Лемминг Белого Склона

— А зелья не найдётся? — осмелился Альварсон.

— Утром у годи попроси, — старик устало смежил веки, — он даст.

Они пили до глубокой ночи. Говорили обо всём на свете. Потом Арнульф ни с того ни с сего завёл хриплым голосом «Плач по Эовульфу Гутаконунгу», а Хаген ему подпевал — или подвывал, если точнее. На середине песни в комнату зашёл Тролль, мягко ступая по соломе, залез на стол и тоже начал петь. У него оказался самый лучший голос. Так и уснули: Седой — в кресле, кот — на столе, а Хаген, как верный пёс, — в ногах у господина. Он был счастлив в ту ночь.



Ватага Седого покинула Гравикен точно в срок, в первые дни осени. Мар со своими людьми отчалил чуть позже — снеке «Дюфнар» требовался ремонт. А вот Арнульфу с кораблём не повезло. Магнус Торфидсон продал ему свой драккар и сперва запросил тысячу гульденов.

— На новое судно я не скупился бы, — сказал Арнульф, осмотрев корабль, — но за твоё корыто держи двести и радуйся удаче. Больше тебе никто не даст. А ты что скажешь, Крак?

— Это не корабль, а жукоглазая коростожопина, — проворчал кормчий.

И это было ещё мягко сказано!

На выщербленном борту зеленели следы имени судна, некогда выложенные медью: «JOER», и окованный нос позеленел от меди, но больше — от наросшего мха. Драконья голова, которую ставили на нос, изображала скорее зубастую крякву, причём полголовы оказалось отколото. «Поморник» был старый, тёмный от времени. На палубе пахло плесенью и гнилой водой. Днище обросло раковинами. Посмешище! Но когда норд-вест ударил в парус — равнина китов вскипела под килем.

— Эх, не чета моему «Бергельмиру», но за двести гульденов лучше не сыскать, — сокрушённо вздохнул Арнульф. — Как полагаешь, кормчий, до Эрсея дотянем?

— На фордевинд — пожалуй, — Крак освоился с кормилом и направил струг обратно на берег, — теперь надо его вычистить и законопатить, как следует. И кэрлинг бы поменять…

— Не надо, — раздался скрипучий голос из-под кормовых шпангоутов, — у меня «старуха» крепкая, тысячу лет прослужит!

Арнульф и Крак переглянулись. Кроме них да Хагена, на борту никого не было.

— Что? — Хаген пожал плечами и ткнул пальцем под ноги Краку. — Это клабатер. Я молчал.

— Магнус не говорил, что продаёт судно с клабатером, — Арнульф заглянул под шпангоут, — а то запросил бы две тысячи.

— А так за сколько продал? — осведомился скрипучий голос.

— За двести.

— И поделом ему, дуралею! — донеслось пьяное хихиканье.

— Может, ты всё же покажешься да назовёшься, раз уж подал голос? — сварливо бросил Крак.

— Налейте пива, тогда покажусь, — потребовал клабатер.

— Пива нет, — Арнульф отстегнул от пояса флягу с можжевеловкой, поставил на палубу, — угостить, чем есть, и не обессудь.

В тот же миг Арнульф и Крак увидели, как коренастый человечек в красном засаленном платке, повязанном вокруг головы, огладил зелёную с проседью бороду и приложился к фляге.

— О, о, вот это я понимаю! — закряхтел карлик. — Тысяча благодарностей, лучший из морских королей! Давненько меня не угощали… Ёстейн Эйнауген, у вашим услугам.

— А глаз тебе кто выбил? — полюбопытствовал Арнульф.

Действительно, на синюшном лице коротышки не хватало левого глаза. Зато правый пучился, как у лягушки. Ёстейн Одноглазый сделал ещё глоток и вернул флягу Седому.

— Дела давно минувших дней, — пожал плечами клабатер, — но, кажется, этот сопляк, — ткнул в Хагена мосластым пальцем, — заметил меня раньше вас, хотя я и не снимал хульда-хёкуля. Что же, ты — скюггнирман, и плащ-невидимка тебе не помеха?

— Может, у меня отец был из альвов, — улыбнулся Хаген, — не даром же ношу такое отчество — Альварсон. А может, я уже видел клабатера. Ты знаешь Хеннинга Вихмана?

— Вихман, гм… — Ёстейн почесал затылок. — Это тот, что водил «Морского волка»?

— При мне он водил «Скеглу», — заметил Хаген.

— Что ж, мельчаем, — вздохнул Ёстейн. — Эх, помню, были деньки…

— Так Магнус не знал о тебе? — прервал воспоминания Арнульф.

— Мы с ним поругались, и он думал, что я сошёл на берег. Но что бы мне делать на берегу? Люблю я это корыто, и мне больно, что Магнус довёл его до такого состояния.

— А мне станешь служить?

— Кружка тёмного, булка с маслом, доля в добыче — и по рукам.

Эти условия, конечно, не показались Арнульфу чрезмерными. На берегу же Седой негромко заметил своему юному спутнику: ты, мол, не говорил, что обладаешь даром «второго зрения».

— А я знал? — пожал плечами Хаген.



Тогда же Кьярваля по прозвищу Плащевые Штаны выгнали из крепости и из братства. Потому что устав гравикингов запрещал приводить в Скёлльгард женщин. Чешется между ног — добро пожаловать в Эльденбю или куда ещё: в Сером Заливе росло немало красивых ив пива любого возраста на любой вкус. Но за крепостную стену — ни шагу. То ли Кьярваль забыл об этом правиле, то ли наплевал на него — во всяком случае, его застали с пригожей девицей из Эльденбю, в которой Хродгар узнал свою милую Турид. Стоял и глазел на неё в немом изумлении. Кьярваль смотрел на Хродгара с вызовом, а Турид никак не смотрела: прятала взор, сцепив пальцы и сомкнув губы, которые было так сладко целовать. Никто не решался стать меж трёх фигур, застывших в тревожном безмолвии. А потом Хродгар просто пожал плечами и пошёл в дружинный дом, повесив голову. Поговаривали, что он испугался драться с Кьярвалем, и никто не осуждал юношу: ведь Кьярваль Хёкульброк слыл одним из сильнейших бойцов на Севере, пусть и ходил в дурацких штанах. Эти широкие штаны были пошиты из чёрно-красного тартана, но между ног соединялись не швом, а фибулой — наверное, чтобы удобней было мочиться. К ним крепился широкий и длинный отрез, который обматывался вокруг пояса и перебрасывался через плечо. Многие потешались над этой одеждой, которую чаще можно было встретить на Геладах, откуда Кьярваль был родом, или в Эйреде. Многим насмешникам Хёкульброк забил в глотку их смех. Но, так или иначе, Виндрек годи изгнал его из Скёлльгарда.


— Жди нас в Эльденбю, — сказал Арнульф, — если хочешь отправиться в викинг.

— У меня вышли деньги, — ослепительно улыбнулся Кьярваль, ничуть не смущённый изгнанием, — и вряд ли кто приютит по доброте душевной. Одолжишь пару монет?

— Держи, несчастье ты клетчатое, — вздохнул Арнульф.

— А если я убегу с твоими деньгами? — приподнял бровь Кьярваль.

— С такими деньгами далеко не убежишь. А кроме того, я без труда отыщу тебя, куда бы ты ни подался. Спрошу: не видали, мол, парня в дурацких штанах?..

Кьярваль кивнул и был таков.

Когда «Поморник» отходил, Хёкульброк явился в последний миг, всё так же улыбаясь и ведя под руки двух девчонок. Турид среди них не оказалось. Впрочем, Хродгар Хрейдмарсон её и не высматривал, ничем не выказывал своих чувств и всю дорогу держал себя ровно. Так, словно дева, похитившая его сердце, была очередной сельской потаскухой, а Кьярваль Плащевые Штаны ничем не отличался от прочих соратников.

Но Хаген всё равно не хотел бы оказаться на месте Кьярваля.



Отбыли через пару дней. На северо-восток. Сперва на вёслах, пока не вышли из Гравика, потом подтянули ванты, и в выцветший полосатый парус ударил ветер. Глядя на птиц, кружащих над Фленнскалленбергом, Торкель прошептал:

— Не в последний ли раз видим Гору Лысого Черепа?

Хаген положил руку ему на плечо:

— Не такие у нас долги, чтобы умереть, не выплатив их, — и добавил, усмехаясь, — это Хродгару хорошо, он-то, бычара, себя славой покрыл на триста лет вперёд!

— Иди ты в жопу со своими шутками, — нахмурился Хродгар, касаясь клыка-оберега на шее.

— Коли найдётся ладная жопа, так схожу туда непременно, — засмеялся Хаген.

— Экий ты прыткий! — осклабился Торкель. — На берегу за девками не шибко бегал.

— И пил мало, — добавил Хродгар, — ну какой из тебя викинг?

Действительно, в Эльденбю Хаген бывал редко, больше времени посвящая воинским упражнениям и игре в тэфли со всеми охочими. Ни пить, ни гулять его не тянуло. Зато он много времени проводил за разговорами с Фрости Сказителем, Гильсом Арфистом и Халльдором Виндсваллем. Гильс даже успел научить его играть на маленькой рогатой арфе. Не слишком сладкозвучно, но Хаген надеялся подтянуться и в этом умении. Вообще же, понимая, что мало где выпадет возможность поучиться владеть оружием, не подвергая себя большой опасности, дневал и ночевал на стридафельде, отрабатывая удары, пару раз заслужив одобрение Ингольфа Десять Рук. Привык держать щит, орудовать копьём, мечом и топором, и только со стрельбой из лука не ладилось. Стрелы летели куда угодно, кроме цели. На счету Хагена были три дырки в бочке и курица, которую он случайно проткнул. За это его прозвали Бочковой Хаген и Куробой. Довольно обидно, но парень лишь усмехался и продолжал упражняться…

На подначку Хродгара сын Альвара ответил тем, что показал ему топор. Хороший боевой топор с рукоятью в полтора альна, с серебряным плетёным узором и бородкой на лезвии, с хищно загнутым крюком с обратной от острия стороны. Хаген купил его на деньги, которые скопил, обыгрывая добрых людей в тэфли. Солнце гордо сверкнуло на серебре и стали. Хаген сказал:

— Ты-то, Хродгар сын Хрейдмара, Убийца Тролля, выпил больше всех и нашёл себе невесту, да только мало тебе с того вышло проку. А я нашёл Арнульфу союзников. И поглядим, как пойдёт дело, когда начнётся буря секир! Помогут ли вам ваши девки да ваше пиво…





6


К полудню второго дня пути пришлось завернуть на юг, на остров Линсей. Причина была та, что в обшивке корабля обнаружился зазор чуть ниже ваттенстафа, который при резком повороте или в непогоду стал бы причиной течи. Там и без того сочилась влага, и братьям Вестарсонам пришлось сидеть на мокром месте.

Чинить неполадку решили на хуторе Кракнест — Воронье Гнездо. Народ там, против ожидания, оказался приветлив и гостеприимен. Особенно после того, как Арнульф отпустил своих людей погулять напоследок, а старосте поселения дал пять гульденов — «на всякий случай».

— У тебя здесь, наверное, полно родичей? — насмехался Торкель над Краком. Тот ничего не сказал, мрачно нахохлившись над обшивкой. Рядом посасывал трубку клабатер Ёстейн, изучая своим единственным глазом неполадку.

Оказалось, что лопнул канат из елового корня, который удерживал доски обшивки вместе.

— Ты раньше не мог сказать, жопа одноглазая?! — напустился на клабатера Крак.

— Да откуда мне было знать?! — развёл руками Ёстейн. — Нечего было так драить борта! Бабы нет, вот и навалились со своими щётками со всей дури…

— Ага, лучше, когда днище в говнище, ты-то привык, вонючка морская. Скажи лучше, если пенькой заменить — удержит?

— Лучше канатом из моржовой кожи. Пусть кто-нибудь сбегает на хутор, здесь должны быть, а работы на пару часов. До сумерек отчалим!

Тут к Арнульфу подошёл один юноша из местных:

— Я принесу вам канат, который сто зим прослужит, если возьмёте с собой.

— Неси, — коротко кивнул Арнульф.

Парень убежал, вернулся с добычей и протянул Ёстейну толстый кожаный моток. Ёстейн и кормчий размотали канат, прощупали, подёргали и одобрили. Потом разобрали палубу и принялись за работу. Арнульф заметил, что услужливый юнец никуда не делся, и вздохнул:

— Что стал, дурачок? Иди отсюда. На тебе марку за помощь…

— Ты ли Арнульф сэконунг? — уточнил юноша. — Коли так, то теперь я знаю, кто из морских королей не держит слова. И, уж конечно, сочиню о тебе самый позорный нид.