Княжья Русь

Они провели в Булгаре полных три седмицы. За это время Ахмед и его родичи четырежды появлялись у них на подворье.

Холопы болтали, что хозяину приглянулась танцовщица Хафиза, но Гошка знал, что это не так. После представления жонглеры непременно приглашались в хозяйские покои, но уединялся брат не с Хафизой, а с Ахмедом.

Пока они толковали меж собой, Али и Гошка угощались напитками и фруктами и весело болтали, а Хафиза скромно сидела в сторонке, за отдельным столиком. Так было принято в их племени, и Гошке оставалось лишь удивляться законам, которые позволяли женщине делить ложе с другими мужчинами, но запрещали сидеть за одним столом с приятелем собственного сына.

Уезжал Богуслав очень довольным. Однако на выезде из Булгара настроение ему порядочно испортили.





Глава одиннадцатая

СЛОВА, КОТОРЫЕ ЛУЧШЕ НЕ ПЕРЕВОДИТЬ




Едва первый воз русов протиснулся через ворота, оттеснив запряженную быками телегу с сеном и едва не размазав по створке отчаянно ругающегося смерда с огромным коробом на спине, как перед лошадиными мордами нарисовался уже знакомый Богуславу по рынку козлобородый десятник.

Богуслав насторожился. Он был уверен, что углядеть затерявшегося меж рослыми гриднями Илью почти невозможно.

Неужели кто-то донес?

История о том, как некий мальчишка порезал полдюжины стражников и сбежал, дошла-таки до эмира. И разгневанный эмир не только выгнал тех стражников, которым досталось от Ильи, но и назначил награду за поимку преступника. Награда была немаленькая и принесла кое-какие плоды. Например, дружки нищего, прибравшего Гошкин кинжал, выдали приятеля, и тот, подвешенный на крюк, живенько выложил, откуда взялся клинок.

Теперь вся стража Булгара искала хозяина злодейского кинжала.

Одно хорошо: клинок был хоть и хорошей ковки, но, во-первых, довольно простой, малозаметный. Во-вторых — ромейской работы. Это вроде бы подтверждало то, что преступник — ромей. Так что в первую очередь еще раз обшарили ромейские дворы. Никого, естественно, не обнаружили, но поиски преступника не прекратили. Эмир велел — надо исполнять.

На всякий случай Илью за пределы подворья не выпускали до самого последнего дня. Оставалось надеяться что и на выходе из города его не признают.

Но что здесь делает козлобородый десятник с рынка? Неужели выдал кто-то?

Если так, то остается только драться. Причем в положении на редкость невыгодном. Пешими, в тесноте, без брони, с отпущенными луками…

Козлобородый рявкнул по-своему. Требовательно. Богуслав толком не разобрал, что именно, но с облегчением угадал главное: речь не об Илье.

— Что ему надо? — спросил Богуслав Хватку, который должен был сопровождать караван до лодий.

— Он хочет, чтоб мы заплатили десятину, — вздохнул Хватко.

— Десятину с чего? — удивился Богуслав.

— Со всех товаров, которые мы взяли в Булгаре.

— Скажи ему, что мы уже заплатили мыто, когда привезли сюда свой товар.

Хватко перевел.

Стражник осклабился и пролаял еще одну длинную фразу.

— Он говорит: за все товары, которые проходят через Булгар, положено платить десятину. За эти товары десятина не плачена.

— Какая еще десятина? — Богуслав спрыгнул с телеги, ткнул пальцем в стопку круглых зеленоватых стекол, проложенных для надежности тонким войлоком. — Это никто не провозил через Булгар! Их сделали здесь, у вас!

— Ну да, — согласился козлобородый. — У нас. А это значит, что десятину за них никто не платил. Сейчас ты повезешь их через нашу, хранимую Аллахом и эмиром, землю. Значит, ты и должен заплатить десятину.

— Ладно, — буркнул Богуслав. В конце концов всё это пустяки в сравнении с делами Ильи. — За это я заплачу. А за это — он ткнул в сторону следующей телеги, на которой лежали рулоны шелка, — я платить не буду. Это привезли издалека. Так что десятина уже уплачена. Так?

— Нет, не так! — мотнул головой стражник. — Откуда я знаю, уплачена ли за твой товар десятина или нет? Кто может это подтвердить? Никто! — Он победно взглянул на Богуслава. — Плати, рус!

Вот теперь Богуславу очень захотелось выпустить наглому вымогателю кишки. Даже радость от того, что об Илье все-таки не пронюхали, несколько померкла.

Славка сдержался.

— Хватко, — сказал он. — Я хочу знать, можно ли сыскать на него управу? По здешнему закону.

— Ты можешь потребовать суда, — ответил Хватко. — Вон там, в белом домике у караулки, сидит кади. Но я бы не стал этого делать. Суд стоит денег, и немалых. Чтобы кади истолковал дело в твою пользу, ему надо сделать подарок. Но, скорее всего, он — в сговоре с этим десятником и вынесет решение в его пользу.

— Ладно, — сказал Богуслав. — Мы заплатим десятину. Скажи ему это. И еще спроси: знает ли он, кто мы?

— Вы — из словенского города Киева, — проявил осведомленность стражник.


— Спроси его: помнит ли он нашего великого князя Святослава? И то, как он поучил его земляков уму-разуму?

Стражник помнил. Но еще он знал, что Святослава убили печенеги, а новый князь киевский слаб. Даже хузар обложить данью не может. Это в Булгаре все знают.

Богуслав усмехнулся.

— Что ж, — произнес он. — Не стану с ним спорить. Это очень хорошо, что все в Булгаре так думают. Очень очень хорошо.

— Не сердись на него, мой господин, — сказал Хватко. — Ему нужно много денег, чтобы вернуть то, что он заплатил за свою должность.

— Ты хочешь сказать, что эти деньги он заберет себе? — Вот теперь Богуслав удивился по-настоящему.

— Не всё. Ему придется отдать часть своему начальнику. А тот, уже из своей доли, внесет что-то в казну эмира.

— Вот как? А скажи мне, Хватко, сколько мне придется заплатить, если я сейчас отрежу ему башку?

Козлобородый будто угадал, что сказал сейчас Богуслав. Ощерился, погладил рукоять сабли: мол, давай, чужеземец! Неси сюда свою храбрую голову!

— Не делай этого, мой господин! — всполошился Хватко. — За убийство стражника здесь казнят жестокой смертью, а всё достояние забирают в казну!

— Да, он того не стоит, — согласился Богуслав. — Спроси, как его зовут?

Стражник удивился. Но ответил.

— Его зовут Хаттаб ибн Раххим.

— Очень хорошо, — кивнул Богуслав. — Когда я в следующий раз приду сюда, мы с ним обязательно повидаемся. Переведи ему.

— Он говорит: всегда рад встретиться с русом, потому что ему очень нравятся его деньги, — перетолмачил Хватко ответ стражника.

— Уверен, что цвет его крови мне тоже понравится, — буркнул Богуслав.

— Если не возражаешь, господин, я не стану этого переводить, — произнес Хватко-Халил.

— И не надо. Когда придет время, он и так все узнает.

«Хаттаб ибн Раххим, — подумал Богуслав. — Я запомню. Мы с тобой еще поквитаемся, жадный бохмичи. Я тебе это серебро в глотку засуну».





Глава двенадцатая

985 год от Рождества Христова

НА БУЛГАР!




Войско русов двигалось по Волге-Итилю. Старым воинам вспоминался великий князь Святослав Игоревич. Как ходил он вот так на хузар и на булгар и устрашал врагов одним лишь видом стремительных лодий с красными щитами на бортах…

Сотни парусов, пестрых и полосатых, с алыми знаками Хорса и молоньями Перуна, сотни флагов и значков, сверкание бессчетных шлемов, гул сотен медных бил, могучая песня княжьей руси, идущей по могучей реке, сулящая смерть или жалкое рабство насельникам богатейшего торгового пути. Сын Святослава великий князь киевский Владимир Святославович шел, чтобы сделать чужое своим. Чтоб расширить пределы державы на восход и оседлать великую реку.

В устье Оки встретились две рати: киевская, усиленная союзными воями, и северная, ильмень и кривичи, Новгород, Полоцк и Белозеро, отборное ополчение и вольные викинги-нурманы. Вел это войско посадник новгородский и воевода княжий Добрыня.

Русь шла водой, а степным берегом, в многоверстном облаке пыли топтала землю тысячами копыт союзная конница: торки, хузары, печенеги…

Однако не все русы шли водой.

Две тысячи ратников, собранных из киевской, черниговской, смоленской гриди, двигались в самом центре многочисленной степной конницы, подобные кулаку, в котором сжат ремешок кистеня. И уже за ними тянулся обоз: припасы и амуниция, захваченная добыча, немногочисленные раненые и захваченные рабы, бредущие вереницей за скрипучими возами. А вокруг войска, то рассыпаясь на многие стрелища, то роясь вокруг городищ и сторож, сновали тысячи степняков, подметая и увязывая в живые цепи тех, кто не успел уйти под защиту стен. Уйти успевали немногие. Вихрем налетала на булгарские селения Степь. Сметала ураганом стрел немногих оружных и забирала всё, на что падал глаз: молоденьких девушек и крепких мужчин, железные косы и медную утварь, фураж для лошадей и скот для собственных котлов.



В этот поход Богуслав взял Лучинку. Это было неправильно. Не по обычаю. Жена должна ждать мужа дома. Об этом Богуславу не преминули напомнить мать с отцом. Однако в этот день в доме боярина Серегея гостил его побратим Машег, который совсем недавно весьма печалился, что его любимая жена Елда Эйвиндовна, сорвавшись со скалы, повредила ногу и не смогла ему сопутствовать. Потому Богуслав смело возразил родне: мол, есть и другой обычай.

Мать сразу губы поджала: не нравилась ей дочь Эйвинда Белоголового. Почему — непонятно. Хотя она вообще отцовых друзей-хузар недолюбливала. Как только согласилась отдать сестру за Йонаха — уму непостижимо. Слыхал Богуслав: связана была с этой женитьбой какая-то неприятная история…

Вот и сейчас едва Богуслав упомянул Эльду, как мать тотчас обиделась, процедила: «Вы мужи, вы решайте». И вышла. Отец бросил в ее сторону виноватый (с чего бы?) взгляд, пробормотал что-то насчет того, что у Машега жен много, а у Богуслава — одна… Тут же сообразил, что довод неудачный. Вдобавок видел он, что не все гладко меж Славкой и Лучинкой… Так что махнул рукой: делай как знаешь. Тем более что боярин-воевода и сам идет в этот поход. Если что — присмотрит за невесткой.

Сладиславе он так и сказал. Может, в этом походе сподобит Бог: вернется невестка в тягости.

И тем же вечером Богуслав объявил Лучинке, что берет ее с собой.