Крылья бабочки

— Все в порядке? — к ним подошла стройная блондинка в обтягивающих темных джинсах и тонкой черной рубашке. — Может, повторить напитки?

— Повтори, — не глядя на своего администратора, бросил Тони. А Брендон из-под полуопущенных век рассматривал девушку. В этом клубе он бывал пару раз и спал с Кристиной тоже пару раз. Она была привлекательной, игривой и доступной. Ее смена заканчивалась в час, а яркий блеск в глазах отвечал согласием на невысказанное предложение снова поехать с ним.



Такси быстро несло их по свободным улицам, редко спотыкаясь о красный сигнал светофора. Брендон вольготно раскинулся на заднем сидении, а Кристина, не стыдясь водителя, прижималась к нему, ныряя рукой в прорезь между пуговицами рубашки: поглаживала грудь и живот. Перебросив стройную ножку через его колено, она медленно терлась бедром о пах, довольно улыбаясь, ощущая, что выпуклость становится заметнее.

Брендон даже глазом не моргнул, когда она расстегнула ему ширинку, через белье лаская член, продолжая бросать взгляды на ночные городские пейзажи. Ухоженные краснокирпичные дома Вест-Виллиджа, освещенные рассеянным желтым светом фонарей, смотрели на него с укоризной. Уже второй час ночи, а завтра только четверг — практически все окна были темные, только редкие светлые пятна разбавляли сумрачные фасады яркими лучиками.

— Притормози-ка здесь, — велел Брендон, скидывая с себя проворные женские пальчики и поправляя одежду. — Ты где живешь? — спросил он у Кристины.

— В Бруклине, — озадаченно моргнула она, не понимая, куда испарился красивый возбужденный мужчина, оставив делового, напрочь лишенного заинтересованности в ней незнакомца.

— Отвези девушку в Бруклин, — Брендон легонько стукнул водителя по плечу, оставляя там пятидесятидолларовую купюру, и вышел.

***

Трейси сидела на кровати с ноутбуком, пролистывая страницы юридического чата. Надо бы уже ложиться, но сон отчего-то не шел. Шальная мысль: прошерстить по новой брачный контракт Палмеров, ища несостыковки и лазейки, вспыхнула, но тут же погасла. В этом деле нужна свежая голова. Лучше уж посмотреть забавную комедию, засыпая, не выдержав безудержного веселья, через пятнадцать минут.

Она нашла старый фильм с Люсиль Болл, легла поперек кровати, подтягивая под грудь подушку и поправляя одной рукой задравшиеся до самых ягодиц шелковые шорты. Пошла заставка, увлекая Трейси в далекий мир черно-белого кино, но громко запищавший домофон развеял магию.

— Кто? — обеспокоенно произнесла она. Ей хватило короткого «я», чтобы тут же нажать на кнопку. Брендон приехал в такое время? У Трейси в голове пронеслись миллион причин и тысяча поводов, и ни один из них ей не нравился. Она распахнула дверь, дожидаясь, когда он поднимется, и поправила куцый пучок, который собрала, выйдя из ванной.

— Все нормально? — Трейси придирчиво осмотрела его с головы до ног: видимых повреждений на первый взгляд не было, разве что рубашка сидела слегка небрежно, а терпкий запах алкоголя и сладких женских духов с размаху ударял в нос, стоило ему приблизиться. Брендон, опершись о дверной косяк, участливо спросил:

— Не разбудил?

— Нет, я работала, — слукавила Трейси, не желая следующие лет пять выслушивать насмешки и язвительные комментарии относительно своего вкуса.

— Войти можно?

— Конечно, — она отступила ото входа, впуская его в просторный светлый коридор. — Так что случилось?

— Я дурак.

— Ты пришел ночью, чтобы сказать мне это! — воскликнула Трейси, проклиная его идиотскую привычку напускать тумана.

— Не это. — Брендон скинул пальто, бросил его на мягкое бархатное кресло, стоявшее в углу, и, обвив ее талию рукой, медленно привлек к себе. Стянул с темных волос резинку, позволяя им дразнящими движениями пощекотать ее плечи.

Трейси не отстранилась и не напряглась, только шепнула его имя:

— Брендон… — Он громко вдохнул цитрусовый аромат ее волос и нехотя отпустил.

— Я скучаю по Аспену, по тебе, по нас, — тихо признался он.

— Именно поэтому от тебя несет женскими духами? — Трейси не смогла сдержать иронию, хотя и не ревновала в привычном смысле, конечно. Они провели чудесный отпуск в Колорадо, но она всеми силами старалась не привязываться к нему, как к мужчине, воспринимая это как секс ради секса, а отрезвительный игнор, который устроил Брендон по возвращении, действительно сработал: они спокойно поговорили и благополучно забыли это небольшое любовное приключение. Почти забыли.

— Трейси, я мудак, — честно и без прикрас констатировал он. — Но я хочу попытаться не быть таким уж мудаком. Правда, я скорее всего продолжу исчезать, долго не звонить и уж точно буду забывать о праздниках, — перечислял Брендон, пока не наткнулся на удивленный взгляд.

— Мне кажется, у тебя есть какое-то предложение? — после нескольких долгих секунд игры в гляделки вернула его же, сказанные пару недель назад, слова.

— То ли, сё ли, — шутил Брендон, но в ореховых глазах явственно читалась неуверенность. — Ты же понимаешь, о чем я.

— Не понимаю. — Трейси в притворном недоумении округлила глаза. — Уверена, что с искусством речи у тебя проблем нет.

Брендон резко выбросил вперед руки, обхватывая ее за бедра и поднимая.

— С этим у меня проблем никогда не было! — Он накрыл ее губы своими, показывая, а не рассказывая. Говорить о чувствах оказалось сложнее.

Трейси сначала уперлась руками ему в плечи, протестуя, желая услышать, что Брендон нуждается в ней, но потом расслабилась и вернула поцелуй. Почему бы не сделать шаг навстречу? Отступить она всегда успеет. Она ведь ничего не теряет. Наверное.

Магия чужих тайн, или куда приводит любопытство...

Трейси, вернувшись с делового обеда со старшим партнером, кивнула увлеченно консультировавшей клиента по телефону Сидни и поспешила в свой кабинет. Они с мистером Уиллетом обсудили стратегию защиты интересов Меган Палмер, которую предложила Трейси — он остался доволен, предчувствуя положительный исход.

В офисе было многолюдно: Дэн Коллинз пытался успокоить нервную чернокожую женщину, прижимавшую к себе девочку лет шести; представительный мужчина в дорогом синем костюме угрожал одному из младших юристов, что подаст на фирму в суд; кто-то громко говорил по телефону, не потрудившись прикрыть дверь в кабинет, а в дальнем углу, возле аппарата с кофе и вендинговой машиной, даже стоял молодой мужчина в сутане.

«Кто-то будет работать бесплатно», — подумала Трейси, встретившись со спокойными глазами священника. Она ловко лавировала меж живых эмоциональных препятствий, словно горная река, умело обтекающая острые камни. Улыбалась коллегам и закатывала глаза, отвечая взглядом, что помочь не может: своих дел по горло, а брать новые — значит разорваться.

Трейси нырнула в тихую гавань, которой казался небольшой кабинет, и захлопнула дверь, отсекая себя от шума и суеты. Ей нужна свободная голова, чтобы еще раз все хорошенько обдумать. Бросив сумку на кожаный диван, она не сразу обратила внимание на роскошный букет, стоявший на столе. Нежные белые розы, у основания даже зеленоватые, с прозрачными капельками на бархатных лепестках — такие, как ей всегда нравились. Трейси непроизвольно дотронулась до бриллианта, висевшего на шее: розы были обсыпаны прозрачной росой, словно драгоценными камнями. Стук в дверь заставил встрепенуться, а звонкий женский голос не заставил себя долго ждать.

— Трейси, тебе звонили. — Сидни протянула ей исписанный листок с номерами и именами.


— Что это? — кивнула на стол удивленная Трейси.

— Это принес курьер час назад. Там есть карточка. — Сидни заговорщически подмигнула, поправляя тонкую оправу очков. Уходить она не спешила, надеясь удовлетворить любопытство.

Трейси подошла и вынула крошечный белый конвертик.

Согласен, «День Влюбленных» дурацкий праздник, но тебе ведь нравятся белые цветы…



Б.

Она бросила косой взгляд на календарь: двадцатое февраля. «Лучше поздно чем никогда», — улыбаясь, рассудила она, прижимая карточку к груди.

— От кого? — нетерпеливо допытывалась Сидни. Они были одного возраста и частенько после работы ходили в японский ресторанчик за углом: отдохнуть от работы и потрепаться о жизни, но посвящать коллег в их с Брендоном роман Трейси не хотела. Она сунула записку в карман пиджака, подошла к Сидни и, шутливо поправив русый хвост, тяжело вздохнула:

— Без подписи.

Их с Брендоном отношения традиционными можно было назвать с большой натяжкой. Он все так же мог не отвечать на звонки, иногда пропадать на несколько дней, но хотя бы начал перезванивать и объяснять, чем занимался. Трейси старалась не давить на него, удерживая исключительно подле себя. Она ценила его искренние попытки впустить ее в свою жизнь. Ведь не только ему было тяжело подстраиваться под Трейси. Они оба: сформировавшиеся личности, привыкшие жить в собственном ритме, но однозначно — оно того стоило! Была ли это любовь или только страсть — еще предстояло выяснить, но им определенно было хорошо вместе: жаркие споры, веселые шутки и фантастический секс.

Трейси даже с его родителями успела познакомиться поближе. К сожалению, особняк Грейси она так и не посетила: резиденция мэра использовалась исключительно для торжественных мероприятий, но в шикарном пентхаусе на Парк-Авеню, официально считавшимся отчим домом для Брендона, побывала. Адам Стеклер ей нравился: обаятельный и умный мужчина; Патрисия Стеклер отнеслась к Трейси более сдержанно, но недовольства не выказывала. Возможно, ко всем, кроме сына, она относилась с прохладцей — особенность характера.

Брендон любил и уважал родителей, но часто к ним не заглядывал. Он тяготился тех рамок, в которые его с самого детства загоняло общество, центром которого он стремится стать. Ему было тесно в них, любое ущемление свободы воспринималось как личное оскорбление, и как ни прискорбно признавать: в отношениях ему тоже было душно. Ведь его отлучки связаны именно с этим: ему необходимо глотнуть свежего воздуха и побыть одному. Отдохнуть ото всех, и от нее в том числе. Нет, он бы никогда не согласился стать бедным, но свободным итальянским рыбаком: знай себе уди рыбу! Высокомерием и надменностью Брендон обладал в достатке, и он искренне наслаждался своим привилегированным положением, просто считал систему несовершенной, а некоторые законы и требования общества — абсолютно устаревшими. Он не хотел детей, не хотел жениться, не хотел любить всю жизнь одну женщину. Не потому, что не способен взять на себя ответственность или боится, что не выдержит семейной жизни, а просто потому, что не хочет. Но Брендон отдавал себе отчет, что все это его ждет, по-другому не может быть, если он все-таки не решит стать вольным художником, отбросив свои амбициозные планы. Трейси видела его метания и принимала их. Наверное, как и всякая женщина надеялась изменить мужчину и его циничное отношение к любви.

Широко зевнув и потянувшись, Трейси перевернулась на другой бок, утыкаясь носом в крепкое мужское плечо. Кожа Брендона пахла ягодным французским мылом, которое она купила и оставила у него, чтобы после душа не пахнуть как здоровый брутальный мужик. Но нежная бархатистая пена и тонкий сладкий аромат нравился не только Трейси: мужчина стал пахнуть, как сладкий леденец, и провалиться ей на месте, если это не было безумно возбуждающим!

Она приподнялась на локтях, рассматривая его лицо, частично сокрытое темным ночным покровом. Красота Брендона была по-настоящему мужской, с четкими линиями и резкими чертами: прямой нос, крепкий подбородок, ярко выраженные скулы, только длинные черные ресницы и полные губы чуть смягчали агрессивную внешность. Она хихикнула: если бы ей рассказали, что такой мужчина предпочитает на завтрак молочную кашу и мятный чай — не поверила бы!

Трейси осторожно подцепила пальцем тонкую цепочку с распятием и аккуратно потянула, чтобы она не так сильно давила на шею и не порвалась, затем откинула одеяло и встала. Подхватив лежавшую на полу серую футболку, она надела ее и вышла из спальни.

Что ее разбудило — уже не вспомнить, но слова благодарности были исключительно нецензурные. Ночью на Трейси всегда нападал голод, и если бы она была у себя — никаких проблем: привлекательного для желудка в холодильнике обычно было не много, но это не ее дом, а хозяин этого с каждым днем удивлял все больше и больше.

Трейси прошла через тонувшую в ночном сумраке внушительную гостиную, задержавшись на несколько мгновений у фортепиано и погладив пальцами блестящую крышку. Брендон, если Трейси просила, а настроение у него было соответствующим, играл для нее. Тогда она удобно устраивалась рядом и, обняв захваченную с дивана мягкую подушку, принималась слушать и жадно следить за его пальцами. Ловкие искусные руки без труда извлекали из громоздкого инструмента чарующую музыку: иногда нежную и лирическую, иногда дерзкую и сильную. Во время игры Брендон поглядывал на Трейси, загадочно улыбаясь, а когда заканчивал — она горела. Возможно ли вложить в мелодию умопомрачительную чувственность и сумасшедшее желание? Разлить в воздухе, как чудесный аромат экзотических духов, которым невозможно надышаться? Судя по всему, Брендон нашел свой философский камень или формулу страсти, потому что ему удавалось это с легкостью.

Трейси хватило желтого света полумесяца, чтобы, не спотыкаясь, подобраться к холодильнику. Она открыла его, достала кувшин с апельсиновым соком и сникерс. Кто бы мог подумать, что в его холодильнике может оказаться что-то помимо куска заплесневелого сыра? Брендон постарался, или приходившая домработница, но в его квартире всегда была еда, и это не засохшая пицца или коробки с протухшей китайской лапшой. Нормальные продукты, из которых он даже иногда готовил. Правда, крайне редко из-за нехватки времени, но ягненок под винно-томатным соусом получался у него отлично.

Трейси с наслаждением жевала шоколад, глядя в прозрачную стеклянную стену, отделявшую ее от звездного неба и огней соседних небоскребов. Скоро повторное слушание, а перед этим встреча четы Палмер лицом к лицу при закрытых дверях: надежда, если не прийти к компромиссу, так хотя бы не конфликтовать в суде, пусть призрачная, но все-таки оставалась. С каждым днем Трейси беспокоил исход процесса все больше и больше. Они с Брендоном никогда не обсуждали это конкретное дело, работали в том же режиме и не делали никаких скидок друг другу, но как итог, к которому они придут, повлияет на их личные отношения? Она даже за себя не могла ответить однозначно, не то, что за него. Пару раз они, правда, шутили на эту тему, но будет ли смешно в конце?..

Трейси отодвинула пустой стакан, заинтересовавшись какой-то книжицей, отчетливо выделявшейся на светлом дереве столешницы. Ежедневник хранил тонкий аромат сигар, дорогой кожи и бумаги, исписанной чернилами. Она с удовольствием провела рукой по ребристой, грубоватой на ощупь обложке, и открыла его.

Четкий понятный почерк, много записей — Трейси не собиралась читать, просто хотела увидеть, как Брендон пишет и, возможно, лучше понять его, но откуда-то из середины выпала визитка, заставляя порядком понервничать. Не хотелось бы объяснять, почему, собственно, она сунула в чужой ежедневник свой нос.

Трейси пролистала до середины, находя последнюю запись, надеясь, что именно отсюда выпала закладка, но ее внимание приковала смесь из цифр, букв и знаков.

— Детская шифровка, — удивленно хмыкнула она и отправилась за телефоном. Любопытство никогда не доводило до добра, но сопротивляться ему бесполезно: если в характере имелось хоть крохотное зернышко — оно обязательно даст всходы, в Трейси оно цвело буйным цветом.

Когда телефонная раскладка была перед ней, она начала переводить символы в буквы. Полчаса пришлось повозиться, а стоил ли того результат — неясно. Перед ней оказалось странное словосочетание, может, даже название чего-то и адрес. Трейси задумчиво прикусила губу, затем открыла поисковик и забила «Необъезженная лошадь».

То ли клуб, то ли бар — она только начала шерстить «Гугл», когда до ушей донесся звук шагов, поэтому быстро погасила телефон, кинула закладку куда-то в середину и вернула ежедневник на прежнее место. Завтра. Этим вопросом она займется завтра.

***

Пару лет назад у Трейси появилась возможность зарегистрироваться в закрытом интернет-сообществе, в котором пользователи обменивались информацией о развлечениях интимного характера по всей Америке, искали половых партнеров для извращений и экзотических экспериментов и трепались о сексе. Анонимно и бесплатно.

Она, разумеется, воспользовалась этой возможностью, ведь никогда не знаешь, что пригодится для дела. Так однажды ей удалось оспорить решение суда о равноправной опеки над двумя детьми. Отец — обеспеченный, с виду приличный человек, не чурался свингерства, только вот незадача: его жена — мать двух мальчиков — крайне консервативная и благочестивая женщина, для которой подобная сексуальная практика не приемлема. Но муж нашел выход из ситуации: на вечеринки он ходил с проституткой. Пока он имел чужих жен — разнообразие и безопасность в одном флаконе — кто-то, не подозревая подвоха, вкушал прелести продажной любви. У него была слабость, и Трейси ее нашла. Возможно, на его отцовские качества это никак не влияло, но рисковать судья не захотел. Мать получила полную опеку, отец — дни посещения.

«Необъезженная лошадь» значилась как стриптиз-клуб, но и услуги интимного характера там предоставляли, причем, как поняла из переписки Трейси, это рай для латентных педофилов: уединиться с девушкой, похожей на едва сформировавшуюся девочку — не проблема. Совращай ребенка, лишай девственности подростка, тереби дряблый член на юную красоту — развлечения на любой вкус. За вполне легальным фасадом клуба «all nude» скрывался бордель. И Трейси сильно интересовало: какого черта адрес притона делает в ежедневнике Брендона? «Он что, ходит к шлюхам?» — про себя возмутилась она, но сразу же отбросила эту мысль. Брендону не нужно платить за секс, а если бы ему нравились мальчишеские фигуры, то вряд ли он бы спал с ней — женские округлости тело Трейси приобрело еще в пятнадцать лет, — но место ему явно знакомо. Может, это заведение его клиента, которому наступила на хвост полиция?

Трейси скептически рассматривала свой наряд в большое — во весь рост — овальное зеркало. Обтягивающие джинсы, красный топ, яркий макияж: сочные алые губы вкупе с подведенными глазами и длинными, густо накрашенными ресницами производили ошеломляющее действие. Эффектно и вызывающе. Это ведь не фешенебельный клуб в Ист-Виллидж, в который в таком виде просто не пустят. Трейси, конечно, не рассчитывала сойти за «свою», но была уверена: утонченным изысканным леди в «Необъезженную лошадь» не попасть.

Она, бросив хмурый взгляд в окно, тряхнула темными волосами, приятно пощекотавшими открытые плечи, и накинула короткую кожаную куртку. Весна наступила неделю назад, но пока ей даже не пахло: небо с утра хмурилось, а мелкий надоедливый дождь накрапывал не первый час. Трейси невинно хлопнула ресницами, мысленно убеждая себя, что просто хочет проверить, что ее любовник не извращенец, потом домой.

Она недовольно вскинула тонкую бровь, когда таксист, услышав адрес, бросил на нее оценивающий взгляд в зеркало заднего вида. «Успокойся!» — мысленно приказала себе Трейси, не понимая, отчего нервничает так, словно впервые посещает сомнительные заведения.

Они пересекли мост Куинсборо, свернули на Двадцать первую улицу, проехали еще пару миль и остановились. Вывеска горела неоном, недвусмысленно намекая, что ждет посетителей: голая светящаяся женщина обхватывала ногами круп лошади, другая — висела на шесте, кончик которого выполнен в форме сердца, упиравшегося в черную железную дверь.

«И этот низкопробный бар таит в себе запретные удовольствия?» — Трейси, притаившись в темноте соседнего дома, разочарованно фыркнула. Может она, конечно, пересмотрела голливудских фильмов, но ожидала чего-то менее вульгарного и более таинственного: чулки, маски, кружево… «Тем лучше, — решила она и уверенно шагнула в бело-красный свет неона, — попасть сюда не составит труда».

Но это оказалось не так. Охрана на входе пристально рассматривала желавших попасть внутрь, оценивая по трем важным критериям: возраст; физическое состояние — пьяный или обдолбанный кокаином невыгодный клиент; платежеспособность — в трусики девочкам надо что-то засовывать. По всем критериям Трейси подходила, но охранник впустил ее, только получив пятьдесят баксов в качестве первоначального взноса. Она ведь женщина, а некоторые полагают, что большинство мужчин не могут полностью расслабиться и тратить деньги на полную катушку, если за соседним столиком сидит дама в одежде.

Внутри тоже все было вполне ожидаемо: громкая музыка, приглушенный свет, на сцене — извивающиеся танцовщицы, улюлюкающие мужчины, сыплющие пошлостями. Трейси остановилась возле серебристой блестящей колонны — необходимо осмотреться и понять, как вести себя дальше. Время перевалило за полночь, практически все столики были заняты, а девушки танцевали в паре или втроем: это сложно было назвать чем-то эротичным и красивым с эстетической точки зрения, скорее, завлечь вульгарностью и порочностью. И у стриптизерш, кстати, было чем! Грудь и задница у всех были вполне женские, иногда даже чересчур.

Трейси уже собралась присесть за свободный столик в углу, но ее внимание привлекла девушка в коротких шортах и прозрачной обтягивающей футболке, флиртовавшая сразу с тремя мужчинами, вольготно развалившимися на бархатных пурпурных диванах. Она выглядела не просто молоденькой, а юной, только-только вошедшей в возраст созревания. Трейси нахмурилась, пытаясь найти подвох, определить, что перед ней совершеннолетняя девушка, просто с грамотно проработанным образом. Ее глаза забегали по залу, выхватывая из общей картины «малолеток», потом она зацепилась взглядом за светлые волосы, рассыпавшиеся по плечам в творческом беспорядке и худенькие плечи. Девушка повернулась, и Трейси показалось, что ей на голову вылили ведро ледяной воды. Она подавила желание потереть глаза и мысленно подобрала с пола челюсть: официантка, стриптизерша или проститутка — кто она на самом деле? — казалась поразительно похожей на Меган Палмер! Ее клиентку. Жену уважаемого политика. Трейси сдвинулась с места, подбираясь ближе, осматривая свою цель, когда налетела спиной на стену.

— Эй, крошка, смотри, куда прешь, — услышала она, оборачиваясь. Стена оказалась высоким мускулистым мужчиной, в футболке и джинсах. Смуглый, с выбритыми висками и татуировкой, черными змеями обвивавшей шею и левую руку. Он не обратил на нее особого внимания, скрываясь за поворотом в следующий зал, но во всем его облике: в напряженных плечах и обманчиво расслабленной улыбке явственно чувствовалась агрессия, спящая, затаившаяся, но которая выплеснется незамедлительно, если того потребует ситуация. По-настоящему плохих парней Трейси чувствовала на уровне спинного рефлекса, — озноб пробирал позвоночник, поднимаясь вверх, невидимой рукой шевеля волосы на затылке — и не хотела бы попасть в поле зрение этого. Она нервно постучала пальцами по сумочке и, приняв решение, отправилась к бару.