Кто убил Оливию Коллинз?

Они зашли к Соланке в №2, но оказалось, что Лили все еще искала Вулфа.

— Он, наверное, в шалаше на дереве, — сказал им Дэвид. — Лили отправилась за ним туда.

— Мы пойдем, проконтролируем ситуацию, — сказала Эмма.

Они вышли за забор, и Фрэнк укоризненно поцокал языком.

— Буря в стакане воды, — сказал он Эмме. — Мне это только кажется, или нынешние родители действительно превращают воспитание детей в какую-то тяжелую работу? Столько размышлений, разговоров, сложная внутрисемейная политика. Эта парочка испортит своих детей, сколько бы они вокруг них ни плясали. Как и все остальные родители.

Эмма мрачно улыбнулась.

— А у тебя разве есть дети, Фрэнк? — спросила она.

Тот ощетинился.

— Нет. Но я не понимаю, почему у меня не может быть своего мнения на этот счет.

— Я этого не говорила, — сказала Эмма. Но поздно, он уже понесся вперед широкими шагами, зная, что она не сможет за ним угнаться.

Ну что за мужик! Можно подумать, что Фрэнк поставил целью жизни все время понимать ее неправильно.

Пройдя вдоль дома, они оказались на заднем дворе Хеннесси. Лили стояла на лужайке под огромным деревом — опущенные вниз руки сжаты в кулаки — и кричала что-то наверх, в гущу ветвей.

Они направились к ней, и Эмма вдруг почувствовала, что наступила на что-то мягкое. Она посмотрела под ноги.

— Фу! Господи, да что ж, блин, такое!

Фрэнк, который шел рядом, так и подскочил на месте. Даже Лили повернула голову.

— Что такое?

Эмма указала себе под ноги на мертвую птицу, на которую она наступила, выдавив на траву кишащие червями внутренности.

Фрэнк, к его чести, воздержался от шуточек.

— Я принесу пакет, — сказал он. — Надо это убрать. Тебе, наверное, нужно отчистить туфлю?

Эмма позеленела, представив себе, что сейчас прилипло к подошве.

Она сунула руку в свою сумку и достала пару тоненьких балеток, которыми пользовалась для вождения.

— Знаешь что? — спросила она. — Принеси два пакета.

Держась за его руку, она выскользнула из туфель на блочных каблуках и надела балетки.

— Я так племянницу свою вожу в танцевальный кружок на репетиции, — пошутил Фрэнк.

— Не такая уж я молоденькая, — сказала Эмма. — И вообще, непонятно, если мне нельзя напоминать тебе о возрасте — почему тебе можно шутить насчет моего.

Фрэнка это явно озадачило, но он ничего не сказал. Вместо этого он направился к задней двери дома Хеннесси и громко постучал.

Эмма оставила свои туфли на каблуках в траве и продолжила путь в сторону Лили. Подойдя к дереву, она разглядела деревянное сооружение на ветках высоко над землей.

— Что там такое? — спросила Лили.

— Мертвая птица.

Лили наморщила нос.

— Ваш сын там, наверху? — спросила Эмма.

— Да. Он не хочет спускаться. А я не хочу подниматься к нему. Он иногда… — Лили всплеснула руками.

Эмма смотрела на красный след на щеке Лили. До этого она его не заметила, может быть потому, что темная кожа Лили еще больше потемнела от бега.

— Что это у вас?

— Что? — Лили закрыла щеку ладонью.

— Это Вулф вас так?

— Нечаянно ударилась.


Эмма кивнула.

— Что, если я на дерево залезу, поговорю с ним? Все же тетя из полиции — это не мама.

Лили собралась было возразить, но мгновенно передумала.

— Надо, чтобы он спустился, — сказала она, признавая поражение. — Я боюсь высоты, и ему это прекрасно известно.

Фрэнк уже вернулся к мертвой птице с двумя пластиковыми пакетами из супермаркета в руках. В один пакет он сгреб ее туфли.

Эмма зацепилась за нижнюю ветку дерева и полезла дальше.

Она уже и забыла, как это здорово — лазить по деревьям. У нее это всегда прекрасно получалось. Ее маленькие ноги с высоким подъемом, обутые в мягкие балетки, легко находили удобные зацепки и трещины в коре, и она вмиг взобралась на самый верх, к шалашу.

Она позволила себе немного передохнуть и погордиться своим достижением.

Вулф сидел на полу шалаша и плел нечто вроде корзинки из соломы, которую брал из кучи на полу. То ли солома уже лежала здесь раньше, то ли он притащил ее с собой, непонятно.

Он даже не взглянул на Эмму, которая забралась внутрь и уселась на доски рядом с ним, но движения пальцев и ритм дыхания немного замедлились.

Эмма села, скрестив ноги. Она взяла три длинные соломины и начала заплетать их в косичку.

— Меня зовут Эмма, — сказала она.

Вулф промолчал.

— Я из полиции. Детектив. Как по телевизору показывают.

Тишина.

— У тебя здорово получается. Я вот не умею делать такие вещи. У меня лучше получается разбирать на части, чем собирать. Может быть, детективу это как раз и нужно. Уметь все разобрать.

Вулф не спеша трудился над своей поделкой. Эмма разглядела, что он плетет не как попало, а сооружает замысловатый узор. Получалось очень симпатично.

— Там внизу твоя мама, — продолжала Эмма. — Она немного за тебя волнуется. Наверное, ты и сам понимаешь. Слышал, что она тебя зовет. Она не хочет сюда лезть, не хочет тебя расстраивать. И потом, она боится высоты.

Вулф пожал плечами.

Эмма доплела свою косичку.

— Пригодится тебе? — спросила она и предложила ее ему.

Он глянул на косичку.

— Хорошая, — сказал он, встретившись с ней взглядом, но тут же отвел глаза.

Классические симптомы, подумала Эмма. Но в мягкой форме.

— Я раньше часто плела всякие вещи со своим братом, — сказала она. — Он уже большой. Учится, хочет стать ученым. Он очень умный. Мне кажется, ты тоже очень умный. Я не ошиблась?

Вулф снова пожал плечами.

— Родители говорят, что да. Моя сестра считает, что нет.

— Твоя сестра, Лили-Мэй? Вы же близнецы, да?

— Ну да.

— Когда была маленькая, всегда хотелось сестру или брата-двойняшку.

— Ничего хорошего.

— Правда?

— Правда. Она вечно ходит за мной. Хочет все делать вместе. Я один раз прочел статью в журнале. Наверное, родители забыли спрятать. Там писали, что ребенок съел своего близнеца в утробе.

— Лили-Мэй повезло, что ты ее не съел.

— Это мне повезло, что она меня не съела.

— Иногда хочется побыть одному, это нормально. Я сейчас живу одна. Никогда не думала, что мне это понравится, но, оказывается, очень даже здорово. Никто не занимает туалет, когда мне туда хочется. Никто не выпьет мое молоко, не съест мои котлеты. И всегда можно принять ванну, не опасаясь, что кто-то другой слил всю горячую воду.

— Ага. Мы раньше вместе купались, но теперь уже слишком большие. Мне нравится самому по себе, но…