Коп из захолустья

– Кто это был? – интересуюсь я у Влада, когда удаляющиеся шаги безымянного офицера в коридоре окончательно смолкают.

– Это, юноша, был Князь. Капитан третьего ранга князь Игорь Николаевич Новиков. Капитан корвета «Бесстрашный». Ладно, Нэйтан, скажу честно, состояние твое пока – так себе. И токсины из твоего организма еще не все выведены, и в целом ты больше на отбивную похож, чем на человека. Думаю, тебе лучше немного поспать. А вот поправишься, тогда и побеседуем обо всем.

Сенсоры диагноста несколько раз пискнули под пальцами здоровяка-фельдшера, и я снова отключился.

– Игорь, ну, честное слово, я никогда все это не запомню! Мне просто мозгов для этого не хватит!

Я с отчаянием гляжу на стол, где передо мной разложены и расставлены, будто в дорогом ресторане, столовые приборы. Вся остальная кают-компания смотрит на меня кто с иронией, кто с сочувствием. И только князь Новиков, учинивший мне эту пытку, серьезен и сосредоточен.

– Нэйтан, вы ведете себя, словно ребенок. Подобное оправдание вас и в шесть лет не красило бы, а уж взрослого-то парня…

Поняв, что сочувствия у главного «мучителя» я не добьюсь, решаю идти на крайние меры.

– Игорь, я понимаю, почему во всем этом разбираетесь вы. Вы – русский князь, дворянин и все такое… Но мне-то оно для чего нужно? Я всего лишь будущий коп с мелкого шахтерского планетоида! Да и есть вот таким образом перловую кашу с говядиной… Ну это же просто смешно!

– Так себе аргумент, – Князь остается непреклонен. – А Влад наш – всего лишь мичман флотского Спецназа… И что?

Я с завистью смотрю на поставившего меня на ноги фельдшера, у которого руки над столом прямо-таки порхают. Батарея разнообразных ложек, вилок, и ножей его словно и не беспокоит вовсе.

– К тому же, – продолжает капитан «Бесстрашного», – кто знает, как сложится ваша судьба? Вполне возможно, что будут еще в вашей жизни и еда, поизысканнее русского армейского сухпайка, и общество куда более высокое, чем наша кают-компания. «Офицер и джентльмен» – это понятие придумали у вас, англосаксов. Жаль, что в борьбе за свое мифическое «равноправие» и толерантность вы сами же про это и забыли. С другой стороны – вы наш гость. И правила нашей кают-компании на вас, по большому счету, не распространяются… Просто скажите, что не хотите больше учиться, и я от вас отстану, ешьте хоть руками…

Ну уж нет! Тут дело принципа. Почему это русские могут и умеют вести себя за столом, будто на королевском, вернее, в их случае – на царском приёме, я не – нет?

– Прошу прощения, Игорь, был неправ и впал в отчаяние, – вот ведь черт, я и в манере говорить уже Князю подражать начал. – Давайте продолжим.

– Отлично, – улыбается он. – Значит – продолжаем. Представим себе, что в качестве первой перемены блюд нам сегодня подали…

Матерь божья, дай мне сил!

На борту «Бесстрашного» я на положении, которое Влад обозвал «nezvanny gost’ – huzhe tatarina» уже три недели. Из них неделю провалялся в медицинском отсеке, под присмотром Влада и диагностической системы. Как здоровяк-фельдшер и обещал капитану, совместными усилиями они меня вытянули и на ноги поставили. Даже сломанные ребра почти не беспокоят, а последствия интоксикации и сотрясения я еще до «выписки» ощущать перестал. Да и в целом все не так ужасно, как мне в начале показалось. Фраза про гостя, которого никто не звал – оказалась просто одной из многочисленных шуточек Влада, до которых он вообще, как выяснилось, большой любитель. Теперь вот, по его же определению, vzhivaius v kollektiv. Так уж вышло, что фельдшер-оружейник тут вообще мне вместо опекуна и экскурсовода. Иногда мне кажется, что и няньки. Со всеми знакомит, все поясняет, все время какие-то безумные истории рассказывает и русскими афоризмами сыплет. Впору завести блокнот и за ним все его bayki записывать. Ага, вернусь домой и издам книгой. Обзову «Безумные истории безумного русского уорента[74]».

Первый раз я на его прикол купился, как ребенок. Было это когда он меня с Туми знакомил. Мы как раз на прогулку из медотсека вышли, «воздухом подышать». А на встречу – высоченный и широченный черноволосый парень с явно восточными чертами лица и смуглой кожей.

– Знакомься, Нат, это наш Туми. Страшный человек, командир штурмовой группы, жестокий головорез и вообще – прямой потомок Чингисхана.

Парень только широко улыбнулся и протянул руку.

– Старший лейтенант Руслан Тумарбеков.

– А вы, правда, его потомок? – пожимая его крепкую ладонь, уточнил я.

– Разумеется – правда, – Влад не дал парню даже рта раскрыть. – У него и справка с печатью есть. Из Ленинградского горисполкома.

Туми захохотал, словно услышал что-то очень смешное. А я напряг мозги, пытаясь сообразить, в чем именно меня обманули.

– Погоди, Влад… Ленинград… Ленин… Это же времена Советского Союза? Думаю, вряд ли тогда кто-то такие справки выдавал и уж точно никто за ними ни в какие «горисполкомы» не ходил, что бы это дикое слово не значило…

– Ты гляди, татарин, – фельдшер перемигнулся с Туми, – соображает наш конфедерат! Видать – точно в школе хорошо учился.

– Влад, а капитан ваш, что, такой же князь? Ну, со справкой из Ленинграда?

– Э, нет, парень, – Влад тут же посерьезнел. – Капитан наш – князь самый настоящий. И даже Государю Императору какой-то дальней родней приходится. Так что тут – все серьезно, никаких горисполкомов. Но он у нас правильный, без лишних закидонов. Хотя и своеобразный, не отнять.

В том, что Игорь Николаевич и впрямь человек своеобразный, я убедился на первом же совместном приеме пищи в кают-компании корвета. До того мне, как выздоравливающему, но все же раненому, Влад еду приносил в медотсек на подносе. А тут…

В первый момент я решил, что тут вся команда – оригиналы, вроде фельдшера-оружейника и просто решили меня разыграть. Не угадал. Перед каждым на столе, и вправду, стаяла целая батарея посуды, словно в ресторане с каким-то серьезным количеством звезд Мишлен[75]. И все присутствовавшие члены экипажа этим столовым «арсеналом» вполне уверенно владели. Один я сидел и глазел на происходящее дикими глазами, словно хиллбилли с фермы. Вот тогда-то русский князь и дальний родственник нынешнего Императора взялся учить меня тонкостям этикета, застольного и не очень. Все остальные, как выяснилось, тоже у него когда-то обучались. Началось все когда-то в виде шутки, но постепенно стало традицией. А традиции во флоте, что в нашем, что, как я теперь понимаю, у русских – это нечто святое и незыблемое. Вот, теперь учусь, чтоб соответствовать. И дело, кстати, не только в известном всему миру ирландском упрямстве, хотя и в нем, конечно тоже. Просто слова Новикова о том, что никто не знает, как может сложиться жизнь, и в какую ситуацию я могу попасть в будущем, заставили призадуматься.

Вообще с русскими история выходит какая-то странная, даже темная, если честно. Нет, ребята они, вроде, неплохие: спасли, вылечили, приютили можно сказать… Но вот какого вообще черта они на Сером Фьорде делают? Пробовал Влада спросить, тот отшутился, мол, случайно мимо летели, а тут – strelyali…Намек я понял. Древний, еще даже не трехмерный русский истерн[76] «Белое солнце пустыни» успел поглядеть когда выздоравливал. Влад мне тогда планшет свой выдал, чтоб я не скучал. Читать не хотелось, да и голова после сотрясения еще побаливала при попытке читать мелкий шрифт. А вот фильмы русские пошли вполне неплохо. Вот и поглядел. И каменное лицо произносившего это слово Саида – запомнил. Сразу стало понятно: дальше можно не расспрашивать, ответа все равно не будет. Как с хитрым выражением мордашки сказала когда-то Вики, вернувшаяся домой далеко за полночь и на цыпочках пробравшаяся мимо дяди Спенса, задремавшего на кресле в холле, но попавшаяся мне: «Не хочешь услышать вранье – не задавай вопросов». Вот и я вопросов задавать не буду. Пока не буду, а дальше… Цитируя князя Новикова: «Кто знает, как сложится судьба?».

Поэтому, терпеливо жду, когда ситуация, а вместе с ней и моя дальнейшая судьба, прояснятся. А пока общаюсь с народом, помогаю Владу po hozyaistvu, читаю, смотрю фильмы и учусь хорошим манерам у настоящего русского князя, родственника нынешнего Императора. Будет чем похвастаться перед внуками в старости, если доживу.

Прямо сейчас сидим в небольшом складском помещении, который Влад зовет batalerka[77]. Инвентаризацию проводим. Я коробки с ботинками считаю, Влад – количество и размеры с описью сверяет. Все при деле. Меня эти русские своим фатализмом и презрением к опасности с ума сведут, честное слово! Они сейчас вроде как в тылу у врага, им бы сидеть тихо, как той мыши под веником и дышать через раз… А у Влада – плановый подсчет ботинок на складе. И поверьте, оторвется он от этого только в случае нападения янки. Что, как я понял, маловероятно. Разведывательный корвет «Бесстрашный», судя по полунамекам и многозначительному хмыканью Влада, корабль новый чуть ли не экспериментальный, специально предназначенный для заброски разведывательных, или даже диверсионных групп в тыл противника. Рискну предположить, что у русских тут сейчас что-то вроде проверки в боевых условиях. И пока корвет эту проверку проходит более чем успешно. Янки вовсю хозяйничают и на поверхности Серого Фьорда, и на спутниках планетарной обороны, ну, тех, что после боя с «Аламо» остались в исправности, но присутствия русских так и не обнаружили. Ни тепловой сигнатуры, ни шумов посторонних, ни излучения во всех возможных диапазонах. А на месте столкновения русских с группой ныне покойного (или все же покойной) капралки Леруа и лейтенанта, так и оставшимся для меня безымянным, парни Туми очень грамотно замели следы.

По ним, как мне рассказал Влад, выходило, что при жесткой посадке один из конфедератов выжил, успел вооружиться и даже организовал засаду. Перебил всю пришедшую на осмотр группу, которая такого подвоха на обломках рухнувшего с орбиты транспортника не ожидала. Сам в перестрелке получил несколько ранений и умер от кровопотери и холода. А все нестыковки и спорные моменты мгновенно замела снегом поднявшаяся метель. Сомневаюсь, что янки с собой привезли на Фьорд грамотного военного следователя. А обычных морпехов, судя по тому, что меня вот уже скоро месяц, как никто не ищет, Туми и его подчиненные вполне успешно обвели вокруг пальца.

– Смирно, – негромко, но солидно, со значением, рыкает за спиной Влад.

Я разворачиваюсь на голос и принимаю строевую стойку. Старший офицер в помещении. Гость я тут, или не гость, а погоны тоже ношу и про субординацию не только в словаре читал.

– Товарищ капитан тре…

– Вольно, – жестом останавливает доклад фельдшера-оружейника, оказавшегося еще и batalerom[78], Новиков. – Занимайтесь.

Его взгляд падает на коробку, которую я сейчас держу в руках.


– Тааак… – тянет он, оборачиваясь к Владу. – Товарищ мичман, а мы с вами разве не говорили по поводу неуставной обуви в комплектах боевого снаряжения?

– Так точно, – мрачнеет Влад.

– В таком случае, как эти ботинки оказались в нашей баталёрке?

– Товарищ капитан третьего ранга, при всем уважении, – на лице Влада – мрачная решимость стоять до конца, – я, как медик «Бесстрашного» продолжаю оставаться при своем мнении по данному поводу. Эти ботинки, пусть и произведены коммерческой фирмой, но по всем требованиям и габаритным размерам полностью соответствуют штатной обуви армейского комплекта «Муромец». При этом они легче, прочнее, лучше фиксируют стопу, имеют лучшую вентиляцию и более надежную подошву, чем штатные. И приобретать их бойцов никто не заставлял, я их даже особе не агитировал. Сами поглядели, сравнили, обсудили, скинулись и купили на всех, оптом.

– Вот что мне с тобой делать, Влад? – укоризненно вздыхает Князь.

В глазах мичмана, понявшего, что буря удачно прошла мимо, снова загорелись озорные огоньки.

– Расстрелять перед строем, тащ капитан третьего ранга. Но после выполнения боевой задачи.

– После выполнения боевой задачи тебя опять придется к медали представлять, наглец, – улыбается Новиков. – Так что не выйдет тебя расстрелять – опять взаимозачетом погасится…

– Снова и без медали, и без расстрела, – упавшим голосом сокрушается Влад.

– Слушай, не напомнишь, за что я тебя вообще терплю?

– Так это, жизнерадостный я. И специалист хороший.

– Вот разве что, – князь Новиков коротко кивает мне и выходит.

– Слушай, Влад, – я продолжаю крутить в руках злосчастную коробку с ботинками, – вот давно спросить хотел: вы, русские, ведь Империя, так? Монархия?

– Угу, – глубокомысленно поддакивает едва успевший вернуться к своим накладным мичман. – Причем, абсолютная, даже без парламента… Варвары мы нецивилизованные и все такое…

– Но обращаетесь друг к другу – товарищ?

– Угу, – снова гукает он в ответ.

– И боевое знамя у вас – красное, с пятиконечной звездой? И даже символ Спецназа…

– Кулак с зажатым в нем автоматом на фоне пятиконечной красной звезды, – заканчивает за меня Влад. – Ага, так и есть. И?

– Я понять не могу, как вы это вообще совмещаете?

– Что именно? – похоже, мичман вопросом озадачен.

– Да, все. Монархию, князей, Государя Императора на троне и обращение «товарищ» в армии? И красную звезду, как ее символ?

– А, вот ты о чем… – Влад на некоторое время задумался. – Знаешь, я не профессиональный историк или социолог, поэтому могу высказать личное мнение, ни на что не претендуя. Мне кажется, просто в какой-то момент мы, русские, устали стесняться самих себя. Нам надоело перед кем-то стыдиться за все великое, что совершили наши предки. А они, уж ты поверь, были настоящими титанами. Даже если в чем-то ошибались, то и ошибки их были великими. И мы вдруг осознали, что все: и великие свершения, и не менее великие заблуждения – все это наша история. И решили гордиться ею. Полностью, всей. Не вырывая страниц из учебников, не замазывая что-то корректором. Да, было у предков всякое, но все, что они совершили, в итоге и превратило нашу страну в то, чем она является сейчас. И мы ими гордимся, несмотря ни на что. И плевать, как на это смотрят со стороны и что об этом думают. Нам надоело что-то делать в ущерб себе, лишь бы хорошо выглядеть в чьих-то глазах. Потому что неоднократно нам в прошлом показали, что русский в этих самых чужих глазах выглядит хорошо только тогда, когда он мертв. Вот и все. Нет, понятно, что оно не в один день случилось, не по клику на сенсор. Но, в общем – примерно так… А знаешь, что самое смешное, Нат?

– Что? – мне и вправду было интересно, что смешного с точки зрения Влада может быть в таком серьезном вопросе.

– Научились мы этому у вас, американцев. Не у янки, не у дикси, а у тех североамериканцев, которыми вы когда-то были. Много лет назад вы ведь тоже были бравыми ребятами, способными на телеге, запряженной волами, двинуться в полную неизвестность. И насмерть стоять в Аламо[79]. На Омаха-бич или Тараве[80] под пулеметами высаживаться… Да, масштабы были, уж прости, не чета нашим…

– В смысле? – обиженно вскинулся я после такого-то перехода от дифирамбов к… ну, даже не знаю, вроде ничего оскорбительного Влад и не сказал, но все равно как-то обидно.

– В прямом. Уж прости, но русский патриотизм мне этот момент обойти не даст: все ваши «величайшие сражения» на фоне того, что в то же самое время переживали мы – так, незначительные эпизоды. В лучшем случае – бои местного значения. Впрочем, это вообще не умаляет храбрости участников. Но я даже не об этом. Я о том, что ваши предки показали, как можно одновременно гордиться и Грантом, и Ли[81]. Как можно и нужно уважать флаг собственной страны. Правда, «Ничего личного – только бизнес» и «Он сукин сын, но он наш сукин сын»… Этому мы тоже у вас научились. Не все переняли, к счастью. Но плевать на мнение всех вокруг делая то, что выгодно нам – это точно с вас, американцев предки передрали… А вот вы сами, как у нас один замечательный писатель когда-то написал, «в снетка выродились». Начали доказывать, что откровенные извращения и психические расстройства – это норма, бороться якобы за равенство, при этом незаслуженно возвышая то, что возвышения недостойно в принципе, а вот достойное – втаптывая в грязь…

– Это не мы, это янки, – угрюмо буркнул я.

– Вот и я о том же, – наставительно поднял указательный палец Влад. – Мы, русские, снова стали великими, когда перестали делиться на тех и этих. А вы, американцы, когда начали делиться по разным признакам, от цвета кожи до половых предпочтений, развалились. И повезло вам, что всего лишь пополам. Вот как-то так, если тебе вообще интересно мое мнение.

Возразить мне Владу было особенно нечего, но упрямством своим ирландцы славятся не просто так.

– А как вот это вяжется с только что упомянутым тобой русским патриотизмом?

На лету поймавший брошенную ему коробку с ботинками, Влад сперва вопросительно заламывает бровь, но потом взгляд его падает на выдавленный на крышке логотип фирмы-производителя. Ага, написано там – «Prabos». И, что немаловажно, совсем не кириллицей написано.

– Как же так? – широко улыбаясь, продолжаю подначивать я. – Крутой и очень патриотичный русский спецназ – и во вражеских ботинках? Или скажешь, что это трофейные?

– Ну, если уж на то пошло, – Влад тоже улыбнулся, будто вспомнив что-то смешное, – не трофейные, а скорее – союзнические. Эти ботинки чехи с Нова Власты делают. А мы с ними после Московского договора уже почти сто лет как в одном военно-политическом блоке. Но главное, Нат, даже не в этом. Патриотизм нашего солдата, он не в том, чтобы ходить обязательно в русском, даже если оно хуже иностранного аналога. Он в том, что в большинстве армий подразделение, в котором полностью закончились боеприпасы, вполне может сдаться в плен и потом спокойно и с чувством выполненного долга сидеть в лагере военнопленных и ждать обмена. Мол, зачем умирать без пользы и смысла? А русский солдат, если очень прижмет, возьмет оружие и боеприпасы с трупа врага… Да что там, он с этого трупа чертовы ботинки снимет и в них обуется, если это будет необходимо, но продолжит выполнять боевую задачу. Пока не выполнит. У нас в России не говорят «сделай или умри», у нас говорят «умри, но сделай».

Поймав мой непонимающий взгляд, Влад вздыхает и поясняет.

– Нат, в России даже смерть не является оправданием, если поставленная задача не выполнена. Понял? Вот в чем патриотизм русского солдата: он, если понадобится, будет защищать свою страну даже с трофейным автоматом и в снятых с вражеского трупа ботинках. Пока жив.

И знаете… Я ему поверил. Похоже, именно этим русские от нас и отличаются, именно за это их все и считают сумасшедшими. И именно поэтому они умудряются выкарабкаться из совершенно безвыходных, с точки зрения нормального человека, ситуаций. Но русские – не нормальные, на мнение нормальных они плевать хотели, и поэтому – выбираются. И про них потом страшные истории рассказывают даже среди наших «морских котиков» или китайских «ночных тигров»[82].

Еще через неделю Влад заглянул в лазарет, уже прочно превратившийся в мою каюту, прямо перед отбоем.