Княжья Русь

Обеспокоенный боярин сбежал с крыльца и поклонился князю ниже обычного — земным поклоном.

Когда распрямился, князь уже передал высокий шлем, обернутый от солнца в рысий мех, ближнему гридню и глядел на боярина сверху, насупив светлые, отчетливо выделявшиеся на загорелом лице брови.

Гневался великий князь.

Блуд кинулся вперед, собрал руки ступенькой — помочь князю сойти с коня…

Владимир помощью пренебрег. Спешился сам — соскользнул ловко, по-степнячьи. Смерил злым взглядом согнувшегося Блуда, отодвинул плечом и пошел в боярский терем — будто в собственный. У Блуда сердце упало. Никого из своих рядом. Оттерли всех. Одни люди княжьи вокруг. Что им Владимир велел — неведомо. Кончат боярина прямо тут — и не поможет никто.

Однако не тронули. И когда перепуганный боярин бросился вслед за Владимиром, мешать не стали. Правда, кто-то за спиной засмеялся обидно. Волки они все, что нурманы, что варяги. Страх нюхом чуют…

Блуд догнал Владимира только в думной палате, обставленной боярином с особой любовью и роскошью. Здесь, посиживая в высоком резном кресле из черного дерева, привезенном из самого Константинополя, развалившись на удобных подушках, потягивая бесценное заморское вино с медом и пряностями, придумывал боярин самые свои замысловатые хитрости.

Теперь в роскошном кресле сидел великий князь. Шелковые подушки с дорогой шемаханской вышивкой Владимир небрежно смахнул на пол. Ему и на голом дереве удобно.

— Сядь! — сурово бросил князь. — Сядь и рассказывай!

— Что, мой государь? — Блуд осторожно опустился на лавку у стены.

Что разрешил сесть — это хорошо. А все остальное — плохо. Что же он такое успел пронюхать? Неужели кто-то из дурней-смольнян проболтался о похищении вдовой княгини? Не дай Бог…

Увы! Все оказалось намного хуже.

— О чем? — Владимир сузил глаза, оскалил ровные зубы и стал очень похож на своего отца Святослава. Тот в гневе тоже скалился… Страшен в гневе был покоритель Булгарии и Хузарии. Мог собственноручно в Ирий отправить…

— О чем? Да о том, как князя своего ограбить вздумал! Говори, боярин! И не вздумай лгать — язык вырву!

— Я… Мне… Княже! Да я только о твоем благе и пекусь! — воскликнул боярин, лихорадочно пытаясь сообразить, что же такое стало известно князю. — Денно и нощно!

— Ах денно и нощно? — страшным голосом рявкнул князь. — А вот это — что? — Владимир швырнул под ноги Блуду пергаментный свиток. — Благодари своего ромейского бога, что я прежнее добро помню! Не то висеть бы тебе в пытошной!

Блуд осторожно, будто ядовитую змею, подобрал свиток, развернул…

— Читай, читай, — прорычал Владимир. — И ищи, чем оправдаться, потому что железо для твоей кожи уже калят… Уж мои-то нурманы сумеют тебя разговорить!

Блуд дрожащими руками развернул свиток. Знакомые ромейские буквы прыгали перед глазами, не складываясь в слова… Но подпись и печать Блуд признал сразу. И ему сразу стало не до красивой вдовицы…





* * *


Боярин Серегей пришел к великому князю сегодня утром. Пропустили его немедленно, но Владимир встретил его не слишком дружелюбно:

— С чем пришел ко мне, воевода… моего отца?

Сергей укол княжий проигнорировал.

— Я слыхал, тебе деньги нужны? — напрямик спросил Сергей.

— Нужны, — согласился Владимир, пристально разглядывая загорелое, испещренное светлыми шрамами лицо славного воеводы. — Хочешь поделиться?

О несметных богатствах боярина в Киеве ходили легенды.

— Хочу помочь, — длинные варяжские усы качнулись, когда воевода усмехнулся. — Рассказать кое-что о твоих собственных (с нажимом) деньгах, княже, о которых ты и не ведаешь.

— Говори, — разрешил Владимир.

— Ты лучше сам прочитай, — предложил Сергей, кладя на стол два пергаментных свитка. — Ты ведь разумеешь по-ромейски. — Если нет, то я помогу.

— Обойдусь, — буркнул князь, разворачивая первый свиток. — Разберусь как-нибудь.

Вообще-то, Владимир читал по-ромейски не очень хорошо, но не хотел выказывать даже малой слабости перед этим огромным варягом. Смущал его боярин Серегей.

С первым свитком все оказалось просто: это было собственное письмо князя ромейскому кесарю. Даже печать Владимирова трезубца имелась.

— Откуда это у тебя? — мрачно поинтересовался князь.

— Позже поясню, — ответил Сергей. — Ты второе прочитай, княже.

Владимир не стал выяснять, как оказалось у боярина послание кесарю. С этим можно и подождать.


Владимир развернул второй свиток. На нем тоже имелась печать. И подпись. Но уже не княжья — чужая.

Шевеля губами, Владимир с трудом разбирал ромейское письмо. Хорошо хоть, написано оно было с каллиграфической старательностью. А уж имя адресата Владимиру известно прекрасно. Паракимемон Василий, истинный правитель Византийской империи, переживший трех кесарей, знаком повелителям всех земель, сопредельных империи.

Владимир читал… И чем глубже он погружался в текст второго послания, тем мрачнее становилось его лицо.

Дочитав, князь сунул оба свитка за пояс.

— Откуда они у тебя? — буркнул он.

— Мой человек добыл, — спокойно ответил Сергей. — Посыл ромейский на моем кнорре отплыл. И немного переусердствовал в питии. А пока он отсыпался, мой человек в пояс ему заглянул — и добыл это. Надо же нам знать, что лазутчики Палатия своим хозяевам докладывают.

— И ты посмел изъять послание, которое я, моему брату-кесарю отправил? — В голосе Владимира звякнуло железо.

— Что ты, княже, как можно! — Длинные светлые усы воеводы приподнялись в усмешке. — Твое послание, равно как и второе, по-прежнему следуют в Константинополь. Это всего лишь копии. Мой человек плохо понимает по-ромейски. Зато рука и глаз у него твердые. Потому он буковка в буковку срисовал то, что было в каждом из писем. И принес мне. А я — тебе. Может, стоило мне их сразу сжечь?

Владимир смерил воеводу холодным взглядом. В одном князь был уверен: воевода не лжет. Не той он породы.

— Опасный у тебя человек, — сухо произнес князь.

— Опасный, — согласился Сергей. — Врагам. Но не мне. И не тебе. Так что ты скажешь, княже? Зря я тебе это принес?

— Нет, не зря, — буркнул князь.

— В таком случае это все, чем я с тобой хотел поделиться. Дозволь мне уйти?

— Иди, — разрешил Владимир. И тут же: — Нет, постой! Сначала ответь, боярин: какой награды ты хочешь за эти… находки?

— Ты уже наградил меня, — сказал Сергей. — Когда уничтожил тот жребий.[5]

— Я его не уничтожил, — помедлив, произнес Владимир. Раздернул шнурок привязанного к поясу кошеля, поискал немного и вытащил табличку с начертанными сваргом рунами. — Возьми, — князь протянул табличку Сергею. — Для памяти.

— Что ж, — боярин взял табличку и слегка поклонился. — На память я не жалуюсь, но это — сохраню.



— Прочитал? — поинтересовался Владимир.

Голос у князя — холоднее льда. Но Блуда бросило в жар.

За дверью негромко, по-своему, переговаривались нурманы. Стоит князю кликнуть — и пропал Блуд. Вывернут руки, обдерут дорогие одежды, как шкурку с соболя, кинут поперек седла и увезут в княжий Детинец. На животные муки. А может, и в Киев везти не станут: стащат вниз, в подвал, где у Блуда своя пытошная устроена.

Блуд представил, как висит он на цепях с вывернутыми руками, вдыхая дух раскаленного железа, а здоровенные нурманы весело переговариваются по-своему, перебирают шильца и клещи, ссыпают на противень красные уголья…

Ох и трудно было Блуду выдавить эту улыбку. Всей разом собранной воли едва хватило.

— Не серчай, княже, — с раскаянием проговорил Блуд. — Хотел подарок тебе сделать. Нежданный подарок — он ведь всего приятней. Думал: обрадуешься ты, когда я тебе такое богатство привезу.

— Да ну? — Великий князь усмехнулся. Видел: врет Блуд. Но разве Владимир и прежде не знал, что лжив и хитер моравский боярин? Знал, знал. За то и держал при себе. Хитер, подл, да полезен. Вот как сейчас. Прямо с земли серебро поднял. И серебро это всё, до последнего резана, достанется ему, Владимиру.

Усмешка великого князя стала еще шире. Но боярин Серегей каков! Будто знал, что Владимир собирается у него денег занять. А может, дядька Добрыня Серегею намекнул? Надо будет спросить… Ах, молодец боярин-воевода! Пополнить княжью казну серебром своего недруга Блуда — да еще княжью благодарность за это получить.

А не намекнуть ли Блуду, кто его выдал?

Когда ближники твои друг друга ненавидят, править легче.

Не сговорятся за твоей спиной.

Нет, не стоит. Блуд на воеводу Серегея и так зуб точит. Пусть лучше думает, что Владимир сам свитки эти добыл. Побоится впредь с князем ловчить.

— Значит, у тебя мое серебро? — осведомился Владимир.

— У меня, у меня, — быстро произнес Блуд. — Всё лежит в сохранности. Все двенадцать тысяч гривен!

Ох, не в добрый час решил Блуд с ромейским посланником сговориться! Знал ведь: проклятый ромей своего не упустит. Викинги еще на корабли не сели, а он уже пишет, что заплатил за них собственные денежки. Сполна, за три тысячи мечей. Да еще, сучий сын, себя не забыл: за каждую нурманскую голову по лишней гривне прибавил. Четыре тысячи гривен чистого убытку. Да и остальные четыре тысячи еще неизвестно, когда ромей отдаст. Собственную казну, считай, до дна опустошить придется. Владимир ждать не будет. Не отдаст Блуд добром — возьмет силой. И еще шкуру спустит!

— Пятьдесят пудов серебра я тебе прямо сейчас отдам, — быстро сказал Блуд. — Остальные у меня в киевском доме лежат. Не серчай: я большую часть серебра ромейского на злато уже поменял. Простишь?

— Прощу, — кивнул Владимир. — Злато мне тоже не помешает.



Но на этом нынешние беды Блуда не закончились.