуя щемящую радость от их любви, Макбет понимал, как больно ему будет, если у него ее отнимут. Это она решала – любить его или нет. В этом была ее власть. Макбет втянул носом порошок, и наркотик тотчас же одурманил его. Он поднялся и взглянул в зеркало. Его лицо втягивалось и растягивалось. У него появились седые волосы. Красные женские губы. Лицо изуродовал огромный шрам. Под подбородком выросли новые жировые складки. Слезы навернулись Макбету на глаза и покатились по щекам. Пора прекращать это. Он знал некоторых людей, которые так часто нюхали, что потом им приходилось ставить вместо носа протез. Пора прекращать, пока еще не поздно. Нужно переходить на шприцы.



Мотоцикл Сержанта неумолимо приближался к заднему бамперу «вольво». Сержант прибавил газу, зная, что другие не угонятся за ним, хотя у него самого мотор был всего на четыреста пятьдесят кубов. На таком скользком асфальте значение имел не размер мотоцикла, а опытность и осторожность водителя. Поэтому, заметив в зеркале еще один мотоцикл, совсем рядом, Сержант сильно удивился. И еще больше поразился, когда узнал по шлему, кто сидит за рулем. Красный «Индиан Чиф» проревел так близко, что Сержант едва не напоролся на торчащий из шлема рог. Мотоцикл влез вперед, и в свете фар блеснуло на миг лезвие сабли. Откуда же он взялся? И откуда узнал? Как ему удавалось всегда появляться тогда, когда они в нем больше всего нуждались? Сержант сбавил скорость и пропустил Свенона вперед.

Банко ехал по тому же пути, по которому они гнались за советским грузовиком. Он несколько раз довольно рискованно обогнал ехавшие впереди машины, на время оторвавшись от байкеров. Конечно, Рыцари севера скоро их нагонят, но, возможно, он успеет. Шлагбаум перед туннелем был опущен, а вывеска гласила, что мост закрыт на ремонт. Банко на полной скорости въехал в шлагбаум, разнеся его в щепки. Черное нутро туннеля озарилось тусклым светом фар. Теперь Банко вел машину одной рукой, а другая превратилась в безжизненную плеть. Когда впереди забрезжил свет, сзади послышалось грозное рычанье мотоциклов.

Перед поворотом на мост Банко притормозил, а потом опять прибавил газу. Воцарилась тишина, перед ними раскинулось безоблачное небо, а внизу в лунном сиянии темно-золотой медью блестело море. Сперва тишину нарушал лишь ровный гул мотора «вольво», но потом колеса взвизгнули, и машина резко затормозила посередине моста, возле самого края, там, где ветер трепал красные ленты, повязанные в месте падения «ЗИС-5». Флинс удивленно посмотрел на отца, а тот выпустил руль и теперь перочинным ножом пытался перерезать его ремень безопасности.

– Зачем… – начал Флинс.

– Сынок, у нас почти весь бензин вытек, так что сейчас просто слушай. Предсказатель из меня никудышный, но вот что я тебе скажу… – Банко уперся спиной в дверцу, подтянул вверх колени и развернулся так же, как недавно Флинс. – Ты можешь стать, кем пожелаешь, Флинс. Но не будь таким, каким я был когда-то. Не будь лакеем для лакеев.

– Папа…

– И всегда приземляйся на лапы.

Банко изо всех сил толкнул Флинса ногами в плечо и бедро и, увидев, как тот пытается за что-нибудь ухватиться, еще раз подтолкнул его. Сын закричал, и вопль его, как когда-то самый первый младенческий крик, был полон протеста и страха. Пуповина оборвалась окончательно, и он остался один на один с огромным миром, вкушая все прелести свободного падения навстречу своей судьбе.

Откинувшись на сиденье, Банко застонал от боли, но завел машину и поехал – у него тоже была назначена встреча с судьбой.

Он проехал всего три километра до конца моста, пока мотор совсем не заглох, и тут мотоциклисты наконец его настигли. Машина медленно катилась вперед, а Банко сморил сон. Он откинул голову назад. Холод, сковавший спину, уже потихоньку добирался и до сердца. Банко подумал о Вере. В эту секунду земля по эту сторону туннеля тоже в кои-то веки умылась дождем, но дождь этот был из свинца. Пули пробивали кузов, сиденья и тело Банко. А он смотрел в зеркало заднего вида на гору. И там, почти на вершине, он видел крест, который со стороны города казался символом зла, хотя отсюда выглядел обычным христианским крестом, белевшим в лучах лунного света. Так близко. Вот он, путь. И ворота открыты.

– Повышение в программе, – пробормотал Банко, – повышение…





Глава 16




Когда учащенное дыхание Кетнес постепенно выровнялось, Дуфф высвободился из ее объятий и повернулся к ночному столику.

– Что, Золушка, – прошептала она, – часы пробили двенадцать?

– Время пока есть, но опаздывать мне нельзя.

– Ты с тех пор, как пришел, смотрел на часы каждые полчаса. Тебе, похоже, тут вообще не нравится.

Дуфф повернулся к ней и запустил руку ей в волосы.

– Вовсе нет, красавица ты моя, когда я с тобой, то теряю счет времени, – и он чмокнул ее в губы.

Она тихо засмеялась.

– Прекращай плести всякую романтическую чушь, Ромео. Но я тут подумала кое-что.

– Уже страшно.

– Перестань. Я тут подумала, что я тебя люблю. И…

– Ух ты, еще страшнее.

– Сказала же, замолчи. И видеть тебя так, как сейчас, урывками, меня не устраивает. Я не хочу, чтобы ты постоянно куда-то улетучивался, словно сон, который еще и присниться толком не успел, а уже закончился.

– Милая, меня это все тоже не устраивает, но…

– Никаких «но», Дуфф. Ты все время обещаешь рассказать ей о нас с тобой, и потом всегда возникает это «но», ты откладываешь и откладываешь, говоришь, что это ради нее, ради детей, ради…


– Кетнес, я вынужден забыть о себе. Постарайся понять. У меня семья, а это значит…

– «…что на мне ответственность, от которой не убежишь», – раздраженно закончила она. – А ради меня ты на что готов? Когда ты уходишь от меня, тебя, похоже, совесть не мучает.

– Ты прекрасно знаешь, что это неправда. Но ты молода, у тебя есть выбор.

– Какой еще выбор? Что ты вообще несешь? Я тебя люблю, ты что, не понимаешь?

– Я просто хотел сказать, что прямо сейчас Мередит и дети зависят от меня. Подождем еще годик, дети подрастут, а тогда будет проще…

– Нет! – Кетнес ударила кулаком по одеялу. – Я хочу, чтобы ты ей сейчас же все рассказал, Дуфф. И еще, знаешь, сейчас ты впервые назвал ее по имени.

– Кетнес…

– Мередит. Какое красивое имя! Из-за этого имени я ей уже давно завидую.

– А к чему вдруг такая спешка?

– Недавно я словно прозрела. До меня дошло, что, если чего-то хочешь, не надо ждать, что кто-то исполнит все твои желания. Нужно быть жесткой, даже неоправданно жестокой, и сразу бить наотмашь. Поверь, мне нелегко требовать, чтобы ты жертвовал семьей и причинял страдания невинным, подобное мне вообще несвойственно.

– Да, Кетнес, на тебя это непохоже, я вообще не понимаю, откуда ты взяла это – про бить наотмашь.

– Дуфф, – она села, по-турецки скрестив ноги, – ты меня любишь?

– Да! Господи, ну конечно.

– Значит, сделаешь это? Ради меня?

– Послушай, Кетнес…

– Все-таки «Мередит» звучит лучше.

– Любимая! Так, как тебя, я никого еще не любил. Ради тебя я с радостью пожертвовал бы жизнью. Своей собственной. Но чьей-то еще… – Дуфф покачал головой. Вдохнул поглубже, собираясь добавить что-то еще, но передумал. Ударить наотмашь… Прямо сейчас? Эта мысль поразила его. Неужели он все время к этому шел? Стремился бросить Кетнес и вернуться домой, в Файф? Он опять вдохнул. – Моя мать, которую я не знал, пожертвовала ради меня своей жизнью. Умерла для того, чтобы я жил. И я, подобно матери, запросто могу пожертвовать своей жизнью ради любви, но любовь к детям – это святое. Сама мысль о том, что моя жертва во имя детей станет меньше, что из-за моей эгоистичной любви к другой женщине они лишатся семьи, одна мысль об этом – все равно что плевок на могилу моей матери.

Кетнес прижала к губам руку и всхлипнула. Глаза ее блестели от слез. Она вскочила и выбежала за дверь.

Дуфф крепко зажмурился и откинулся на подушку, а потом встал и пошел следом за Кетнес. Он нашел ее в гостиной – подняв голову, она смотрела наверх, в прорубленное в скатной крыше окно. Обнаженная ее кожа белела под неоновым светом снаружи, а стекающие капли дождя на стекле превращались в слезы на щеках Кетнес.

Дуфф обнял ее за плечи и прошептал:

– Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду.

– Да, Дуфф, ты никогда не будешь полностью принадлежать мне, но не поэтому я плачу, а от собственного жестокосердия. У тебя же, любимый, сердце настоящее, человеческое. На такого отца, как ты, дети могут положиться. Я не могу не любить тебя. Прости меня. И если мне нельзя получить все полностью, подари мне хотя бы крошечный кусочек твоего сердца.

Дуфф не ответил. Он по-прежнему обнимал ее. Целовал ее в шею. Ее бедра подрагивали. Он подумал о времени. И о Банко. Что они скоро должны встретиться около локомотива. Но до полуночи было еще далеко.



– Казино «Инвернесс», Джек слушает.

– Добрый вечер, Джек. Я бы хотел поговорить с Макбетом.

– Он на ужине. Что-нибудь ему?..

– Позовите его к телефону, Джек.

Молчание.

Сквозь стекло телефонной будки Сержант смотрел на поставленные полукругом мотоциклы. Водяные потеки, похожие на узловатых прозрачных змей, обвивающих стекло, превращали мотоциклы в удивительных чудовищ, но прекраснее зрелища Сержант все равно не видел. Чистая энергия на двух колесах. И оседлавшие ее братья.

– Могу я поинтересоваться, как вас представить?

– Просто скажи, что он ждет моего звонка.

– Хорошо.

Сержант ждал, переминаясь с ноги на ногу и сжимая в руке кровавый пакет.

– Макбет слушает.

– Добрый вечер. Я звоню просто, чтобы сообщить, что взрослую рыбу мы поймали и выпотрошили, а вот малек уплыл.

– Куда?