Ярость

– Это только пойдет вам на пользу, госпожа Клаазен. В наше время обращаться при психических проблемах за помощью – вовсе не стыдно. Там работают выдающиеся специалисты, и скоро вам станет гораздо, гораздо лучше…

Она прикоснулась обеими руками к волосам.

– Иногда в нашей голове просто нарушается химия, и всего пара таблеток может сделать из нас другого человека.

Анна Катрина встала, и мужчины приблизились к двери. Страдальчески улыбаясь, они подошли друг к другу поближе.

– Я часто общаюсь с нашим психологом, – сказала Анна Катрина, чтобы показать, что она не лишена здравого смысла. Хотя прекрасно знала, что эти гнусные идиоты не пойдут ей навстречу.

– К сожалению, Эльке Зоммер – в заслуженном отпуске. Три недели на Канарах, – Дикманн мечтательно вздохнула. – Можно только позавидовать. Взять хотя бы тамошнюю погоду… Тамошний климат всегда шел мне на пользу.

Анна Катрина показала на стопку документов.

– Значит, было принято судебное решение – без моего участия? Но это же…

– Обычное дело. В случае опасности для жизни и здоровья. Пожалуйста, госпожа Клаазен, не создавайте нам трудностей. Через несколько дней, когда вам станет лучше, вы будете очень рады, что все прошло без лишней огласки. Представьте – знаменитый главный комиссар, так сказать, ведущий специалист остфризской полиции, была захвачена на рабочем месте и принудительно отправлена в психиатрию… Вы действительно хотите испортить репутацию? Нехорошо, если такое просочится в прессу. Подобные вещи прилипают навсегда, уж поверьте. Для этого прекрасного побережья вы будете сожжены и похоронены… Можете такое представить? – она погрозила Анне Катрине пальцем. – Поверьте, госпожа Клаазен, эта история не обойдет вашего друга Хольгера Блёма, а помимо него есть еще другие журналисты, и не все они относятся к вам так же хорошо, как он.

Не узнавая собственного голоса, Анна Катрина спросила:

– Рапорт обо мне составлял профессор Лемпински?

Дикманн кивнула.

– Но я вообще не знаю этого человека, я с ним никогда не разговаривала! – возмутилась Анна Катрина.

Старший полицейский советник Дикманн снисходительно улыбнулась, словно этим высказыванием Анна Катрина еще раз доказала, насколько в действительности запутанно ее сознание.

Анна Катрина уже представляла, как продемонстрирует двум парням возле двери, что чуть не стала чемпионкой города по дзюдо, но потом вдруг в ней что-то сломалось. Возможно, ее проблемы действительно были серьезнее, чем она представляла. Она не только видела отца во сне, но и разговаривала с ним посреди дня. Недавно, во время поездки в Ганновер, она даже видела его в поезде, будто он сидел рядом с ней в вагоне. Все, что зачитала госпожа Дикманн, по большому счету, было правдой и происходило на самом деле.

Нет, она не хотела втягивать коллег в неразрешимый конфликт. На какой стороне им придется сражаться и чем все это кончится? Потасовкой или вообще закрытием полицейского участка?

Она подумала о приятных врачах и персонале клиники Уббо-Эммиуса, которые так чудесно заботились о ее маме после апоплексического удара. Что плохого может с ней там произойти? Ее там знают. Это здесь, в Остфризии. На ее территории.

Скольких человек она сама приводила в закрытое психиатрическое отделение клиники Уббо-Эммиуса? Преступников, жертв, невменяемых… И часто видела, как позднее оттуда выходили обновленные люди, снова овладевшие своими чувствами и своей жизнью.

Что ей было терять? После короткой разъяснительной беседы за чашкой кофе ее отпустят, с подлинным заключением серьезного психиатра. С его помощью она сведет все здешние нападки на нет.

– Хорошо, – согласилась она. – Я поеду.

Она подошла к мужчинам. Они явно ожидали нападения и приготовились к борьбе.

– Не бойтесь, мальчики, я не сломаю вам носы, – пообещала Анна Катрина и подняла руки, изображая, что сдается.

– Ваше служебное оружие, – потребовала госпожа Дикманн.

Анна Катрина самодовольно улыбнулась и вытащила из сумки свой «Хеклер и Кох».

– Если хотите попрощаться с мужем или коллегами, то…

Анна Катрина покачала головой:

– Нет, спасибо. Это я лучше предоставлю вам. Не сомневаюсь, вы найдете нужные слова.

Она прекрасно представляла, какой бунт поднимут Веллер и остальные, и хотела заставить Дикманн понервничать. Это точно покажет, кто здесь на чьей стороне. А она тем временем вернется из клиники с новым заключением как победительница, что доставит этому Лемпински множество неприятностей и ознаменует начало конца эры Дикманн в Остфризии. Возможно, для нее найдут применение где-нибудь в министерстве внутренних дел, не без злорадства подумала Анна Катрина.

С этими мыслями и в сопровождении двух молодых людей она покинула здание на улице Фиштайхвег в Аурихе.





* * *


Нееле Шаард сидела перед дверью туалета, за которой Юстус переживал тяжелые желудочные колики. Она громко оборонялась:

– Нет, это правда не я! Честно! Разумеется, я бы предупредила тебя, прежде чем…

В ответ раздавались лишь жалобные стоны.

Позднее – по ощущениям, через час, – когда он вышел из туалета на нетвердых от слабости ногах и с пожелтевшим лицом, ему пришлось немедленно лечь, и его жене показалось, что он не сможет пережить следующий день.

В доказательство собственной невиновности она показала ему шесть оставшихся пузырьков. Но вызвала обратную реакцию. Он высоко поднял руки и закричал:


– Ты что, хочешь нас убить? Ты не должна хранить это в доме! Кто знает – может, они неплотно закрыты!

Она потрясла пузырек.

– Нет! Они очень крепко закрыты.

Потом взяла влажную салфетку и протерла его мокрое лицо. Он обессилено лежал на диване, закинув ноги высоко на подушки, а она сидела на полу, сжавшись в комок. Она рассказывала – хоть он об этом и не просил, – как к ней в руки попало биологическое и химическое оружие.

Рассказать обо всем после столь долгого молчания было удовольствием. Облегчением. Отдельные нити ее жизни соединились наконец в единое целое.

– Однажды вечером, в начале октября, я была у подруги Майке. Я собиралась остаться у нее на ночь. Но потом мы поругались, и я просто уехала. Я успела выпить несколько бокалов вина и избегала автобана. Ехала окольной дорогой, чтобы не столкнуться с полицией.

Потом, вскоре после Дельменхорста, я увидела эту машину. Произошла тяжелая авария. Машина вылетела с дороги и перевернулась. Я хотела уехать, но мне навстречу, пошатываясь, вышел мужчина. Он был ранен – из головы текла кровь, – и он нес в руке чемодан. Он направлялся к моей машине. Я хотела позвонить в скорую, но, когда я достала телефон, он вдруг направил мне в лицо пистолет и крикнул, что я должна отвезти его в Амстердам.

Я ответила: «Вы этого не сделаете!» и хотела отвезти его в больницу в Дельменхорст или в Гандеркезе, но он по-прежнему держал у меня перед носом пушку. Я ехала дальше, он принялся звонить по телефону. Чемодан все это время он держал на коленях. Он говорил только о чемодане, и я догадалась, что внутри – что-то нелегальное и очень дорогое.

Он говорил по-нидерландски. Я кое-что понимала, хотя и далеко не все. Сначала я подумала, что в чемодане просто деньги, украденные деньги после ограбления или вроде того. Он все время кричал, чтобы я ехала быстрее, и бил меня своим пистолетом по правой руке, пока она вся не покрылась синяками. Я думала, он убьет меня, потому что я – свидетельница. Я прекрасно знаю, как поступают в таком случае преступники. Бессовестные люди.

Но потом он потерял слишком много крови, и в какой-то момент, уже на подъезде к Голландии, он просто повалился на сиденье. Я остановилась и выбросила его на край дороги – он был без сознания. Да, знаю, еще несколько месяцев назад я бы позвонила в полицию и сообщила о случившемся. Но тогда все было иначе. Ты был успешным, у нас было много друзей, и…

Но я уже давно знала, как у нас на самом деле обстоят дела, и подумала: возможно, это подарок вселенной. Именно то, чего я так долго хотела… Ох, я и сама уже не знаю, что подумала… Я чувствовала себя героем, который должен выполнить задание. Дома я успокоилась. Тебя не было, ты уехал на очередное повышение квалификации. Я дрожала всем телом, приехав сюда. Вскрыла замок чемодана и сперва ужасно разочаровалась. Подумала, что судьба снова меня обманула. Но на пузырьках были пометки. Сначала я подумала, это наркотики, но потом посмотрела в интернете и поняла, что именно случайно попало мне в руки.

Сначала я не могла придумать, что делать. Несколько дней была как парализованная, только почистила сиденье в машине. Оно все было в крови. Потом еще купила меховые чехлы, чтобы прикрыть пятна.

А потом я начала вынашивать план. Я же видела, твои дела шли все хуже и хуже. Я сделала это из любви к тебе, для нас, Юстус!

Ей стало так жарко, словно вытатуированное на ее теле пламя действительно жгло. Она стянула футболку и принялась обмахиваться ею.

– И теперь ты отравила питьевую воду? – прокашлял Юстус.

– Ничего я не травила! Но сделаю это, чтобы обвалить биржу.

Он резко сел и недоверчиво посмотрел на нее.

Она продолжила, словно ему требовались объяснения:

– Тогда ты сможешь дешево купить все акции, которые должен поставить, и ликвидировать сделку по фиктивной продаже. Это ведь так называется, правильно? Тогда мы будем спасены.

Она протерла его влажное лицо.

Он плакал.

– Хотя я бы лучше улетела в Латинскую Америку. Мы жили бы на добытые деньги, и я могла бы открыто носить свои татуировки. Но так не пойдет. Мы должны остаться здесь из-за твоей матери. Мы давно договорились об этом. Но…

Он дрожал, стуча зубами.

– Если биржевой курс упадет и ты сохранишь работу, я прошу у тебя только одного: ты должен позволить мне открыто появляться рядом с собой. Я больше не хочу прятать татуировки, – она дотронулась до них. – Они – часть меня.

– Да, – дрожащим голосом сказал он. – Да, ты – моя жена, и я тобой горжусь.





* * *


Они вели себя с Анной Катриной вежливо – словно охотно готовые помочь официанты в ресторане, забрали у нее сумку и куртку и попросили сесть в салон машины скорой помощи. Она попыталась потребовать, чтобы ее вещи остались при ней, но потом все-таки села назад. Возможно, так полагается, подумала она. До клиники Уббо-Эммиуса все равно ехать совсем недолго.

Анна Катрина спокойно сидела в машине и смотрела в матовое стекло окна. Она удивлялась собственной невозмутимости. Все будет хорошо. Эта уверенность росла внутри ее и согревала, словно рюмка водки, выпитая залпом. Тепло проникало в горло и растекалось по всему пищеводу, до самого желудка. Все эти коварные, злые люди потерпят поражение и станут жертвами собственного лукавства. Правда выйдет наружу, и поток всеобщего негодования унесет лжецов и интриганов прочь.

Да, как бы ей ни было тяжело, она по-прежнему верила, что в этой стране побеждают закон и справедливость. Не всегда, не везде и не каждый раз, но, во всяком случае, надолго.

Пока есть достаточно людей, стремящихся к добру, зло не одержит верх.

Она уже видела перед собой Дикманн, раскаявшуюся и приносящую извинения, потому что новое психиатрическое заключение все прояснило. Видела убийцу своего отца, снова отправленного в тюрьму, а вместе с ним – организаторов его мнимых похорон. Совершенно реальные картины пронеслись перед ней, словно на кинопроекторе, только вместо экрана было молочно-белое стекло, за которым мелькал ландшафт.

Она не понимала, где находится, и попыталась опознать что-нибудь знакомое. Поездка до клиники в Нордене продолжалась слишком долго. Потом она увидела синюю табличку. Они что, на автобане? Но между Эмденом и Аурихом нет автобанов.

Она постучала в стекло, отделявшее ее от водителя и пассажира.

– Эй! Куда мы едем? Эта дорога ведет не в Норден!

Они не отреагировали. Только включили погромче радио.