Летний ресторанчик на берегу

– А еще подумай о деньгах. Разве не приятно было бы иметь их побольше?

– И что бы я делал с этими деньгами?

– Ты мог бы отправиться в путешествие. Повидать разные места. Купить…

Флора вдруг осознала, что отец абсолютно прав. Он никогда не стремился обладать множеством вещей. «Лендровер» он менял раз в двадцать лет, одежду подолгу носил одну и ту же, даже чинил ее сам, когда что-то рвалось. И мысль о том, чтобы Эк отправился в модный ресторан или поселился в дорогом отеле и сидел там у бассейна, вызывала улыбку.

Мать Флоры однажды настояла на том, чтобы совершить туристическую поездку в Испанию, когда дети уже выросли, но Эку ненавистна была каждая минута этого путешествия.

– Дело даже не в том, что ему там было противно, – говорила потом мать Флоры. – Он просто совершенно не понимал, чем ему там заняться. Вообще не видел смысла в таком отдыхе.

– Ферма все равно будет нашей, – продолжала Флора. – Люди будут называть ее фермой Маккензи и после того, как всех нас не станет.

Эк погладил камень на могиле жены.

– Да разве это вообще имеет значение? – пробормотал он.

– Конечно имеет! – испуганно возразила Флора.

Эк кивнул и тяжело вздохнул. Потом повернулся к дочери:

– Она так тебя любила, ты ведь знаешь.

– Знаю. И я тоже по ней тоскую. Каждый день.

– Она скучала по тебе. Очень скучала.

– Мама сама велела мне уехать.

– Конечно велела. Она думала, что так будет правильно. Думала, что там тебя ждет по-настоящему прекрасная жизнь.

Флора смахнула слезы.

– Она просто не стала просить, чтобы ты осталась здесь, – проговорил отец. – Мальчики – другое дело. Но я думаю, Финтан тоже хотел бы…

Флора кивнула. В горле у нее стоял ком, она не могла ничего сказать.

– И она всегда надеялась…

– Пожалуйста, папа… – выдавила из себя Флора, глядя в землю. – Только не говори, будто мама надеялась, что я вернусь! Мне этого не вынести!

Эк удивленно посмотрел на нее:

– О нет, милая. Нет, ничего подобного. Она всегда надеялась, что ты сумеешь построить собственную жизнь так, как тебе нравится, где бы ты ни была.

Эк опустил голову:

– После похорон…

– Папа, я же на самом деле ничего такого… Я была так расстроена… Я не понимала, что говорю! Прости, мне так жаль… Хотелось бы мне…

– Нет-нет. Я думал об этом. Все эти годы. Я много думал об этом. И решил, что ты, возможно, была права. Что мне надо было позволить ей расправить крылья. Не то чтобы я и вправду думал, будто у нее есть крылья… до того, как ты мне сказала такое…

Для Эка это была очень длинная речь, и Флора напряженно слушала.

– Поэтому я и не пытался тебя вернуть. Не суетился из-за этого. Мне была страшна мысль о том, что я держал ее здесь на привязи. Привязал к нам, к ферме.

Флора покачала головой. У нее внезапно появилась некая мысль, и она стала рыться в своей сумке.

– Я тоже много об этом думала, папа. Много. И теперь, когда я вернулась сюда, я поняла, что ошибалась.

– О чем это ты?

Флора достала из сумки тетрадь рецептов, старую, потрепанную.

– Рецепты твоей матери, – недоуменно произнес Эк, надев очки. – Ну да, это они.

– Нет, загляни внутрь.

Она открыла тетрадь на странице, озаглавленной: «Наилучший в мире торт в честь дней рождения моих лучших в мире мальчиков».

На другой странице, над рецептом супа было написано: «Для Хэмиша, когда его побьют другие ребята и ему будет очень плохо».

Еще в тетради был рисунок: счастливые лица всей семьи, с подписью: «Мы всегда победим!»


Короткие замечания, перечень ингредиентов, которые нравились Анни, – «Белого перца здесь больше, чем Эк может выдержать», – испещряли страницы, заполнявшиеся год за годом. Особенно чудесными были страницы, отведенные Рождеству: здесь были рисунки Санты, сделанные детскими руками, а рядом – рецепт рождественского торта.

Эк держал тетрадь так, словно это была некая священная реликвия:

– Это…

Теперь Флора была совершенно уверена. Она показывала отцу рецепты, озаглавленные «Походное рагу», или «Счастливый пирог», или «Горячая кружка для доброго сна», – и тут же была нарисована детская люлька, освещенная луной.

– Это не могла сделать несчастливая в своем выборе женщина, – сказала Флора.

Эк посмотрел на дочь. И с трудом заговорил:

– Ты ее заберешь с собой? Она же может потеряться, или ее украдут, или еще что-нибудь случится…

– Вот поэтому я сделала с нее ксерокопии, – ответила Флора. – Для «Летней кухни». Для потомков. Для Агот. Обещаю, копий будет много.

– Хорошо, – согласился Эк. – Потому что эта тетрадь нужна мне. – И он осторожно спрятал ее под свою старую куртку.

Они еще немного посидели там. Отец обнимал Флору и тихонько покачивался в ритме волн, набегавших на стену вокруг церковного двора.

А когда Флора выплакалась, он сказал:

– Дай мне руку, милая.

Они встали, рука об руку, и тут увидели первого из поисковиков, входившего во двор церкви с криком:

– Эк! Эк!

И тут же послышались радостные крики, люди сообщали друг другу приятную весть.

Старик удивленно уставился на них и положил руку на крепкую спину Брамбла, ради опоры.

– О нет… – проговорил он. – Вы что, послали всех искать меня?

– Они сами себя отправили, – возразила Флора. – Все очень тревожились за тебя.

Эк в последний раз покачал головой. И снова посмотрел на дочь:

– Как же я буду по тебе скучать, когда ты уедешь, Флора Маккензи!

– Я задержусь до Лугнасада, – смущенно произнесла она.

Но ее сердце говорило другое.





Глава 47




Итак, мы готовы к собранию, – произнес Колтон.

Он развалился в одном из старинных кресел – их вынесли из дома в теплый тихий вечер. Учитывая ту невероятную роскошь, в которой он жил, Флора понять не могла, почему он постоянно болтается здесь. Впрочем, нет, она понимала: у Колтона был роман с ее братом. Но если бы она сама жила в таком прекрасном месте, как «Скала», она бы его не покидала. Финтан сидел на подлокотнике кресла Колтона, время от времени прислоняясь к своему другу, – он являл собой картину абсолютного счастья.

Все пили пиво, и Флора, целый день разбиравшаяся с делами маслодельни и магазина, наслаждалась вечером, который тянулся до самого рассвета, в итоге сливаясь с ним.

Агот сидела на земле, дергая за ремешки сверхдорогих сандалий Колтона – кожаных, от Гуччи, – он их снял и бросил рядом. Как вообще кто-то мог явиться на ферму в сандалиях и не перепачкать их – это оставалось за пределами понимания Флоры. Может быть, он каждый день надевает новую пару? Агот воткнула в одну из сандалий несколько прутиков и пыталась уже пустить ее в водосброс в качестве кораблика. Флора хотела было привлечь к этому внимание Колтона, но вечер был таким спокойным, им всем нужно было расслабиться, да и в любом случае помешать Колтону говорить было труднее, чем помешать малышке.

– Ты можешь перед собранием отправить всем членам совета по хорошему пирогу? Ежевика как раз созревает, а пироги у тебя сногсшибательные, – сказал Колтон. – И добавь к ним сливок.

– Вы имеете в виду прямую и откровенную взятку? – спросила Флора.

– Ничего подобного. Просто небольшой подарок важным персонам и знак уважения к старейшинам этого острова. Которым наверняка уже не нравятся ветряки. Зато нравимся мы с тобой.

– Вы уверены, что это не настроит их против вас еще сильнее? – усомнилась Флора. – В особенности преподобного Андерссена. У него пунктик насчет неподкупности.

– Человеку, который так заботится о своем животе, следует послать огромный пирог. Ну, впрочем, как получится.

– Все равно они будут стоять на своем.

– Да ладно! Я уже нанял на работу половину города. И всего-то и прошу что пару сотен метров. Которые, кстати, легко будет оплатить из тех налогов, что мне придется заплатить за наем людей. Ты знаешь, что в вашей стране еще и полагается оплаченный отпуск по беременности и родам? Кто будет платить? Опять же я!