Когда нет выбора

Послышалась ругань, затем камера показала вид завалившегося кара: наверняка Малех увлекся и наехал на препятствие. Странно хрипло прокашлявшись, с чувствующимся в голосе недоумением он выругался:

– Крибл побери, что за… – поднялся и выровнял кар. Попытался завести снова, но двигатель не издал ни звука. – Я впервые встречаюсь с подобной поломкой. Эти кары – самые надежные, – прокомментировал он с недоумением в голосе.

Этирея наконец осенило, и одновременно звякнул компитех, привлекая его внимание. Расшифровка надписи на черном квадрате закончилась. Пробежав ее глазами, ученый почувствовал, как кровь отхлынула от лица и сердца. Даже руки заледенели, хотя пять минут назад он чувствовал, как пот течет между лопаток от напряжения даже в условиях функционирования походной климатической установки, которой оборудован их временный наружный блок на поверхности планеты. Раздался еще один сигнал, и на экране появились данные анализатора по пробам, взятым в пещере.

Тсарек безжизненным обреченным голосом произнес:

– Эта планета погибла от излучения д'окра. Расшифровка прошла, анализы готовы. Тот квадрат из сартора – предупреждение любому, что город заражен излучением и вся планета тоже. Все, что здесь находится, заражено. Думаю, цивилизацию крингов уничтожил не вирус. Произошел выброс, и зараженные в панике бежали на корабли и другие планеты их системы.

– Ты-то откуда можешь знать, Этирей? – Малех быстро возвращался пешком к буровой установке, фактически допрашивая коллегу.

– О д’окре немногие знают, информация по нему закрытая, но я одно время работал на правительство. Была ситуация в одной из звездных систем… угроза заражения от пиратов… Не поверишь: станцию, которую захватили те ненормальные, без переговоров уничтожили. Д'окр разрушает любые металлы, и не только, он нарушает внутренние связи и обращает в пыль. Любые металлы, кроме сартора, поэтому сокровище валяется здесь, никому не нужное, в золотой пыли.

– Но прошло свыше пяти тысяч лет… – голос Малеха сейчас звучал испуганно, словно друг просил Этирея его успокоить.

– Без вмешательства дезактивация, по предварительной информации, может занять не менее десяти тысяч лет, и, сам понимаешь, д'окр не настолько хорошо изучили, чтобы говорить о точных данных.

Этирей снова услышал кашель Малеха и продолжил:

– Мы ничего не сможем забрать отсюда. Излучение убьет нас самих, уничтожит наш корабль, а главное – мы погубим миллионы живых, если даже найдем способ забрать это богатство и продать. Медленно уничтожим живые планеты, выпустив на рынок зараженный сартор. Дезактивацию могут провести только очень крупные или работающие на государство компании. Потребуется много времени, сил и средств, но нет гарантии, что сартор станет вновь чистым и безопасным. Думаю, такой проблемой еще никто не озадачивался, особенно с сартором. Слишком дорогостоящее удовольствие даже для военных. – Этирей глубоко вдохнул и закончил: – А еще, сам понимаешь, эти залежи могут стать мощнейшим оружием в руках любого, кто найдет способ обойти местное излучение…

Показавшееся бесконечно долгим молчание и хриплое дыхание Малеха в динамиках… В камере на экране показались очертания буровой установки, и чивас ускорил ход, судя по тому, как запрыгало изображение.

Спустя минуту задумчивого молчания обоих заговорил Малех:

– Прости, Этирей, но я должен признаться. Вчера, когда мы обнаружили затемнение, похожее на саркофаг, я послал сообщение своему доверенному лицу в «Анконе». Просто не утерпел и поторопился хоть как-то успокоить моих кредиторов. Глупо, я понимаю: похоже, мне на роду написано совершать одну глупость за другой. Даже помру от собственной глупости, видимо. Но сейчас менять что-либо поздно…

Малех неожиданно закричал, камера уткнулась в землю и показала, что мужчина уперся руками, затянутыми в материал скафандра, в пыль. Этирей взволнованно вскрикнул:

– Что случилось?

В ответ донеслось чужое тяжелое прерывистое дыхание, а затем сиплый шепот Малеха:

– Судорогой ноги свело… Все мышцы скрутило… Похоже, во мне слишком много металла, дружище, и он взбунтовался.

Этирей странно умоляющим голосом выдохнул, обращаясь к другу:

– Малех, я тебя очень прошу, соберись и дуй к буру. Я сейчас за тобой на каре…

– Нет, дружище! – резко и довольно жестко прервал чивас. – В эту передрягу я сам засунул голову, ты меня предупреждал… Да и сам понимаешь, что я облучен.

– Не важно, Малех, ты пройдешь дезактивацию и…

– Нет, не пройду! – чивас снова прервал уговоры. – И это ты тоже знаешь. Тебе здесь делать нечего, а я еще поборюсь за свою никчемную жизнь… Возможно, небольшой срок моего пребывания здесь… Ну и столько тысячелетий прошло – возможно, интенсивность облучения снизилась… Подготовь мне дезкамеру и отдельную кабинку на поверхности. Пока не определим, насколько все печально…

Малех говорил с трудом, прерываясь, изображение камеры прыгало из-за того, что мужчина шел рывками. Этирей чувствовал боль друга и догадывался, что судороги не прошли и чивас буквально силой преодолевает себя, чтобы сделать следующий шаг. Он в очередной раз упал, и оба услышали звук рвущейся ткани. Малех поднял руку, и камера отразила прореху в скафандре, который до сегодняшнего дня и встречи с д'окром выдерживал любые испытания и славился невероятной крепостью.

Этирей шепотом произнес, на автомате озвучивая мысль:

– Он создан из мягкого металла… а теперь разрушается…

Малех встал, шипя от боли, и, закрыв левой рукой прореху на правом боку, продвигался к буровой. Этирей же сейчас подумал о том, что установка тоже из металла. По всей видимости, саркофаг из отрино – не преграда от черных археологов, а хотя бы минимальная защита от воздействия д'окра. А они ее взломали. Если сам Этирей сейчас на поверхности и возможность его облучения минимальна, то Малех… действительно обречен.

Этирей старался даже не думать сейчас о том, что им делать, если друг выберется из смертельной ловушки. Единственная надежда, что живой организм – это не чистый металл и содержание его в теле не сможет убить Малеха. Он всегда старался даже в безвыходной ситуации оставаться оптимистом.

Камера обрисовала четкий контур буровой установки. Малех наконец добрался и буквально завалился на нее от очередной судороги, скручивающей внутренности и мышцы. Стоя привалившись к корпусу, мужчина пытался справиться с собой.

Этирей напряженно наблюдал за другом. После, почувствовав, как колет в груди, понял, что почти не дышал. Затем его накрыло волной беспросветного отчаяния и смирения, следом пришло чувство обреченности, и тсареку только усилием воли удалось абстрагироваться от чужих эмоций.

Мрачную тишину нарушил голос Малеха, дышавшего через силу и со свистом:

– Этирей, прости меня! Тебе следует быстрее убираться отсюда. Это место проклято темными мощами крибла!

Тсарек устало откинулся на спинку кресла, слушая друга: не важно, что их разделяло несколько сотен метров, он чувствовал его, словно они сейчас сидели рядом.

– Тебе не за что просить прощения, мой друг! – Этирей был краток.

Но Малех, коротко хмыкнув, заставил коллегу похолодеть от последовавшего признания:

– Ошибаешься, Этирей! Если моя судьба уже решена, то о своей тебе придется поволноваться. Я сильно сглупил – даже не представляешь насколько. Так торопился вчера сообщить об успехе куратору экспедиции в «Анконе», что не подумал о важном. Наш сигнал можно будет отследить вплоть до этого сектора… А для такой продвину той корпорации поиски, в отличие от нас, труда не составят… Ты теперь один, и этот корабль…

До Этирея наконец дошел весь спектр грядущих неприятностей. Он подобрался и уже хотел было наорать на Малеха, но гневные слова словно на стену глухую напоролись. Тсарек взглянул на изображение мертвого города: чивас сидел, привалившись к полозьям буровой установки, с безысходной тоской осматривая свою будущую могилу.


Малех между тем продолжил, не дождавшись от друга выговора:

– Корабль оставь где-нибудь на нейтральной территории. Да и шурф, который я пробил, взорви чем-нибудь. Только осторожно, чтобы саркофаг из отрино не повредить еще больше. И замаскируй место нашей посадки и разработки, чтобы с орбиты не заметили. Нечего облегчать им поиски…

Этирей сдавленным голосом спросил, зная ответ, но иррационально надеясь:

– Зачем им сокровище? Если им невозможно воспользоваться? Золото и сартор отсюда не изъять: ведь они сами погибнут при этом…

Малех качнул головой, зашипев от испытываемой боли, а Этирей понял, что судороги добрались до мышц шеи.

– Не глупи, Этирей! Ты всегда был умнее и мудрее меня… Это самое грозное оружие, причем от него невозможно защититься и сразу выявить нельзя. Ты только представь масштабы того, что с помощью д'окра можно будет сделать! Здесь тонны золота и сартора… А ведь всего один из золотых слитков, доставленный на флагманский корабль любого противника, способен уничтожить его, а враги даже не догадаются о причинах, погубивших их военную мощь… А если… – проникновенная речь Малеха прервалась, он закашлялся, и скоро Этирей увидел, как маленький чивас встал и повторно полез в кабинку установки.

В этот раз ему удалось. Скоро Этирей с облегчением услышал звук мощных двигателей. Буровая двинулась по проторенному шурфу в обратный путь.

Этирей бросился готовить дезактиватор, медитек и отдельный бокс, где пострадавший сможет отлежаться. А может и умереть… Технику и бо́льшую часть оборудования и прочего имущества он отправил с помощью роботов на корабль. Решил, что останется здесь, пусть и на некотором удалении от Малеха, но все равно максимально близко, чтобы его друг не чувствовал себя одиноким.

Вскоре в смотровое окно Этирей увидел щуплую даже в скафандре фигуру чиваса. Тот предусмотрительно бросил установку в шурфе, чтобы не оставлять следов на поверхности. Затем прозвучал его голос в динамиках компитеха:

– Я буровую внутри оставил на середине пути, после все взорвешь. Второй кар тоже туда отправил.

– Ты молодец, Малех! – ответил Этирей.

Малех же лишь скептически хмыкнул. Он запыхался, устав от тяжелого восхождения и продолжающихся судорог. Но кашлять перестал, стоило ему пройтись и размять мышцы. А тсарека вдруг посетила надежда, что все обойдется. Возможно, инъекции и переливания помогут…

Три дня прошли в борьбе за жизнь Малеха. Потом вышел из строя медитек, затем аппарат для переливания крови. Этирей не отходил от камеры, постоянно разговаривая с другом, поддерживая его и ободряя. На четвертый день у Малеха открылось кровотечение. У чивасов из-за большего содержания меди кровь голубая, вот и сейчас она разливалась жуткими пятнами на бледно-голубых ладонях умирающего.

Несчастный прокомментировал увиденное хриплым усталым голосом:

– Да! Во мне слишком много металлов!

Еще час они просидели вместе, глядя в экраны камер каждый со своей стороны. Этирей чувствовал и видел благодаря камерам, как умирал его друг. К великому сожалению, помочь ему он уже ничем не мог.

Когда все закончилось, тсарек взорвал шурф и место разработок, как ему советовал Малех. Теперь здесь будет могила его друга. С помощью малых орбитальных движков корабля продул всю территорию поверхности, где они несколько дней назад оборудовали закрытую техническую зону, а потом с глубокой скорбью и тяжелым сердцем покинул седьмую планету системы Крингов. Ему предстоял долгий путь домой на планету Саэре, а до этого требовалось замести следы, избавиться от корабля, да так, чтобы о присутствии на нем Этирея никто не узнал. Только таким образом он, возможно, спасет жизнь себе и множеству других разумных.





Глава 1




Передо мной парят высотные здания, широкие, но изящные пешеходные мостики с витыми поручнями, соединяющие дома на разных уровнях. Страховочные дуги транспортных магистралей, под которыми, возможно, уже скоро будут двигаться потоки автокаров. Тенистые аллеи и зеленые пятачки с растениями, которые, кажется, висят прямо в воздухе, хотя на самом деле они будут поддерживаться специальными промышленными тросами… Все, чем я любуюсь сейчас, – это макет одного из районов нового города, стремительно растущего на берегу Тарсы.

Правительство Саэре не жалело денег для строительства города будущего, и мой проект будет среди основных претендентов на победу, а главное – награду в миллион кредитов. У меня аж дух захватывало, стоило только представить, какие будут возможности. Я оторвала взгляд от голограммы, услышав комментарий своего учителя:

– Есения, вы, как всегда, неподражаемы и несравненны! Ваш проект уже прошел отборочный этап, и ректорат нашей академии возлагает на него большие надежды.

Я пыталась сохранить серьезность и степенность, но мое лицо непроизвольно растеклось в счастливой улыбке, а сердце грозило выскочить из груди. Хотя внутри и скопились чужие эмоции, подсказывающие, что не все присутствующие в аудитории студенты так же радуются за мою, пусть пока и призрачную, но победу. Чужая зависть черной самшитовой змеей свернулась в шипящий клубок под сердцем, но за тридцать лет жизни я привыкла, что справедливыми и добросердечными все быть не могут. И научилась строить стену между собой и чужими чувствами и эмоциями, хотя изредка вот такие черные и сильные всплески просачивались за преграду, оставляя во рту привкус горечи.

– Благодарю вас, профессор! Очень надеюсь, что смогу оправдать ваше доверие…

Профессор Виструм – старый сухонький чивас – подошел ко мне и снисходительно и довольно похлопал по предплечью тонкой рукой с голубоватыми жилками. Выше он бы просто не достал: слишком велика между нами разница в росте.

Некоторые студенты насмешливо хмыкнули, хотя давно должны были привыкнуть. Мой рост около ста девяноста сантиметров, да и остальные «габариты» не отличаются хрупкостью и изяществом. Что поделать, я слишком похожа на отца – чистокровного тсарека, и все представители моей расы отличаются внушительными размерами. А вот Виструм сухощав и мелковат даже для чиваса, и даже черты его лица, в силу преклонного возраста, казались заостренными и мелкими. Но профессор любил меня как талантливого ученика и всячески выделял из общей массы.

Огромная прямоугольная аудитория, в которой сегодня проходили лекция и моя презентация, была переполнена светом, придававшем яркости и живости проекту, словно это уже существующие жилые кварталы, а не голограмма учебного проектора.

Мы с профессором продолжали стоять на подиуме перед интерактивной доской. Слегка прикрыв ресницами глаза, я наблюдала за лицами своих однокурсников, выражавшими весь спектр эмоций – от восхищения до неприкрытой злобы. Кто-то вообще к профессиональному конкурсу относился индифферентно, желая лишь получить диплом одного из самых престижных учебных заведений, а кто-то скрывал свои мысли за бесстрастной маской, но под ней бурлили эмоциональные стихии.

Виструм жестом разрешил убрать голограмму и вернуться на свое место. Быстро проделав привычные манипуляции, я тайком выдохнула. Несмотря на то, что считала свою работу действительно профессиональной и качественной, сегодня я все равно сильно волновалась. Учитель удивил меня, предложив продемонстрировать проект всему потоку студентов нашего инженерно-архитектурного факультета. А после объявил, что моя работа прошла сложный отборочный этап, где рассматривались проекты создания будущего прекрасного города. Он явно гордился мной – жаль, не все студенты разделяли его чувства.

Раздался звон колокола, возвестивший об окончании лекции, и в этот момент послышался вибросигнал зума, закрепленного у меня на руке браслетом. Взглянув на данные абонента, я активировала прием, краем глаза наблюдая, как большинство студентов, быстро отправив в сумки учебные планшеты, спешили к выходу.

– Привет, па!

На меня смотрели похожие на мои большие синие глаза. Правда, в папиных сейчас плескались усталость и глубокая печаль. Поэтому я сразу спросила:

– Что-то случилось?

Папа качнул головой с буйной темной кудрявой шевелюрой, потом с мягкой нежной улыбкой, адресованной мне, ответил:

– Нет, Еська, все нормально. Мы чуть позже обсудим новости, и я тебе обо всем подробно расскажу. Вечером буду дома, а ты?