Каждому своё 4 Цикл «Каждому своё»
Часть 6 из 7 Информация о книге
Двадцать километров северо-западнее МКАД, Звёздный Городок, секретный бункер-дублёр командования РВСН – Сколько ещё мы продержимся? – облаченный в полевую форму полковник воспалёнными от усталости глазами просматривал сводку по состоянию бункера, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в локте. Действие обезболивающего снова закончилось, и получившая сильную контузию кость давала о себе знать. – Как долго выдержат оставшиеся тросы? – Большая часть камер, установленных на внешней обшивке бункерной капсулы, уцелела. Картина достаточно точная, – начальник инженерной команды указал на голограмму, демонстрирующую схему бункера. Дублирующий бункер построили пятьдесят лет назад в обстановке строжайшей секретности, применяя симбиоз всех имеющихся технологий. На глубине в полтора километра была вырыта огромная полость, стены и своды которой тщательно укрепили и герметизировали. Внутри неё собрали двойную капсулу по принципу одна внутри другой. Внешняя капсула висела внутри полости на двух сотнях стальных массивных тросов, чтобы исключить раздавливание в случае мощной деформации грунта. Внутренняя капсула сопрягалась с внешней сложной системой стабилизации, позволяющей ей проворачиваться и автоматически принимать правильное вертикальное положение внутри внешней капсулы в случае отклонения последней от заданной вертикали. В чреве внутренней капсулы и был размещен дублирующий командный пункт. – Порвалось или потеряло натяжение сорок процентов амортизационной подвески. Это критическое состояние, – продолжал майор. – Но если других обрывов не будет, то в таком положении бункер может висеть достаточно долго. На схеме было хорошо видно, что полость, внутри которой висел бункер, получила сильную деформацию. Часть потолочного свода осыпалась, остальное сильно сплюснуло, западную стену пересекала глубокая трещина, расползшаяся сверху до самого дна, множество тросов либо лопнули, либо безвольно провисли. Бункерная капсула сильно накренилась и замерла в опасном положении, грозя оторваться и рухнуть, но механизмы внутренней капсулы сработали штатно, провернув её в заданное вертикальное положение. На восстановление работоспособности командного пункта ушло несколько часов, основные работы уже закончены, но ремонтные команды ещё ликвидируют последствия. – Конкретнее! – потребовал полковник. – Насколько именно долго? – Сложно сказать, – майор устало поморщился. – Может, год. Может, полгода. В любом случае наша автономность рассчитана на три месяца, так что выходить на поверхность придется раньше. – Что с шахтой выхода? – Разрушена полностью. В верхней части шахтного ствола не отвечает ни один датчик. Судя по показаниям датчиков в нижней части, шахта засыпана целиком. Судя по всему, противник наносил удар именно по входу в бункер. Они точно знали, где мы находимся, но не знали, что ось шахты входа не совпадает с осью бункера. Или знали, но не знали, в какую именно сторону от бункера смещена входная шахта, поэтому попытались ударить прямо по оси, в надежде, что противобункерный ядерный удар до нас достанет и так. – То есть мы здесь похоронены заживо? – уточнил полковник. – Теоретически да. А практически – это как повезёт, – майор вывел на экран новую схему: – Это схема секретного метро, ведущего к нашему бункеру. Вы добирались сюда по ней. – Тоннель расплющило, – полковник, криво усмехнувшись, показал майору контуженную руку, уложенную на перевязь на груди. – Нас не засыпало потому, что я с самого начала приказал машинистам держать максимальную скорость с нарушением всех правил безопасности. Так бы тоннель сложился вместе с нами. О метро можно забыть, его больше не существует. – Не совсем так, – майор указал на схему: – Вот. Это запасная шахта, ведет наверх. Осталась со времен строительства, засыпать не стали. Вход в неё располагается в километре от нас, это место вы проезжали уже после обрушения, и тогда оно было цело. Если уцелеет и дальше, то шанс выбраться есть. Если сумеем. – То есть? – Полковник нервно поглаживал всё сильнее ноющую руку. – Что значит «если»? – Эксплуатировать эту шахту не планировалось, – пояснил майор. – Насколько я понимаю, из-за того, что она расположена близко к шоссе общего пользования. Поэтому подъёмники обесточили, а выход на поверхность застелили асфальтом и сверху установили ложный объект в виде старого ангара. Асфальт мы пробьём, это не проблема. Главное – запустить подъёмники. – Как только всё утихнет, проведём разведку шахты, – решил полковник. – Вы свободны, майор. Занимайтесь! Начальник инженерной службы покинул кабинет, и полковник вышел следом. Ему было поручено начальством возглавить мероприятия по борьбе за живучесть, и теперь генерал ждёт доклада. Отсек управления располагался в двадцати метрах дальше по центральному радиусу, и полковник решил провести доклад лично. Можно было бы использовать внутреннюю связь, но тогда бы он не оказался в отсеке управления. А только там можно получить хоть какое-то представление о том, что сейчас происходит на поверхности. И что от неё осталось. Полковник тоскливо зажмурился и потёр усталые глаза. Никто до последнего не ожидал, что ядерная война произойдет. Даже тогда, когда из зоны конфликта на Шельфе пришло сообщение о том, что противоборствующие флоты обменялись ядерными ударами, в глобальную войну никто не верил. Там, в Тихом океане, всё произошло настолько стремительно, что не было возможности даже получить точную информацию. Флоты сближались, и натовцы вроде бы отдали приказ начать заградительный огонь, как вдруг китайцы и арабы завопили, что зафиксировали среди выпущенных ракет ядерные боеголовки. Расстояние между флотами было всего ничего, для ракет это секунды, и было уже поздно. Не до уточнений и подтверждений. Но союзники, похоже, ожидали чего-то подобного, потому что успели ответить тем же за мгновения до гибели. Всё это было предельно странно уже само по себе, но даже тогда никто не думал, что конфликт выйдет за пределы Шельфа. А потом оказалось, что основной ракетный поток ушёл в сторону Пекина и Тегерана. ПВО союзников пыталось перехватить ядерные боеголовки, но что-то пошло не так, и несколько ударов достигли целей. Обе столицы смело практически полностью, и механизм падающего домино был запущен. Вполне ожидаемо оказалось, что цели для поражения были заранее введены в прицельные блоки ракет всеми, у кого таковые ракеты имелись, и бесчисленные потоки смерти рванулись уничтожать мир. Дальнейшее уже было делом техники. Зафиксировав массированные ракетные пуски по своим территориям, все, кто мог, нанесли ответно-встречный удар, и ядерная война начала развиваться по установленным для неё законам. Первой волной каждый постарался отправить ракеты с шахт и прочих точек, являвшихся самыми старыми, а значит, хорошо известными всем так называемым партнёрам. Потому что потом от этих шахт останутся лишь радиоактивные кратеры. Первую волну каждый старался сделать наиболее массированной, она была призвана максимально загрузить системы ПВО противника и тем самым повысить эффективность второй волны. В ход пошли стационарные ракетные комплексы и стратегическая авиация. Когда до прибытия первой волны оставались считаные минуты, и средства ПВО уже были распределены по целям, все, кто мог, выложили свою самую опасную карту: подводные ракетоносцы. Подводные лодки производили ракетные пуски непосредственно у берегов противника, подлетное время было минимальным, и перехватить всё было невозможно. О том, что так будет, знал каждый, но это ничего не изменило. Все пытались сделать больше, чем только можно: в воздухе собственных государств взрывались ядерные зенитные заряды, прибрежные воды вскипали от противолодочных ядерных взрывов, заполонившие орбиту планеты спутники двойного назначения пытались выводить из строя баллистические ракеты и друг друга. А командование ПВО разных стран за секунды принимало страшные решения: каким менее важным объектом своего государства пожертвовать ради прикрытия более важного. Ибо атакующих средств на этой многострадальной планете скопилось на порядок больше, чем защитных. Хмуро шагающий по низкому коридору полковник вспомнил, как едва ли не каждый год то одна, то другая страна – участница ядерного клуба с вызовом и апломбом объявляла о создании очередной ракеты, способной преодолевать системы ПРО конкурентов. Он молча скривился. Старались не зря. Системы ПРО не справились. Ни у кого. Весь мир оказался засыпан термоядерным градом. И сейчас выжившие под этим градом, а точнее, пока ещё выжившие, мобильные пусковые установки, которые удалось вывести из районов базирования перед самым ударом, производили пуски. Для мирного населения, если оно ещё где-нибудь осталось, этот удар будет особенно страшен. Потому что отражать его нечем и некому. Все стратегические цели подверглись массированным ударам. Нет больше ни ПВО, ни военных объектов, ни атомных электростанций, ни плотин, ни столиц, ни городов. На каждую страну обрушилось в три раза больше термоядерной смерти, чем необходимо для полного уничтожения. Что происходит сейчас на поверхности, можно только гадать. Мобильные пусковые комплексы, рассредоточенные по безлюдным регионам страны, наносят удары по вражеским объектам глубокого заложения, чтобы никто из развязавших эту бойню гадов не пережил своих жертв. Координаты таких объектов разведка добывала в течение последних полутора сотен лет, тщательно обновляя информацию. И, судя по тому, что противник всё ещё бьёт в ответ, у него имеется всё то же самое в достаточном количестве. Обмен ударами идёт всего сутки, всё только началось. Полковник дошёл до массивного люка, закрывающего вход в командный отсек, и один из стоящих на охране угрюмых спецназовцев открыл перед ним толстую дверь. Полковник безрадостно кивнул в знак приветствия и прошёл внутрь. Эти четверо откачали его после взрыва и тащили на себе до местного лазарета. Они выполняли свой долг, но проявить элементарную благодарность полковник был обязан. В тот час, когда всё началось, он находился на службе, в Москве, в штабе ракетных войск. Как только поступила информация о ядерном обмене на Шельфе, была объявлена тревога, и все заняли места согласно боевому расписанию. Тут же прошёл слух, что из Кремля эвакуируют Президента, вроде как сначала в подземный город под Раменками, а оттуда, если всё станет совсем плохо, в секретный правительственный аэропорт и на Урал. Там, в горах, для Верховного Главнокомандующего выстроен ещё один подземный город, самое надёжное укрытие из всех имеющихся. Знакомые спецы утверждали, что даже новейший «Подземстрой-2» Шрецкого уступает ему в степени защищенности. Правда, многократно превосходит в оснащённости и комфорте в силу «разницы в возрасте», но в бою шансов больше не у того, кто в хорошем костюме, а у того, кто в хорошем бронежилете. Как только выяснилось, что Пекин и Тегеран сгорели в термоядерном огне, и пострадавшие союзники произвели ответные пуски, всем стало ясно, что дело дрянь. Соответствующие службы получили указания начать эвакуацию членов семей военнослужащих, и полковник изо всех сил надеялся, что его жену и детей успеют доставить в бомбоубежище прежде, чем в стране объявят всеобщую эвакуацию, и московские дороги встанут в мёртвых пробках. Потом полковнику вручили опечатанный секретный чемодан и отправили сюда, в бункер-дублёр. Содержимое чемодана должно было попасть генералу лично в руки, поэтому полковнику пристегнули чемодан наручниками, выдали четверых спецназовцев в качестве охраны, и он спустился в секретное метро. Ждать отправления пришлось минут десять, в вагонах срочно размещали какой-то груз для бункера, и едва состав тронулся, полковник связался с кабиной машиниста. Он без обиняков заявил, что найдёт способ сгноить машинистов, если они посмеют не подчиниться его приказам, и потребовал развить максимальную скорость. Правила местного дорожного движения его не интересовали, он чувствовал неладное с той секунды, как только оказался под землёй. И предчувствия его не обманули. Подземный состав не дошёл до места назначения двух километров. По местности, под которой пролегал тоннель, был нанесён удар контактным боеприпасом. Наземный термоядерный взрыв, как минимум. Наверное, противник полагал, что в этом районе существует некий секретный объект глубокого заложения. Теперь, после разговора с майором, полковник был уверен, что били именно по той самой запасной шахте. Сто процентов – вражеская разведка засекла её ещё в момент строительства. Скорее всего, какое-то тупоголовое существо, обитающее в интернете и имевшее косвенное отношение к строительству, поделилось информацией со своими подписчиками. Соответствующие спецслужбы противника проверяют всю подобную информацию. Впрочем, отечественные спецслужбы по отношению к противнику делают то же самое. Враги информацию проверили, она подтвердилась, и одной целью в блоках наведения ядерных боеголовок стало больше. Скорее всего, наша контрразведка тоже обратила на это внимание и попыталась слить противнику дезу. И, надо думать, частично им это удалось, потому что удар пришёлся не по шахте, а на километр раньше. Или враги просто промазали. Но били точно по ней, теперь полковник был в этом уверен, и заряд был даже не контактным, а спецбоеприпасом для уничтожения объектов глубокого заложения. Как бы там ни было, расположенный на глубине в сто двадцать метров тоннель смяло в лепёшку мгновенно. Только благодаря высокой скорости состав, в котором ехал полковник, не расплющило сотнями тонн обрушающейся породы. Состав разминулся с основным обваливающимся массивом на какие-то метры, если не меньше. Они буквально чудом вырвались из-под каменного дождя и не сошли с рельсов. Как ему позже рассказали в лазарете, крыши вагонов были не просто измяты камнепадом, их вдавило внутрь чуть ли не на полметра. Прибывший на конечную станцию состав был похож на гружённые породой шахтёрские вагонетки. Но сам полковник этого не видел. Тоннель схлопнулся с такой силой, что образовавшаяся воздушная волна выбила стекла. Полковник получил сильный удар и остановку сердца. Охрана его откачала и донесла до лазарета. Там оказалось, что с сердцем всё относительно обошлось, а вот в момент падения он всем телом приземлился на локоть и заработал контузию кости. Руку повесили на перевязь, теперь она нещадно болит, и без обезболивающего это совершенно невыносимо. Врач сказал, что через сутки должно быть легче. – Разрешите? – полковник бросил на генерала вопросительный взгляд и представился по уставу: – Полковник Брилёв! Сидящий за рабочим столом замученный генерал-лейтенант со следами бессонницы на лице, кивнул и взглядом указал ему на стул перед собой: – Докладывай, полковник. – Удар противника пришёлся по району входной шахты, – коротко доложил полковник. – Шахта уничтожена, но напрямую нас не задело. Из-за сильного смещения грунта внешняя полость частично разрушена, местами имеются обрушения. У нас осталось шестьдесят процентов подвески. Любое серьёзное колебание почвы приведёт к её обрыву, но, если внешних воздействий не будет, подвеска продержится от полугода до года. Все основные системы бункера, включая жизнеобеспечение, не пострадали. Даже если бункер рухнет на дно, они не получат разрушительных повреждений. Все неполадки можно будет устранить своими силами. Полковник на секунду умолк, переводя дух. Противник бил по бункеру с самого начала обмена ударами, но вражеские ракеты не сразу смогли преодолеть зонтик ПВО. Почти двадцать часов бункер принимал непосредственное участие в руководстве боевыми действиями, потом возможности ПВО иссякли, и местность накрыло серией ударов. Несколько воздушных термоядерных взрывов расплющили и сбрили всё, что находилось на поверхности, и не менее двух боеприпасов, специально предназначенных для поражения защищенных объектов глубокого заложения, сработали точно в районе входной шахты. Прямого попадания удалось избежать, но смещения грунтов оказались настолько мощными, что внешняя полость едва не схлопнулась. Бункерная капсула чуть не оторвалась и опасно накренилась, из-за чего большая часть личного состава оказалась сбита с ног и получила ушибы. Сам полковник тоже упал и опять на больной локоть. В тот миг от боли в глазах потемнело так, что он решил, будто освещение вырубилось. Мучения были настолько сильны, что он катался по полу и выл от боли. Подоспевшие медики вкололи ему наркотическое обезболивающее, и только так смогли прервать его страдания. Два часа он приходил в себя, потом получил приказ возглавить ремонтные работы. К счастью, серьёзных повреждений оборудования не произошло, серьёзных травм среди личного состава тоже оказалось немного, и поставленную задачу удалось выполнить достаточно быстро. – По нашим расчётам, – продолжил Брилёв, – противник считает нас уничтоженными. Если мы не демаскируем себя в течение двух суток, уничтожать нас будет уже некому. Мы сможем выслать за пределы бункера инженерную группу, которая проникнет в уцелевший отрезок тоннеля секретного метро. В километре от нас есть старая грузовая шахта, у нас есть основания считать, что она уцелела. Через неё мы сможем установить физический контакт с поверхностью. – Если доживём, займёшься этим! – подытожил генерал и немедленно вернулся к изучению электронного карт-планшета, выложенного почти во всю стену. Полковник проследил его взгляд. Стратегическая карта мира, испещренная условными обозначениями целей и объектов на дружественных и вражеских территориях, была укрупнена в наиболее важных участках земного шара. Судя по индикации и множеству хорошо знакомых пиктограмм, абсолютно все известные цели как у нас, так и у них, подверглись массированным ударам многократно, в несколько этапов, и считались уничтоженными. Однако обмен ударами продолжался. Значит, в действительности поражены не все объекты противника. Кому-нибудь могло повезти так же, как этому бункеру, что у них, что у нас. И так же, как мы, противник успел рассредоточить мобильные пусковые комплексы по безлюдным районам своих стран, и теперь наносил удары оттуда. Генерал отдал несколько приказов, и группа оперативного управления, занимающая рабочие места по обе руки от генеральского, усилила активность в эфире. Судя по тому, что видел сейчас Брилёв, у нас уцелели почти все пусковые установки, замаскированные под обычные железнодорожные составы, постоянно крейсирующие по необъятной российской глуши. Именно их огнём сейчас управлял генерал. – Разрешите обратиться? – негромко произнёс Брилёв, дождавшись, когда генерал-лейтенант ненадолго замер в своём кресле. – Давай, – не по уставу ответил тот, скрывая нервозность в голосе. – Какова обстановка? – прямо спросил полковник. – Что там, наверху? Шансы есть? – Шансы на что? – Генерал обреченно закрыл глаза, но тут же посмотрел на Брилёва и меланхолично продолжил, не дожидаясь ответа: – На победу? Все уже проиграли. Победителей нет. От крупных городов остались лишь развалины. Если огромную радиоактивную свалку размозженного бетона можно назвать развалинами. Все известные стратегические объекты уничтожены, сейчас идёт уничтожение неизвестных. Инфраструктура цивилизации перестала существовать. Спутники сбиты или выведены из строя, МКС и Лунный посёлок не подают признаков жизни и не отвечают на вызовы. Может, уничтожены, а может, пытаются выжить, потому что понимают: если они ответят, от них потребуют разведданные и целеуказания. То есть после первого же такого ответа по ним ударят все, кто ещё способен это сделать. А способных ещё полно, противник продолжает наносить удары, значит, сумел сохранить какую-то часть сил и средств. Поэтому сейчас мы ровняем им малые города, незначительные населённые пункты и безлюдные территории, пытаемся максимально накрыть любые районы, в которых могут находиться пусковые установки. Они делают то же самое. Кто раньше подавит силы противника, тот и уцелеет. Сейчас главное – выжить. – Приблизительный уровень потерь известен? – Брилёв понизил голос ещё сильнее. – Есть возможность связаться с эвакуационным управлением? Я хочу узнать, что стало с семьёй… – Связи нет почти ни с кем, – генерал жестом заставил его замолчать, украдкой косясь на задерганный личный состав. Мол, не лей масло в огонь, здесь у всех семьи наверху остались. – Центральный КП не отвечает, Москва тоже, связь с ПВО пропала два часа назад, все штабы молчат. Может, уничтожены, а может, со связью проблемы, потому что оборудование разбомбило, и уровень наведённых взрывами помех постоянно растёт. Рассредоточенные по захолустьям подразделения пусковых установок сообщают о больших потерях, глобальных пожарах и непрекращающихся ударах, все запрашивают координаты безопасных районов, в которые можно выйти, а их нет. Связи со Ставкой Верховного нет. С Генштабом тоже. О союзниках я даже не вспоминаю. Управление войсками нарушено и с каждым часом становится всё хуже. Многие подразделения оказались без связи из-за потерь и помех, и их соседи, с которыми связь ещё осталась, сообщают, что видят стартующие ракеты на горизонте там, где горизонт ещё просматривается. Значит, они наносят удары согласно самым первым приказам, отданным с началом войны. Их ракеты атакуют уже пораженные цели, и это хорошо, потому что на текущий час уничтожить удалось явно не всё. Какая-то часть атакованных целей уцелела. Как мы. И чем быстрее получится их подавить, тем больше шансов выжить и сохранить хотя бы кого-нибудь. На наши частоты выходят остатки подразделений других родов войск, сообщают о потере связи со своим командованием, просят помощи и спрашивают, что им делать. Иногда сигналу удаётся пробиться до бункера в Уральских горах, и мы совместными усилиями пытаемся вывести уцелевших из-под ударов. Но полностью безопасных территорий нет, и для того, чтобы их создать, необходимо уничтожить оставшиеся у противника силы прежде, чем у нас не останется своих. Так что иди, полковник, и готовь бункер к возможной атаке. Противник действует аналогично, и по нам могут ударить ещё. – Есть, – негромко ответил Брилёв, поднимаясь, и на мгновение задержался: – Верховный до Уральского бункера не добрался? – На Урале его нет, – ответил генерал. – В самом начале его доставили из Кремля в Раменки, это всё, что я знаю. На территории Москвы связи нет вообще ни с кем, все коммуникации нарушены, разорваны даже подземные кабельные линии. Понять, что там происходит, невозможно. Вокруг нас не отвечает никто. Единственные в нашем районе, кого было слышно в эфире более-менее недавно, это «Подземстрой-1», но толка от них никакого, это сугубо гражданский объект. Они сообщили, что быстро теряют мощность связи, и молчат уже часов пять. И это хорошо, потому что единственное, чем они занимались, это засоряли эфир своей паникой. Как только всё утихнет, попытаемся послать разведку в Москву. Хотя бы проверить убежища, в которые эвакуационные команды должны были вывезти семьи личного состава. Займись предварительной подготовкой! – Товарищ генерал, удалось восстановить связь с Уралом! – доложил один из операторов. – Сигнал нестабильный, сильные помехи! Генерал жестом велел Брилёву идти и поспешил подключиться к сеансу связи. Полковник покинул командный отсек и направился в свой кабинет. В штатное расписание этого КП он не входил, хотя прежде ему довелось прослужить здесь больше года, и потому генерал вверил ему управление вопросами внутренней службы. Фактически для этого в бункере имелись соответствующие должностные лица, для которых Брилёв стал ещё одной прослойкой между командованием и подчиненными, но это лучше, чем вообще не иметь никаких задач. Не занятая работой психика быстро перегружалась тяжёлыми мыслями, и ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому надо загрузить работой себя и своих новых подчиненных. Полковник собрал совещание из вверенных ему должностных лиц, расставил задачи и принялся лично разбираться в деталях предстоящей операции по выходу на поверхность. – Если входная шахта уничтожена, то вместе с ней уничтожен подземный ангар. – Брилёв совместно с начальником инженерной службы изучал спецкарту местности. – Рассчитывать найти технику в Звёздном Городке малореально, вряд ли от него что-то осталось. Какие есть варианты? – Кроме Городка можно поискать вот тут, – майор указал на отметку. – Танкисты? – усомнился полковник. – Их пять лет назад законсервировали. Техники там много, но вся старого образца, на двигателях внутреннего сгорания. Электрической тяги не имеется. Топлива там нет, это стопроцентно, мы ничего не заведём. – Топливо можно принести с собой, – произнёс майор. – У нас автономный запас почти шестьдесят тонн, возьмем пару бочек солярки, это почти двести километров хода для двух БМП, хватит дойти до Москвы и обратно. – Тащить на себе две бочки по двести литров? – полковник покачал головой. – Там почти пять километров пешком, не считая километра, который придётся идти по тоннелю, возможно, частично засыпанному. – К шахте пойдем налегке, – объяснил майор. – Пока механики разберутся с двигателями подъемника, остальные расчистят путь, если потребуется. Потом вернутся в бункер за топливом и довезут его к шахте на дрезине. Моя служба заранее соберет тележку, чтобы наверху не пришлось бочки таскать, катить телегу всё же проще. Пять километров по уничтоженной местности с таким грузом пройдем часа за два-три. Но это всё равно быстрее и надёжнее, чем посылать группу в Москву пешком. У нас имеется запас антирадиационных препаратов и скафандров из расчета на весь списочный состав. Можно собрать разведгруппу в количестве до двадцати человек, будет кому тащить. Антирад гарантированно действует в течение семи с половиной часов. В зависимости от индивидуальных особенностей организма этот срок удлиняется на период от пятнадцати до двадцати пяти минут. Хватит, чтобы выйти из зоны опасного заражения. Можно провести разведку в два этапа: найти технику, заправить и перегнать к шахте. Вернуться в бункер и провести детоксикацию последствий употребления антирада. На следующие сутки выдвинуться в Москву. Так у нас будет больше времени на преодоление опасных зон. Передозировки антирада лучше избегать, это приводит к разрушению внутренних органов. Если сидеть на антираде больше двух циклов, то после отмены препарата гарантированно придется полежать в госпитале. Наш лазарет неплохо оснащён, может, и справится. Я уточню у медиков. – Выясните их возможности в плане максимальной загрузки, – велел Брилёв. – Наверняка нам придётся перевозить сюда из Москвы чьи-нибудь семьи. Этим людям может потребоваться медицинская помощь. Сколько человек мы сможем разместить, если потеснимся? – Смотря как потесниться, – пожал плечами майор. – Можно устроить спальные места на каждом шагу, включая коридоры. Тогда человек пятьсот поместится. Только проблема не в этом. Наши запасы рассчитаны на три месяца, исходя из штатной численности личного состава. Продукты, топливо, медикаменты, воздушная кубатура помещений, мощность установок по очистке и регенерации воздуха и тому подобное. Чем больше здесь окажется людей, тем быстрее всё это закончится. – Что вы предлагаете? – полковник с подозрением посмотрел на майора. – Бросить семьи на произвол судьбы и забыть о них? Стандартные бомбоубежища рассчитаны на трое суток автономии. Максимум, на пару недель! Серьёзная медицинская помощь там вообще не предусмотрена! – Семьи половины личного состава бункера, – в глазах майора неожиданно появился стальной блеск, а в голосе явственно зазвучали нотки ненависти, – проживали на территории жилого массива, принадлежащего Звёздному Городку. Согласно инструкции, при объявлении сигнала «Атом» их эвакуировали в местное бомбоубежище. Крайний раз работы по его модернизации велись полвека назад, во времена строительства этого бункера. Но в отличие от нас, оно не зарыто на глубине в полтора километра. Связь с ним осуществлялась по подземному телефонному кабелю. Спустя пять часов после начала войны убежище перестало отвечать на вызовы. Ещё через тридцать семь минут оттуда позвонила женщина. Она умирала, её речь звучала невнятно и сбивчиво, но дежурный по узлу связи узнал по голосу свою жену. По Звёздному Городку ударили контактными боеприпасами. Бомбоубежище оказалось под эпицентром наземного термоядерного взрыва. Если верить её рассказу, через какое-то небольшое время был второй взрыв, приблизительно на месте первого. Впрочем, умирающая женщина могла ошибаться. Но убежищу хватило и одного удара. Половина тех, кто в нём находился, сгорели заживо мгновенно, большую часть остальных раздавило обрушением. Те, кто не погиб сразу, умерли от облучения. Неразрушенные остатки убежища погребены под землёй на глубине двадцати метров, но живых там нет. Воздух выгорел почти полностью, и жена дежурного по узлу связи говорила, что ей трудно дышать. К счастью, она умерла от облучения прежде, чем от удушья. С телефонной трубкой в руке, во время едва разборчивого разговора. Но успела сказать мужу, что оба их ребенка погибли без мучений, мгновенно, даже испугаться не успели. Дежурный позже сказал, что она соврала. Он почувствовал это по голосу. Она не хотела, чтобы он страдал ещё сильней, чем будет. Моя жена и сын тоже были в том бомбоубежище. И семьи ещё шестидесяти трёх офицеров. Остальные надеются, что их семьям повезло больше. Но беда даже не в том, что их семьи находились на территории Москвы, и эвакуационные команды, если они вообще успели, эвакуировали их в разные бомбоубежища согласно территориальному признаку. Беда в том, что после того, как межконтинентальные баллистические и прочие ракеты противника, шедшие в первой волне, произвели разделение боевой части на отдельные маневрирующие боеголовки, по Москве ударило более трёхсот зарядов по одним данным, и чуть менее пятисот по другим. ПВО перехватило порядка девяноста процентов целей, после чего перестало существовать, а обмен ударами продолжается. Поэтому личный состав нашего КП выполняет свой долг с неподдельным энтузиазмом, и люди готовы в зубах тащить приказы боевым частям и даже на своём горбу волочь их пусковые установки куда угодно, если бы только была такая возможность. – Мне жаль, – Брилёв поспешил погасить зарождающийся конфликт, – искренне. Моя семья осталась в Москве, я даже не знаю, успели их эвакуировать или нет. Мы тут все в одной лодке. Но это не значит, что надо опускать руки. – Не значит, – мрачно согласился майор, несколько успокаиваясь. – Но, если мы хотим перевезти сюда гражданских, нам нужно наладить обеспечение. Поставки всего необходимого с поверхности. А там, на поверхности, это «необходимое» ещё предстоит разыскать. Даже если наверху не всё сгорело в огне, тяжёлой строительной техники у нас нет, разгребать завалы нечем. Поэтому необходимо произвести разведку складов стратегических запасов, ближайшие склады «Росрезерва» вот здесь, – он сделал отметку на карте. – И выяснить, что случилось с «Подземстроем-1». – С «Подземстроем»? – переспросил Брилёв. – Это четыреста километров от нас. Потратим много топлива. На стратегических складах его нет, компенсировать будет нечем. Хотя там должна быть техника на электрической тяге. – В том числе пожарная и спасательная, – добавил майор. – Что там есть точно, я не знаю, но эта информация есть у генерала. – Я её получу, – заявил полковник. – Я правильно понял, вы предлагаете в первую очередь провести разведку складов «Росрезерва»? Это в противоположной стороне от города. – Да, – подтвердил майор. – Их надо взять под свой контроль как можно быстрее, чтобы избежать разграбления, самозахвата или мародерства, если они получили повреждения, из-за которых доступ к складам оказался открыт. Получив склады, мы получим средства к длительному существованию. Можно будет организовать спасательные работы и продумать вопросы размещения выживших. Если «Подземстрой-1» уцелел, то они смогут принять у себя на порядок больше людей, чем мы. Их бункер рассчитан на сто лет, если там возникнет паника, они могут запереться и все эти сто лет никого не впускать. Но если в нашем распоряжении будут стратегические запасы, паники можно избежать. Если люди поймут, что им не угрожает голодная смерть из-за перенаселения, то вместо самоизоляции окажут помощь уцелевшим. – Логично, – согласился Брилёв. – Представьте мне свои соображения подробно, в письменном виде. Подготовьте рапорт как можно скорее. – Сейчас на это нет времени, – возразил майор. – Инженерный отдел бункера невелик, у меня всего шесть человек, включая меня. Работы выше головы: надо изготовить тележки для транспортировки топлива, приготовить бочки, проверить исправность дрезины. Состав, на котором вы сюда прибыли, всё ещё стоит у платформы. Если из-за частичного обрушения бункерной полости его окажется невозможно отогнать в тупик, дрезину до свободных путей придется нести на руках. Это несколько тонн, никаких сил не хватит, даже если использовать механические усилители конечностей. Поэтому мы попробуем поставить её на временный колёсный ход. Разрешите заняться рапортом после того, как станет ясно, что со складами «Росрезерва». Так будет больше пользы. – Разрешаю, – полковник скрыл раздражение. Майор оказался наглым и самоуверенным, позволяет себе слишком много: перечит, перебивает, не соглашается. Позже этот вопрос надо будет поднять перед генералом. Если майора бесит, что у него появился ещё один начальник, то это его личные проблемы! Пока же гнобить майора он не станет, похоже, майор оказался неплохим спецом, его можно использовать с толком. – Идите, занимайтесь подготовкой! – Есть, – негромко ответил майор и, прежде чем уйти, добавил: – И ещё одно: нам надо понимать, что конкретно мы будем искать в Москве. У меня нет адресов бомбоубежищ и объектов Гражданской Обороны. Может, командование располагает такой информацией? – Я займусь этим, – пообещал полковник. Майор вышел, и Брилёв потянулся к карману за пузырьком с обезболивающим. Боль в контуженной руке усилилась, и он принял двойную дозу. Военврач бункера предостерегал от таких действий, но какая теперь разница?! Мир сгорает в термоядерном огне, тут бы лишний день прожить. Так что одной проблемой со здоровьем больше, одной меньше – это уже неважно. Полковник запил таблетки остатками воды из бутылки и несколько секунд разглядывал опустевшую ёмкость. Надо произвести инспекцию складов бункера и выяснить, что имеется в их распоряжении и в каком состоянии. По опыту службы ему было хорошо известно, что записи в руководящих документах не всегда отражают истинное положение дел. Не хватало ещё, чтобы какие-нибудь ОЗК оказались разукомплектованы, антирадиационные препараты просрочены или пара-другая коробок с сухим пайком тайно вскрыта и разворована личным составом, являющимся любителями рыбалки или охоты. Или торговли всем этим в интернете. Инспекторская проверка продлилась до ночи, но крупных проблем не выявила. Чтобы не остаться один на один с мрачными мыслями, полковник разбирался с мелкими недочетами вроде несовпадения размеров скафандров радиационной защиты с индивидуальными размерами двух или трёх чрезмерно полных старших офицеров. За этим занятием его застал начальник инженерной службы. – Мы изготовили две телеги для транспортировки бочек с топливом, – доложил он. – При необходимости на каждой уместится по две бочки. В телегу можно впрячься по четверо, этого хватит. В крайнем случае, кто-то ещё может толкать её сзади, человека два-три. Группа для действий на поверхности сформирована. Прошу разрешения на включение в её состав бойцов вашей охраны. – Разрешаю, – полковник вспомнил о четырёх спецназовцах, сопровождавших его с секретным чемоданчиком. Его охраной они числились сугубо номинально, как только он попал в лазарет, генерал забрал их и назначил в охрану командного отсека. Чтобы не бездельничали. Потому что они с Брилёвым здесь лишние. Планировалось, что после доставки чемоданчика все пятеро вернутся в Москву, в командный бункер РВСН. Но всё сложилось иначе. – Что ещё сделано? – Из того, что можно сделать внутри бункера, – всё, – ответил майор. – Осталось проверить дрезину и выяснить состояние путей. Для этого необходимо выйти из бункера во внешнюю полость. – Собирайте личный состав у входного шлюза, – приказал полковник. – В полной выкладке. Я проведу проверку боевой готовности. Группа покинет бункер, как только это позволит обстановка. Через двадцать минут начинаю смотр. И обеспечьте меня локальной радиосвязью! Майор удалился, и Брилёв направился в командный отсек. Санкционировать выход из бункера может только генерал, и он не сделает это до того, как станет окончательно ясно, что обмен ударами прекратился. Рисковать людьми никто не будет, и это правильно. Но доложить обо всём лучше заранее. – Что у тебя? – генерал-лейтенант обнаружился ещё более замученным, с явными следами передозировки транквилизаторов. Значит, спать так и не ложился. Отметок на стратегической карте, обозначающих уничтоженные цели и потерянные подразделения, стало раз в десять больше. – Все системы бункера функционируют штатно, – доложил Брилёв. – Мною разработан план спасательной операции с целью эвакуации семей личного состава из районов с высокой степенью опасности. Для повышения эффективности спасательных мероприятий необходима информация о точном местоположении бомбоубежищ…