Конец крымской орды

– По-моему, да. В Волонино не могли не знать о нашествии татар, о пожаре на Москве. Поэтому время уйти у них было.

– А если крестьяне подумали, что Девлет разграбит окрестности Москвы и пойдет обратно в Крым?

– Рассчитывать на это было бы глупо.

Парфенов невесело улыбнулся и сказал:

– Мы тоже думали, что Девлет поведет свою орду проверенным путем и на Козельск, как было решено в Бахчисарае, а видишь, что вышло.

– Ничего не было бы, если не наши изменники. Ради собственной выгоды они обрекли на смерть и унижения столько людей. Никого не пощадили. Как по-твоему, Василий, кто хуже? Татары-крымчаки или эти вот негодяи?

– Да наши, конечно же, похуже будут. Крымчаки что? Для них набеги – средство к существованию, а эти?.. Они ведь вовсе не наши. Изменники не имеют ни роду, ни племени. Я бы их давил собственными руками. А еще пищат некоторые вельможи, мол, царь нас притесняет. Да государю этих продажных тварей надо на плаху вести, головы им рубить без пощады, в назидание другим.

– Ладно, смотри на леса.

Парфенов повернулся.

– Да, вижу, ертаул по кромке идет. Три всадника.

– Значит, Пестов двоих в сам лес послал.

– Шустро основной путь прошли. Это говорит о том, что крымчаков дозорные не встретили.

– Они, по-моему, никого не встретили. А ведь должны были выйти хоть какие-то люди из Волонино, из леса, из-за реки.

– Может, они где-то тут и есть, хотели выйти, да нас увидели и опять спрятались. Им и в голову не придет, что орду преследует русская дружина.

– Наверное, ты прав.

Ертаул вышел из леса и направился к возвышенности.

Вскоре Пестов поднялся к Бордаку и Парфенову, смахнул пот с лица и доложил:

– Ничего и никого. В село, как ты и велел, воевода, мы не заходили, в округе на версту и более ни единого человека нет.

– Следы?..

– Тех много. От коней, людей, телег, скота разного. Они от села тянутся в сторону соседней деревни.

– От телег и скота, говоришь? – спросил Бордак.

– Да, боярин. Это худо. Значит, жители села не ушли до того, как налетели крымчаки.

– Ну это еще спорно. Сельчане могли в спешке переправиться на другой берег, бросить и повозки, и часть скота. Не до того, когда жизнь в опасности, – сказал Парфенов.

– Дай Бог, чтобы так оно и оказалось, – проговорил Бордак.

– Заходим в село, Михайло? – спросил княжич.

– Да вот думаю, стоит ли всей дружиной туда соваться.

– А чего ее делить-то? Нам чрез село дальше идти, к деревне.

– Коли крестьяне успели уйти на другой берег, то наверняка кто-то из них теперь из ближнего леса смотрит за селом. Большую дружину увидит, испугается и ноги унесет, ну а к малому отряду может и выйти, когда поймет, что мы свои.

– Коли для них остались эти самые свои, – вырвалось у Пестова.

Бордак взглянул на него и спросил:

– Почему ты так говоришь, Иван?

– А потому, воевода, что люди могут быть злы на царя за то, что он допустил такое разорение.

– Государя-то за что винить? Он сделал все, что мог.

– Кто бы еще народу местному это объяснил.

– Вот мы и объясним. Лишь бы люди к нам вышли.

Бордак принял решение и озвучил его:

– Мы с тобой идем в село вместе с головным дозором, смотрим все, показываем себя на берегу. Надеюсь, кто-нибудь да выйдет к нам. И объяснимся, и про крымчаков узнаем, спросим, какими силами они подходили к селу.

Воевода приказал дружине оставаться на месте, а сам вместе с Парфеновым и головным дозором поскакал к селу. Вскоре всем им стало ясно, что никто к ним не выйдет. Крестьяне не успели уйти. Кони заволновались, почуяв мертвечину. Ратники успокоили их, въехали в село, увидели порубленные тела стариков и старух, младенцев. Полегли и те мужики и совсем молодые парни, которые пытались отбить нападение крымчаков.


Бордак остановил коня, закрыл глаза.

Парфенов подъехал к нему и спросил:

– Что с тобой, Михайло?

– Не могу видеть трупы детей и молодых баб. Скажи мне, Василий, почему селяне не ушли на тот берег? Ведь и плоты у воды стоят, и лодки. Время у них было, успели бы переправиться, даже завидев крымчаков на той возвышенности.

– Не ведаю, Михайло, но, судя по всему, тут не ждали татар. Мужики своим делом занимались, бабы по хозяйству, дети играли на улице. Мыслю, тут вообще никто не смотрел за подходами к селу. Может, пастухи и заметили крымчаков, да уже поздно было. Странно все это. Как будто крестьяне не знали о том, что произошло на Москве.

– Но трупы-то в реке они должны были видеть. Хотя бы рыбаки.

– Селяне не могли не ведать о нашествии. Они подумали, наверное, что наши полки дали бой, как бывало не раз. А трупы? Ну попали под татар окрестные села. Хотя согласен, странно это. Должны были люди почуять беду.

– Нет, Василий, вернее будет считать, что селяне слепо верили в то, что русская рать отгонит татар от Москвы, и уйдут они обратно в свой Крым не солоно хлебавши. Вот и оставались на селе. Тем более после того, как царь Иван Васильевич Казань взял, Астрахань и западные земли Москве подчинил. Крестьяне не сомневались в том, что чужеземцы к нам больше не придут. Помнишь деревню Песчаную, что недалеко от Чугуева?

Парфенов кивнул и проговорил:

– Помню. Мы тогда по воле Ивана Васильевича за мурзой Икрамом в тех землях гонялись. Песчаную разорили люди этого пса. Вернее, нелюди. Как сейчас помню, проводник, который провел нас до деревни, нашел тело изрубленное своего кума. Там шестерых крымчаки убили, а тут? Страшно даже смотреть. Но надо, Михайло.

– Посмотрим. Я Песчаную-то чего вспомнил. Там такой же тогда запах был, как здесь. Не трупный, а горелый. Значит, крымчаки разорили село день назад, никак не раньше.

– И чего?

– Ничего. Потом об этом! – заявил Бордак и позвал старшего дозора: – Иван!

– Да, воевода, – тут же откликнулся хриплым голосом Пестов.

– Ко мне!

Старший дозора подъехал к боярину и княжичу.

– А чего вдруг захрипел? Где голос сорвал? – спросил воевода.

– Не в голосе дело, – ответил опричник и отвернулся.

Бордак все понял. Бравого ратника, не раз бившегося с жестоким ворогом, рубившего его нещадно, душили слезы. При виде убитых селян у него ком в горле встал.

– Ты, Иван, пошли гонца к дружине. Пусть идет сюда.

– Слушаюсь.

Подошла дружина. Опричники посмотрели дома, и целые, и обгоревшие, клети, сады и огороды.

К Бордаку и Парфенову подъехал десятник Огнев.

– Воевода! – обратился он к Михайло. – Мы нашли сорок восемь тел. – Он запнулся, справился с собой продолжил: – Из них только младенцев тринадцать. Восемь мальчиков, пять девочек.

Бордак тяжело вздохнул и процедил:

– Продолжай!

– Стариков восемь, старух двенадцать, девять мужиков, которые бились с крымчаками, и шесть баб. Те все изнасилованы. Село большое, сорок дворов, тут могли жить до двухсот человек. Была и церковь, она сгорела дотла. Остальной народ и весь скот крымчаки увели с собой. Пошли они в сторону деревни Колодка. Остались куры да утки, которых татары не смогли поймать. Мы их побили. С припасами у нас не шибко.

– Побили и правильно сделали. Все одно зверь из леса сожрал бы. Ты мне, Лука, вот что скажи. Сколько, по-твоему, тут было крымчаков?

– Думаю, не менее полусотни, может, сотня.

– Не более?

– Нет. Где-то так, как я сказал.

– И давно налет был?

– Недавно, прошлым днем, когда мы еще на полпути к стоянке были. Татары ушли в сторону деревни, сакма туда ведет.

– Что ж они с ясырем пошли еще и на деревню таким малым числом? Если крымчаки тут взяли где-то полторы сотни человек, то только на охрану потребуется три десятка.

Огнев вздохнул и произнес:

– Им бояться нечего, даже если они и оставят при ясыре такую охрану. Деревенских мужиков против них с пару десятков наберется, никак не больше. У крестьян и оружия-то нет. Дубины, рогатины да топоры. С татарами они не управятся, все погибнут.

– До деревни двадцать верст. Если крымчаки тут разбойничали днем, то к ней с большим обозом они могли подойти только вечером. С ходу, уставшие не пошли бы. Сумерки близко, а там и темень. По ночам они не грабят. Значит, в деревню эти нехристи не пошли, встали где-то рядом, а уже с утра напали и на Колодку. Сейчас они должны быть там. Нас разделяют двадцать верст, но идти немедля мы не можем. Надо людей похоронить по-человечески. Выходит, что к деревне Колодка мы выйдем к вечеру. Где в то время будут татары?