Легион уходит в бой

Снова стою на обшивке корабля в скафандре. Мне нравится пустота космоса, где нет суеты, нет ничего. Только я и звезды. Надо мной переливается красками пылевая туманность.

Тянет на философские размышления. Что есть жизнь человека для Вселенной. Миг, которого она даже не заметит. Последние дни я часто выхожу через шлюз на обшивку крейсера и смотрю на окружающие меня светлячки звезд.

Сколько времени прошло с момента, как я оказался в космосе. Точно не скажу. Пару лет, может чуть поменьше. У моряков есть явление – «тоска по берегу».

А у меня развивается тоска по планете. Любой планете, где я смогу босиком пройтись по твердой земле. Вдохнуть полной грудью свежий воздух, наполненный ароматами, а не стерилизованную дыхательную смесь пустотных объектов.

Понимаю, накапливается усталость. Усталость от постоянного стресса. Как только я очнулся на станции сполотов, жизнь превратилась в гонку. Гонку со смертью.

Да, с одной стороны, я к ней привык. Жизнь военного сама по себе гонка со смертью. Но на Земле я знал, что в любой момент могу сойти, прервать гонку. Остановиться и отдышаться. А здесь такой возможности нет.

Меня просто несет вперед водоворотом, и выплыть пока не хватает сил. Может вот сейчас, просто открыть забрало и раствориться в космосе. Вселенная, смотрящая сейчас на меня, даже не моргнет.

Последнее время такие мысли посещали неоднократно. Видимо я реально устал. Устал от звездных войн, кораблей, станций. Хочу домой. Хандра. Хандра от безделья.

Мы уже третью неделю висим в системе, где назначена встреча с адмиралом Урсоном. А флота все нет и нет. На связь они не выходят. А мы храним радиомолчание, чтобы случайно не привлечь чужого внимание.

Этот сектор ничейный, но не пустой. Здесь летают корабли многих. И архов, и аграфов. Да и людские суда иногда мелькают.

Усталость. Устала душа. Тело-то как раз бодрое. Отдохнувшее, тренированное. В связи с появившимся свободным временем Ларс возобновил мою подготовку.

Он учил меня всему – пситехникам, тактике, рукопашному бою, диверсионной подготовке. Все, что он знал и умел, старался передать мне. Не знаю, кого он во мне видел, возможно, приемника.

Семью он потерял давно, а новой, так и не завел. Вот и старался передать мне свои знания. После схватки в рубке, рурх будто одномоментно постарел. Это стало заметно.

Все чаще он уединялся, хотя до этого старался вести активный образ жизни. Только во время тренировок он снова оживал. Я не раз видел такое состояние у людей – так ведут себя те, кто чувствуют свою смерть или же желают ее.

Сколько раз на моей памяти было такое, вроде человек оптимист, живчик, душа компании, но раз – и все. Замкнулся в себе, на контакт не идет, а через некоторое время погибали. Были исключения, но редко.

Как я относился к рурху? В нем я видел скорее отца, чем друга, да и разница в возрасте сказывалась. После того, как командование нашим непонятным вооруженным формированием оказалось на моих плечах, Ларс всегда поддерживал и советовал.

Именно он тогда, когда я собирался отправить транспорт к базе, переубедил меня, объяснив, что лучше опоздать на встречу с адмиралом, чем потерять наш единственный транспорт.

Он же напомнил мне об имеющемся рейдере «Игл», который вполне реально восстановить с учетом того, что на захваченной станции комплектующие для него были.

В общем, первый рейс за легионерами мы летели двумя кораблями – бывший транспорт работорговца и наш линейник. Как оказалось, не зря Ларс настоял именно на таком варианте действий.

В одной из промежуточных систем мы выскочили прямо под залпы двух корветов с отключенными идентификаторами. Явно пираты. Если бы транспортник был один, то мы бы его потерял, а вот вышедшему из прыжка вслед за ним крейсеру корветы были на один залп.

Нет, уничтожать мы их не стали. Сделали пару выстрелов по курсу, заставив заглушить двигатели и принять досмотровые команды. В результате у нас оказалось два неплохих корвета проекта «Орион».

Созданный для пограничников, корвет такого типа сочетал в себе высокую скорость и неплохую огневую мощь. Против крейсеров и линкоров, конечно, два плазменных и одно туннельное орудие среднего калибра маловато, но для переделанных транспортов, которые любили контрабандисты вполне.

В общем, к куску базы «Легиона», где нас с нетерпением ждали, мы добрались уже небольшим конвоем. Бывший экипаж корвета оставили в той же системе, где было столкновение. Посадили в бот и отпустили.

Смогут дождаться какого-нибудь транзитера – их счастье. Нет? Значит, нет. Судьба жестока. Особенно если играть с ней краплеными картами.

Больше происшествий в пути не было. До станции, точнее того, что от нее осталось, мы добрались спокойно. По прибытии транспорт сразу встал под разгрузку комплектующих для «Игла», и погрузку людей.

Инженеры занялись срочным приведением в порядок рейдера. По плану обратный рейс будет осуществлен уже после того, как его приведут в более-менее приемлемое состояние. Но дожидаться этого мы не стали, оставив для охраны оба захваченных корвета, сами на всех парах рванули в систему, где была назначена встреча.

На полпути пришло сообщение от Урсона, в оговоренные сроки флот подойти не успевает. Возникли непредвиденные обстоятельства. Поэтому нас встретила пустая система с переродившейся звездой, когда-то здесь были и планеты и, возможно, даже жизнь.

Но звезда, превратившаяся в сверхновую, превратила систему в рай для шахтеров и ад для пилотов. Почти все пространство было забито обломками и пылью от разрушенных планет. В принципе, поэтому местом встречи ее и выбрали.

Здесь легко можно было спрятать все корабли, имеющиеся у Содружества, что уж говорить об одном флоте неполного состава. Постепенно мысли от недавних событий перетекли в более далекое прошлое.

Не знаю почему, но я вспомнил прапорщика Крамаренко, был у нас такой старшина в роте. «Краповый берет», ветеран всех конфликтов конца двадцатого, начала двадцать первого века. Он и нас гонял постоянно по боевой подготовке, даже организовал сдачу на шеврон спецназа…

2…г. Северный Кавказ, застава внутренних войск.

Пот заливает глаза. Дышать на палящем южном солнце, да еще и в противогазе, нечем. Легкие буквально горят от недостатка кислорода. Но нужно бежать.

Еще три километра, естественно никто солдат далеко от заставы не отправлял, все-таки не мирное время. Десять километров наматывали вокруг заставы, но бежать от этого было не легче.

По полной боевой и со штатным оружием. Без малого – почти тридцать килограмм. Виктор уже не раз за то время пока наматывал круги, пожалел о своем желании получить право на заветный шеврон спецназовца.

Дыхалка сбита, ноги еле передвигаются, а второе дыхание все не открывается и не открывается. Но остановиться не позволяет природное упрямство. Из двадцати человек, решивших испытать себя, к концу марш-броска осталось лишь десять, остальные просто не выдержали.

Завершив последний круг, все без исключения попадали на землю без сил. От напряжения болело все что можно, глаза слипались. Вот только никто не дал солдатам отдохнуть.

Старшина хорошо поставленным голосом скомандовал конец отдыха. Дальше уже бежать не нужно было, ждала полоса препятствий организованная здесь же под прикрытием пулеметов и бронемашин.


Только вместо оборудованной трассы были использованы старые окопы и блиндажи, чуть подправленные свежесрубленными жердями, а вместо штурма здания, был спуск со склона горы, отвесно обрывающегося прямо у заставы. На вершине была организованна огневая точка с АГСами.

Вот от этой позиции и предполагалось спускаться, на всем протяжении спуска были заложены взрыв-пакеты. Поэтому складывалось ощущение, что путь проходит под реальным обстрелом, что весьма способствовало ускоренному выполнению данной задачи.

Ну и завершалась сдача рукопашным поединком. За неимением на заставе инструкторов-спецназовцев, поединок проводился с бойцами, стоящего здесь же отряда ОМОНа.

На бой Виктор вышел можно сказать на последнем издыхании. Сил не было даже стоять, что уж говорить про победу над матерыми спецами. Первые две минуты боя Витя больше напоминал боксерскую грушу, сколько раз оказывался на земле неизвестно, но раз за разом поднимался и вновь шел в атаку, пытаясь достать хоть одного противника.

К середине отведенного времени у Виктора внезапно проявилось то странное состояние, которое он позже обозвал метроном. Стук уход перекатом в сторону, уклоняясь от удара ногой в корпус. Стук – не вставая с земли, подсечка ногой ближайшего из омоновцев, не ожидавший этого боец падает и тут же получает еще один удар в голову.

Прапорщик, выступающий в роли судьи, тут же подходит к нему и начинает отсчет до десяти. Это Виктор видит боковым зрением, но отвлекаться некогда.

Осталось еще двое. Стук – прыжком встать на ноги. Стук – двое оставшихся, не поняли, что произошло. Они пытаются зайти с двух сторон. Прыжок и удар двумя ногами в грудь омоновца подходящего справа.

Тот от удара переступает назад и, видимо обо, что-то споткнувшись, выпадает из круга, ограничившего площадку для спарринга. Остался один. Но этот так легко не попадется, видно сразу – опытный боец.

Двое попали под раздачу от неожиданности. А вот последний, оказавшись один на один, резко подобрался, движения стали текучими. В атаку он не бросался, медленно обходил по кругу, выжидая удобного момента. Виктор понимал, долго он в состоянии ускоренного восприятия не продержится, чувствовал, как возвращается боль, до того поутихшая.

Времени не оставалось, поэтому, уже попрощавшись с шевроном, но мысли сдаться даже не возникло, ринулся в ближний бой. Дальше была «рубка». Сила на силу, удар на удар.

Виктору повезло. Противник открылся на мгновение, но этого хватило, для одного удара снизу в челюсть. Омоновец упал. Бег стоял на ногах, и даже не осознавал, что сдал, глаза заливала кровь из разрубленной брови, его качало, но он стоял. Ровно столько, сколько понадобилось прапорщику времени подойти к нему, констатировать нокаут у омоновца и вскинуть вверх руку победителя.

Виктор так и упал без чувств, с поднятой вверх рукой.





* * *


Из воспоминаний меня вывел сигнал вызова по нейросети. Помнится, тогда только пятеро из двадцати получили право на ношение шеврона – рука, сжимающая автомат на фоне звезды. Сами шевроны нам вручал прапорщик Крамаренко перед строем на заставе, в одном строю стояли бойцы нашего взвода и ОМОНа.

У солдата радостей немного, особенно на войне, поэтому вручение стало знаковым событием. Я был очень горд, что смог, заслужил. Потом была сдача на право ношения берета, но уже таких эмоций не было.

Тогда это была победа над собой, а сдача на берет – привычная работа. Все-таки за спиной к тому моменту был не один год службы в спецназе. Эх, хорошее время было. Молодость.

Хватит ностальгировать, вызывал Ларс, а он по пустякам тревожить бы не стал. Даю команду на соединение.

– Вик, с зондов, раскиданных в системе, поступают данные о формировании нескольких воронок гиперперехода. Давай внутрь. Похоже, орлы Урсона все-таки добрались. Но могут быть и не они. – Ларс сразу перешел к делу. Он знал о моей мелкой слабости – люблю побыть наедине со звездами, но сейчас действительно стоит находиться в рубке.

– Хорошо. Сейчас буду. – ответив, я отключился, и еще раз кинув взгляд на наливающуюся красным цветом пылевую туманность, направился в сторону шлюза.





* * *


Капитан Джеф Мирт с тоской смотрел в потолок, лежа на верхнем ярусе двухэтажной кровати. На крейсере, который принял их бот при эвакуации с планеты, был переполнен, помимо штатного экипажа, здесь же был почти батальон пехоты.

На такое количество людей корабль просто не был рассчитан. Свободных кают не было. Ютились по четыре человека. Джефу с тремя офицерами планетарных войск, еще можно сказать повезло, им досталась каюта.

Большинство же бойцов расположились в технических помещениях. Без нормальных удобств. Корабельные техники оборудовали простые лежанки, чтобы люди хотя бы не на полу спали. Вот и весь уют.

Месяц, именно столько они летят неизвестно куда. Тогда на планете, выйдя к месту, где стоял его батальон, они обнаружили лишь большую оплавленную воронку от попадания, явно чего-то крупнокалиберного.

Потом была передача по открытой волне о срочной эвакуации с планеты и сообщение о том, что в систему вошли корабли Ордена Хранителей Аратана. Точкой эвакуации для его взвода был корпусной космодром, триста километров на север от нынешнего местоположения. Они тогда кое-как успели. Можно сказать, вскочили на подножку отходящего поезда.

Места на транспортах уже закончились, и их бот был направлен на средний крейсер-конвойник. Потом был прорыв, уже находясь на борту Джеф узнал, что из корпуса эвакуироваться смогло меньше половины, остальные попали под удар штурмовиков Ордена. Тогда в нем разгорелась ненависть, за погибших друзей, за всех знакомых, он готов рвать орденцев голыми руками.

Вот уже месяц они прорываются по тылам аграфов к известной только командирам кораблей точке сбора флота. По слухам их там должны ждать, но вот кто неизвестно. За этот месяц потери увеличились.

На всех раненых не хватило медкапсул. Аграфы не один, и не два раза пытались взять крейсер на абордаж. Корабль был поврежден. На память о рейде по Галантэ у Джефа имеется ожог на половину лица.

Ненависть, ненависть и безысходность. Вот те чувства, которые остались у капитана Мирта. Надежда умерла. Вряд ли они смогут добраться до места встречи. Перед крайним прыжком в корабль попал снаряд крупнокалиберного туннельника.

Знакомый техник по секрету рассказал – поврежден силовой каркас, то, что корабль смог уйти в гиперпрыжок и не развалиться, уже чудо. Такие повреждения ремонтируются только в условиях верфи. Если в следующей системе не будет других кораблей флота, то им всем конец, крейсер дальше лететь не сможет.

Останется два варинта, медленно умирать на обездвиженном крейсере или быть уничтоженными аграфами, которые рано или поздно, но найдут беглецов. Несмотря на тяжелейшее положение паники на борту не было.

Здесь все-таки собрались военные. А любой профессиональный солдат фаталист по определению. Джеф смотрел в потолок и предавался меланхолии.