Люди под кожей

– Там кто-то есть.

– Конечно, есть. – Нервный смешок. – Это же магазин. Общественное место, – поясняет отец, голосом выделяя последнюю фразу. На секунду забывает, что разговаривает с ребенком, а не с партнером по бизнесу.

Но вопреки словам мужчины около супермаркета по-прежнему никого, что легко можно списать на раннее субботнее утро.

– Это все потому, что она слишком много читает, – жалуется мать, когда они наконец оказываются в салоне. – Стоит отдать «Гарри Поттера» кому-нибудь еще, иначе зачитает до дыр и будут ей везде мерещиться вампиры.

– Вампиры – это к Брэду Питту, дамы. – Отец выруливает с парковки и при этом задевает бордюр: дочь на заднем сиденье гулко ударяется головой.

– Аккуратней надо, – обращается мать именно к дочери – в этом нет никаких сомнений, на что та думает: «Аккуратней надо что?» Но вслух ничего не говорит.

– Вот в моем детстве совсем другие книжки читали, и ничего не мерещилось! «Артур и его команда», «Пять тысяч лье под водой», «Два мушкетера». Вот это хорошие книжки. Я раз по пять перечитывал.

Дальше они едут молча. Тишина в машине вязкая, ощутимая, и при этом вокруг каждого из членов семьи она своя. Вокруг отца – колючая, как его усы. Вокруг матери – ленивая, усталая тишина, от которой хочется спать. Дочь же укутана тишиной-одеялом так, что ей почти жарко.

Глава семьи молча включает радио. Играет спортивная станция, где идет прямая трансляция одного из волейбольных матчей.

– Кому яблочко? – оживляется мать.

Но есть не хочет никто. Как не хочет никто признаться, насколько чувствует себя опустошенным после похода в магазин, которого лучше бы и не было. И скребущих на душе кошек не могут прогнать ни солнечная погода, ни сам факт такого волнующего приключения в выходной день.

Потом они находят поляну в уединенном месте, где, помимо них, нет ни единой машины. Молча разгружаются, и каждое движение наполнено невообразимой тяжестью. Каждый хочет уехать. Точно так же не хочется вставать в шесть утра под визг надоедливого будильника, но ведь встаешь же. Крепко сжимаешь зубы и встаешь, почти вслепую первым делом направляясь в туалет.

Пока родители заняты костром, девочка сидит на маленьком раскладном стульчике и плетет «браслетики» из травинок, связывая их крепкими узелками. Только тогда, когда понимает, что взрослые окончательно забыли о ее присутствии, она встает и уверенным шагом движется в сторону леса.

Мягкая земля, усыпанная иглами, радушно встречает новую гостью в своих владениях. Длинные резкие тени от деревьев здесь совершенно не похожи на те, что она видела в магазине. Несмотря на более мрачную атмосферу, здесь все не выглядит таким враждебным. Скорее наоборот.

Впереди показывается овраг. Крутой откос ведет в бесконечную пропасть, дно которой такое черное, будто это огромный бездонный лесной колодец. Вот слышно, как далеко внизу изворотливой змейкой несется ручей.

Она садится на край так, что ноги свободно висят. Затем берет валяющиеся неподалеку шишки и начинает кидать их в овраг, пытаясь различить тот момент, когда шишка исчезает из поля зрения и становится частью густой темноты.

Конечно, не проходит и десяти минут, как вдали слышится ее имя. Родители наверняка уже отправились на поиски.

Она же затихает, желая в последний раз насладиться одиночеством, напитаться им перед тем, как снова окажется не одна.

Однако все заканчивается гораздо быстрее: легкий толчок, едва ощутимый, – и она летит вниз, туда, где еще недавно исчезали шишки, растворяясь, словно кофейный порошок в крутом кипятке.

Ее последние мысли довольно просты:

«Ну, вот и все».

Вот и все. Никакой паники. Только легкий всхлип срывается с губ, но и он быстро исчезает в лесной чаще.

Когда же они встречают ее там, на дне, она чувствует, что готова, и распахивает им навстречу руки, будто старым добрым друзьям. А они заползают в нее, наполняют, становятся ее сущностью, вытесняя старую.

Сознание то проясняется, то снова становится таким тяжелым, что ни одна мысль не может там удержаться. С трудом приоткрыв глаза, она в последний раз смотрит в темноту, и ей даже кажется, что в ответ на нее уставилась пара блестящих глаз. Или даже сотня тысяч – уже трудно сказать наверняка.

Она тянет руку, разжимает пухлые пальчики, но уже нельзя понять, то ли она пытается попросить о помощи, то ли, напротив, поторопить их, чтобы все поскорее закончилось.

Слышится шелест – это отец спускается вниз, практически кувырком катясь на дно бесконечного оврага. Ей хочется крикнуть, чтобы он убирался подальше, но распухший язык не слушается. А может, теперь это больше не ее язык? Но тогда чей? Кто это такой новый, непривычный пытается поудобней устроиться внутри нее, словно какая-то Золушкина сестрица, пыхтя, напяливает крошечные туфельки?

Последняя мысль ускользает как раз тогда, когда отец подбирается к ней и трясет за плечи. Если ей было суждено прожить настолько короткую жизнь, что ж, так тому и быть.

Вдох. А выдоха больше нет.





· 2 ·

Всех кормит, а сама есть не просит





2018


Дарья не может вздохнуть. Каждая попытка напоминает всхлип, отчаянный, последний.

– Прекрати! – кричит она. – Немедленно прекрати щекотать! Я сейчас умру!


Но Денис не останавливается. Легонько проводит кончиками ногтей по жестким ребрам и смеется вместе с женой. Смех его тихий, вкрадчивый, словно он не смеется, а сдержанно фыркает, боясь расхохотаться по-настоящему.

– Папа, отпусти маму! Мы есть хотим! – Это в кухне появляется один из Озерковых-младших, все еще заспанный и в пижаме. Следом возникает брат-близнец в точно таком же облачении и начинает лениво тереть глаза кулачками.

– Ой, да, простите, молодые люди, – с хитрой улыбкой говорит Денис, делая шаг назад. – Виноват.

– Вот так-то лучше, – это Олег, один из близнецов.

В целом, они с братом одинаковые. Если не присматриваться к деталям, конечно. Одинаковые большие глаза, как у новорожденных оленят – большие, светлые, одинаковые губки «бантиком»; даже родинки над правыми бровями – и те одинаковые. Как и любые порядочные близнецы, братцы носят похожую одежду, отличающуюся только цветами или незначительными элементами. У одного на воротнике машинки, у второго – ракеты. Олег и Артур вместе – словно удачный эксперимент по клонированию человека, сладкая парочка «твикс», которую наконец-то изготовили на одном заводе.

– Что у нас на завтрак? – Артур.

– Блинчики, не видишь, что ли?! – Олег.

– Отвянь, не тебя спрашивают.

– Это ты так Маруське отвечай, а мне – не надо.

Маруська – это няня Олега и Артура. Не самая идеальная няня в мире, надо сказать. Не какая-нибудь Мэри Поппинс и даже не Фрекен Бок. Она не носит идеально выглаженные платьица из тоненького ситца; у нее вы не заметите выбившегося из безупречной прически локона; вас не одарит ее мягкая улыбка, от которой растает любой ребенок.

Маруська – это, ну… Маруська. Короткая стрижка, виски выбриты, в носу – кольцо, как у быка на родео, а каждый свободный миллиметр кожи покрыт татуировками. Маруська учится на «финансах и кредите», на последнем курсе, а в качестве подработки присматривает за близнецами. Чем пустее ее карманы, тем чаще заглядывает к Озерковым, невинно хлопает глазками с нарощенными густыми ресницами и спрашивает, не нужна ли помощь. Сердобольная Дарья обычно соглашается, хотя сидеть с детьми самой ей не в тягость.

– Так, мальчики, кончайте ругаться, лучше налегайте на блины. – Дарья ставит перед сыновьями тарелку с дымящимся завтраком и кладет сверху аккуратный квадратик сливочного масла. Последнее аппетитно расползается по верхнему блину, постепенно впитываясь в его пористую поверхность.

Близнецы молча переглядываются – в глазах у каждого объявление войны – и одновременно тянутся к верхнему кружку, который тут же рвется, оставляя Олегу совсем маленький кусочек.

– Ну и пожалуйста, – обиженно бормочет мальчишка.

Дарья украдкой поглядывает на детей и тихонько улыбается.

– Что? – перехватывает ее взгляд муж.

– Ничего.

Денис накрывает ладонь Дарьи своей и пододвигается ближе так, что ее спина касается его груди. Он теплый, надежный; на него всегда можно положиться, и Дарья втайне надеется, что время будет делать этого мужчину только лучше, совсем как хорошее вино.

– Ты ведь помнишь, какой сегодня день? – спрашивает он низким голосом у самого ее уха.

Дарья игриво фыркает:

– День, когда ты опять задержишься допоздна со своим супер-мега-важным проектом?

– Нет, глупенькая. Сегодня годовщина. Наша годовщина.

– И сколько уже? – Она поворачивается к Денису лицом и в ожидании смотрит ему прямо в глаза. – Неужели целых пять лет?

– Боюсь, мы с тобой сегодня на втором десятке, – с деланной грустью отвечает мужчина. – Стареем.

Дарья не прочь вот так стареть. Пускай жизнь не кажется медом и не все пошло по плану (например, влюбилась в симпатичного архитектора и родила ему двоих сыновей, а не облетела весь мир в качестве бортпроводницы), в целом все складывается вполне неплохо: собственное жилье, крепкая семья, доход, удовлетворяющий почти любые капризы. Перед началом сентября они все вместе ездили в Венецию на две недели и жили, по выражению Артура и Олега, «как короли». Дорогая частная школа для детей, няня, просторная квартира почти в центре Москвы. Если бы кто отмотал время почти на двадцать лет назад и рассказал пятнадцатилетней Дарье, как сложится ее судьба, она бы не поверила. Или поверила и тут же бы умерла от счастья.

Иногда ей становилось жаль окружающих: болезни, проблемы, разводы. Ее семью ненастья уже много лет упорно обходят стороной, едва прочитав висящую на двери табличку «Просьба не беспокоить».

– Уж сегодня-то ты вырвешься пораньше? – Дарья нежно поправляет чуть распустившийся узел на галстуке у мужа, и в этом обыденном жесте гораздо больше любви, чем в любом страстном поцелуе.

Денис озадаченно хмурит брови:

– Я попробую, но ты же знаешь. Горячая пора.

– Конечно, знаю.

Слова звучат буднично, безо всякого подтекста, и Денис вздыхает свободно. Из всех миллиардов женщин на планете Земля он как-то сумел найти для себя ту, которая по-настоящему его понимает.

В разговор горячим ветром врываются голоса мальчишек:

– В следующий раз пауком буду я!

– Тогда я Бэтменом!

Дарья склоняется над сыновьями. От нее пахнет корицей, в кармашке фартука примостилась деревянная ложка. Она будто сошла со страниц иллюстрированного издания для домохозяек: умная, красивая, образованная.

– А кем тогда буду я? – спрашивает она игриво.

– Джокером! – Артур.