Кто убил Оливию Коллинз?

— Ивонна для тебя приготовила. Сделала целую кастрюлю карри, а то в холодильнике оставалось полно курицы. Там в пакете хлеб и карри. Мы утром на пароме позавтракаем. Не пропадать же добру.

— Это точно, — сказал Фрэнк, принимая передачу.

Он вставил ключ в замочную скважину под первые звуки вечернего хора матерей, сзывающих детей по домам ужинать.

Дом встретил тишиной и прохладой. Несколько лет назад Фрэнк установил стеклопакеты. Тогда он работал в ночную смену, отсыпаться приходилось днем. Не заставишь же соседей весь день соблюдать тишину, пока он не выспится! Уж лучше принять превентивные меры, чем возненавидеть род человеческий.

Он прошел на кухню и разобрал оставленные ему продукты: полбуханки хлеба, яблоки, литр молока, упаковка ветчины, четыре детских йогурта.

— Йогурты, ну нихера себе! — произнес Фрэнк и тут же добавил: — Извини, Мона.

Ивонна, видимо, просто прикололась.

Зато карри у нее что надо. Умеет женщина готовить, не поспоришь. Он развернул фольгу, засунул посудину в микроволновку и направился в гостиную за ноутбуком. В коридоре он остановился у фотографии Моны в день свадьбы и, благо руки освободились, приложил пальцы к губам, а потом коснулся ее лица. Этот ритуал он повторял каждый день, уходя из дома и возвращаясь. Временами он разговаривал с ней, просто чтобы нарушить тишину.

Странный сегодня день, — сказал он. — И жаркий. Удивительно, как у Эммы штукатурка на лице не расплавилась.

Он нашел ноутбук на журнальном столике рядом с недопитой чашкой утреннего кофе. У Фрэнка все всегда находилось там, где он это оставил.

За исключением жены, которую он оставил дома в постели тем утром и больше никогда не видел живой. Поздним вечером, на пути домой с двенадцатичасовой смены в больнице, где она работала медсестрой, Мона повстречалась с пьяным водителем. Когда опрокинутую машину вытащили из заполненной водой канавы и поставили на колеса, тело с трудом можно было опознать.

Он потерял свою Мону пятнадцать лет назад.

Фрэнк решил поужинать карри на кухне. Мона не любила, когда они ели в гостиной, поставив тарелки на колени. Слишком неопрятно, говорила она, именно с этого начинается распад брака.

— Думаешь, мы в конце концов разведемся, если будем есть перед теликом? — смеялся Фрэнк. — Неужели у нас так все хрупко?

— Во-первых, мы смотрим за едой телевизор, вместо того чтобы разговаривать. Потом начнем сидеть на отдельных креслах, а не рядом в обнимку. Потом засыпать с книжкой, вместо секса. Потом раздельные постели. Дальше отдельные спальни, потому что мне невыносим твой храп, и мы уже все равно не спим вместе. Затем у кого-то из нас начнется кризис среднего возраста, и захочется человеческого тепла, которого нет в браке. Начнутся измены. И вот уже он ужинает со мной и разговаривает. И мне придется бросить тебя и уйти к нему.

— Постой, почему это у тебя появляется любовник? Вот ты какая, изменщица!

— Сядь за стол, дорогой, и не придется волноваться в будущем о моей добродетели.

Фрэнк достал пиво из холодильника, и тут же звякнула микроволновка. Он вытащил контейнер, присел к столу и принялся радостно поедать курицу с рисом, одновременно открывая веб-сайт с сегодняшними ставками.

Только он устроился, как зажужжал мобильный телефон. Звонила Амира из отдела криминалистики. Судя по окружающему шуму, она разговаривала с ним, стоя на улице у паба.

— Тебе патологоанатом еще не звонил? — спросила она.

Она говорила медленно, язык заплетался, поди, приняла три джин-тоника, а то и четыре.

— Пока глухо, — сказал Фрэнк.

— Я тут в баре.

— Я уже вывел это методом дедукции.

— Пьянствую с Беном из патологоанатомии.

— Вот как? — заинтересовался Фрэнк. — И что ж он говорит?

— Я так понимаю, завтра его божественность самолично отправит тебе отчет. Надеюсь, он не растерзает Бена, за слив информации.

— Надеюсь, Бен сливает только тебе, а то я сам его замочу, без участия начальства.

— Ну да, ну да. Если тебе интересно, то это был инфаркт. Спровоцированный вдыханием угарного газа. Но произошло все очень быстро. Бен говорит, яда в организме было столько же, как обычно бывает при смерти от отравления. Оказывается, у нее был недиагностированный порок сердца, поэтому оно сразу остановилось. Иначе сначала началась бы головная боль, тошнота, дурнота, и, возможно, она бы поняла, что творится неладное. Скорее всего, когда она звонила в полицию, у нее уже случился инфаркт, а утечку она так и не заметила.

— Понятно, — сказал Фрэнк. Он потер подбородок, переваривая услышанное. — Стало быть, если ей не диагностировали проблемы с сердцем, никто не мог о них знать.

— Очевидно. А что? Думаешь, кто-то поковырялся у нее в котле, но не собирался ее убивать? Надеялся, что она поймет, что происходит, и отделается легким недомоганием?

— Если кто-то, кроме самой Оливии, ковырялся в этом котле.

— Да брось ты, Фрэнк, ты все еще на что-то надеешься? Зачем ей нам звонить, если она собиралась покончить с собой?

— Может, передумала?

Амира фыркнула.

— Давай-давай. Мечтать не вредно. Ладно, сам-то чем занимаешься? Не хочешь присоединиться?

— Я работаю, — сказал Фрэнк.

— А я что делаю, по-твоему?


— Приятного вечера, дорогая. Бену привет.

Он сбросил звонок.

— Мы просто друзья, — заверил он Мону, проходя мимо фотографии по дороге в туалет. — Просто друзья.





Лили и Дэвид

№2




Они уложили детей спать.

Сегодня так им ничего и не рассказали. Дэвид выдвинул странную теорию: утром, на ясном солнышке, все пройдет спокойнее и легче. Они тянули время, оба, и Лили с радостью согласилась на такой вариант. Она почти не сомневалась, что дети и так уже все знают. Но когда они им расскажут, особенно Вулфу, догадки станут реальностью, а пока можно поиграть в неопределенность.

Она стояла у плиты, рассеянно помешивая и приправляя суп, в который покрошила выращенную Дэвидом морковку. Готовила она без всякого интереса, совершенно механически.

Дэвид подошел к ней сзади и обнял за талию.

— Ты где витаешь, любимая?

Лили нахмурилась.

— Что?

— Проснись, красавица. Ты только что в суп сахара сыпанула.

— Разве? — Лили посмотрела на кастрюлю. — Неужели?

Дэвид развернул ее лицом к себе.

— Брось свою стряпню. Как мне тебя развеселить?

Лили пожала плечами. Она действительно слишком заморочена последнее время: работа, семья, соседи.

Дэвид внимательно посмотрел на нее, а потом направился к музыкальному центру с айподом. Пока она недоумевающе смотрела на него, он включил нигерийскую музыку, в плавном ритме сальсы, и задвигался в танце, направляясь к ней.

Лили не выдержала и рассмеялась.

— Неужели я так смешно кривляюсь?

Лили улыбнулась и кивнула. Муж обнял ее и увлек в танец, кружа и снова заключая в объятия.

— Давай просто танцевать, — прошептал он ей в ухо. — Мы сегодня свободны, нам никто не нужен, и не о чем волноваться и грустить.

Лили отдалась ритму танца, но на душе оставалась тяжесть.

Не о чем волноваться? Да прямо! После всего, что случилось?

Он снова закружил ее, но улыбка исчезла с лица Лили.

Чему же, ну чему так радуется Дэвид?





Крисси и Мэтт

№5




Мэтт говорил и говорил не переставая. Он ходил из комнаты в комнату, рассуждая о событиях дня, о реакции соседей: кто что сказал, кто что сделал. Нескончаемая трепотня. Крисси много лет не видела его таким разговорчивым. Ей хотелось только одного: чтобы он наконец заткнулся. Голова пухнет, пусть хоть пять минут помолчит, чтобы собраться с мыслями.

Он вернулся из кухни и встал между Крисси и телевизором, и ей волей-неволей пришлось посмотреть на него.