Локумтен
Часть 34 из 43 Информация о книге
— Ну, и славно! Вы согласитесь, мой ученый муж, что интуиция меня не подвела и перед нами исключительный случай? Эти двое погрязли в ереси, но они куда больше, чем еретики! Сократив формальности, мы сэкономили время и быстро вскрыли их подлинные лица. Перед нами, брат Николай, самые настоящие бесы. В подземелье их! Отец Доминик взвыл, очнувшись ото сна: — Пусти серп свой и пожни, потому что пришло время жатвы, ибо жатва твоя созрела! Филь затрепетал как под зимним холодным дождем. К нему и Ирению подскочили монахи и грубо заломили им руки за спину. Отец Николай, с сомнением глядя на обоих, произнес задумчиво: — Отец Даламау, я не отрицаю присутствие злого духа в этих двоих. Но не будет ли экономней для разума предположить, что они не бесы, а обычные, как мы, люди из плоти и крови? Монахи резво поволокли пленников к выходу. — Вот мы и проверим, что у них за плоть и что у них за кровь, — ответствовал отец Даламау. — А вы возвращайтесь лучше в Париж! С вашими учеными оборотами там самое место. — 25 — «Бедная Эша! Только от полного отчаяния она могла кинуться за помощью к тому, кого не переносила всей душой. Этим она всех нас удивила, но больше всего мать. Возможно, тогда она и поверила, что её дочь стала взрослой, когда Эша впервые сумела переступить через себя…» Габриэль Фе, Детские воспоминания, Из архива семьи Фе Филь плакал, забившись в угол тесной сырой камеры. Здесь не было ни соломы, ни окна, и царила кромешная тьма. Мальчик клял себя за то, что не заставил Эшу вернуть их назад сразу, как увидел, куда они попали. Чёрт бы с ним, с одним процентом жизни! Теперь у них заберут ее всю. Его слезы были злые и жгучие. Филь размазывал их руками, приказывая себе не реветь, но не мог остановиться, потому что слишком большую глупость он совершил. Он был страшно зол на себя, и одновременно ему было себя очень жалко. В двери неуверенно заскрежетал ключ. — Эша! — подняв голову, прошептал Филь с надеждой. Но это была не она — с факелом в руке на пороге стоял отец Николай. — Овцы как взбесились, собаки неспокойны, — без вступления, ровно сказал он. — Ваших рук дело? Филь глянул на него из угла. Его слезы мгновенно высохли: проем двери позволял проскочить мимо ученого типа. Но тут проем загородил толстожопый отец Доминик с дубинкой в руке. Уставясь на мальчика, он похлопал ею по своей ладони. В тесной камере сразу стало нечем дышать. — Смени подштанники, смердишь ведь, — не выдержал Филь. — Человек, подвергшийся омовению, пусть невольно, соприкасается с грехом и пороком, — заученно пробасил отец Доминик. Отец Николай поднял факел повыше и шагнул в камеру. — Мое имя Николай Эймерик, — проговорил он размеренно. — Я хочу подать апелляцию верховному квалификатору в Сарагосе, чтобы изменить способ, каким следует производить против вас дело. С юридической точки зрения важно ведь не зловредительство колдуна, а характер его связи c дьяволом и выяснение, требует ли колдун от дьявола того, что по учению доступно исключительно Богу. Вы требовали такого от своих демонов? Филь, почуяв надежду, ответил: — Я с ними не разговаривал, только убивал. — Он показал на Арпонис, торчавший у отца Николая за поясом. — А нас что, отсюда выпустят? Передав факел пахучему брату, отец Николай вытянул Арпонис из-за пояса. — Нет, — покачав головой, сказал он, внимательно разглядывая инкрустацию на жезле. — Но у вас будет шанс умереть с чистым сердцем, не озлобленным неправедным приговором. «Что поленом об голову, что головой об полено», — опять приуныл Филь. Отец Николай, будто случайно, направил Арпонис на мальчика и вдавил в жезл палец. — Ничего не выйдет, — злорадно произнес Филь. — Нужен настоящий демон, тогда сработает. Да и надо знать, куда жать. — Ты знаешь? Филь дернул плечом: — Попробуйте значок греческой дельты, это чтобы убить. Или «стрелка», чтобы обнаружить демона. А еще проще, гляньте на набалдашник. Если глаза собаки светятся, значит поблизости демон. Отец Николай перепробовал всё сказанное и несколько разочарованно произнес: — Ничего не происходит. Не упустив возможности взвыть, отец Доминик вздернул к потолку дубинку: — Поворотитесь к лику светлому, многообещающему и грозному те, кто сражен в Армагеддоне! Отец Николай поморщился. Филь спросил: — Что с ним, чего он такой? Он, по-моему, ненормальный! — Его в детстве забыли на кладбище, — сказал отец Николай. — После этого он поступил в послушники. Он собрался уходить, и тут ухо Филя уловило где-то далеко в подземелье смешок, от которого у мальчика ёкнуло сердце. Только бы эти двое перед ним не обернулись раньше времени! — А потом чего? — быстро спросил он. — Ну, поступил и что? — Да ничего, — ответил отец Николай. — Уже через два года он снова говорил. Мужской голос позади него энергично произнес: — Отдай дубинку. Дубинку отдай, говорю! За отцом Домиником выдвинулся из полутьмы рослый монах. Он был так задрапирован в плащ с капюшоном, что из него торчал только нос. Из-за его спины выглянул еще один монах, поменьше и потоньше. Отец Доминик подпрыгнул и резво обернулся вместе с отцом Николаем. — Сгинь, черт! — взвизнул отец Доминик. — Тьфу, попутал, напугал! Монах потянул веревку на поясе, повел плечами, и его плащ свалился с него. Филь выпучил глаза — под плащом оказался сердар, во всей красе, с двумя Арпонисами на поясе и мечами за спиной. Он был в привычной для сердаров одежде, и только ноги его были обуты в монашеские сандалии. — Сейчас, — произнес он скупо, и так двинул коленом по брюху монаха, что тот охнул и в корчах согнулся на полу. — А ты, брат, стой, где стоишь, и тебе ничего не будет, — предупредил он отца Николая. Тот лишь кивнул, не сводя потрясенных глаз с двух потертых Арпонисов, украдкой сравнивая их со своим. Сердар с прищуром огляделся. У него были длинные русые волосы до плеч и серые глаза, окаймленные такими ресницами, каких Филь никогда еще не видел у мужчин. Снисходительная ухмылка не покидала его губ. — Что-то ты совсем плох, приятель, — сказал он Филю, разглядев на лице мальчика высохшие следы от слез. — А ну, пойдем! Больше тебе здесь ничего не грозит. Перебравшись через отца Доминика, к Филю метнулся второй монах. — Эша! — сжав тонкую фигурку в объятиях, выдохнул Филь. — Прости, что несколько задержалась, — сказала она, когда он её отпустил. — Необходимую помощь найти было непросто! Она тоже собралась скинуть с себя плащ, но сердар заметил это и погрозил ей пальцем. — Я же сказал, только за стенами, а то ты будешь представлять собой хорошую цель! Эша насупилась и с вызовом спросила: — А ты не будешь представлять? — Я — это не ты! Девушка повела глазами, будто этот спор ей давно надоел, и сказала Филю: — Знакомься, это Ардалион. Сердар, как видишь! Тот неожиданно церемонно поклонился: — Зови меня просто Лион… Так, а где кузнец? Взгляд его упал на отца Николая, чьи уши, казалось, вдвое удлинились, столь внимательно он вслушивался в разговор. Глаза его тоже не знали покоя, перебегая от одного к другому. Забытый Арпонис висел в его руке. Без церемоний забрав у него жезл и передав его Эше, Лион спросил: — Где второй пленник? Только не ври! Мне врать бесполезно. — В соседней камере. Лион немедленно отправился туда, поковырялся в скважине ключом, снятым с пояса постанывающего брата Доминика, и выпустил Ирения. — Не ждал? — спросил он кузнеца как хорошего знакомого. Тот усмехнулся в бороду: — Между множеством провальных решений и одним верным я не сомневался, что она выберет… Спасибо, что пришел! Лион довольно осклабился: