Я смотрю на тебя

Мы снова в машине, и на протяжении всей дороги Леонардо остается отдаленным, молчаливым, будто что-то обдумывает. Иногда он встречается со мной взглядом и старается ободрить меня прикосновением, но и его касание холодное. Я чувствую это. У меня странное ощущение, что этот мужчина должен быть спасен от самого себя.





* * *


– Послушай, можно уже узнать, что случилось? Что это за выражение лица? – не выдерживаю я, когда мы, вернув арендованную машину, уже идем по направлению к дому.

Леонардо глубоко вздыхает и резко останавливается, вынуждая и меня остановиться. Мы в двух шагах от моего дома, на том самом месте, где прощались несколько месяцев назад, когда он донес меня на плечах по вине… или, скорее, благодарянаводнению.

– Элена, это была наша последняя встреча, – он говорит, глядя мне прямо в глаза. И это просто утверждение, не требующее ответа.

Чувствую, что внутри все сжимается, становится трудно дышать.

– Почему? Я не понимаю… – говорю, заикаясь в смятении.

– Нет смысла отдалять этот момент. Я уже давно собирался, но, как дурак, хотел подождать, надеясь что… У нас с тобой был договор, и думаю, что он подошел к концу.

– Что? – Я ошеломлена, из груди вырывается хриплое восклицание. – Почему ты вспомнил о нашем договоре именно сейчас?

– Потому что то, о чем мы договаривались в самом начале, для меня по-прежнему значимо. На этом наше приключение завершается, – он непоколебим. У меня нет никаких шансов заставить его изменить свое решение.

– Ну а почему тогда не оставим все как есть? – настаиваю я. – Почему мы не можем продолжать видеться иногда, как было до этого?

Леонардо качает головой:

– Элена, мы дали друг другу все, что могли, и это было прекрасно. Но настал момент расстаться, прежде чем наше желание превратится в привычку или обязанность. – Его лоб прорезает глубокая морщина, когда он произносит это. Кажется, Леонардо борется с самим собой.

– Элена, мы дали друг другу все, что могли, и это было прекрасно. Но настал момент расстаться, прежде чем наше желание превратится в привычку или обязанность.



Этого не может быть! Не может быть, что после сегодняшнего дня, самого замечательного, который мы провели вместе, Леонардо решил расстаться со мной. Но возможно, дело именно в этом – чувства, пережитые сегодня, испугали его.

– В чем дело? Ты боишься, что я влюблюсь в тебя? Или наоборот? – кричу с ожесточением. Я полностью потеряла контроль. Я сказала это, скорее чтобы спровоцировать его, а не потому, что была уверена в этом. Но, видимо, задела больное место. Леонардо смотрит на меня молча, возможно, он не ожидал от меня такой смелости.

Он защищается саркастической улыбкой.

– Как я могу бояться того, о чем даже никогда не думал?

Мне больно не столько от его слов, сколько от этой внезапной холодности, отдаленности.

– Элена, между нами был секс, была легкость и соучастие, но никакая не любовь…

– Знаешь, я тебе завидую! – язвительно прерываю его. – Я бы тоже хотела быть такой уверенной, знать точно, что является любовью, а что – нет, в точности как ты.

Я стараюсь оставаться твердой и не плакать, но, наверно, мои глаза уже на мокром месте, потому что Леонардо не решается смотреть на меня.

– Пожалуйста, давай не будем усложнять, – он сглатывает и притягивает меня к себе, обнимая крепко, будто старается защитить от боли, которую мне причиняет. Тепло его тела такое знакомое, я не могу даже думать о том, чтобы расстаться с ним. – Если я останусь с тобой, тебе будет еще больнее. И поверь мне, это последнее, чего бы мне хотелось, – шепчет он. Потом отдаляется, стирая слезу с моей щеки. – Вначале, когда я только узнал тебя, для меня это было игрой, вызовом. Ты была девочкой, которую мне хотелось провоцировать и шокировать, но я обрел намного большее. Я наблюдал за твоим превращением, расцветом. Ты – потрясающая женщина, Элена, свободная и сильная, и я тебе совсем не нужен.

– Но я хочу быть с тобой! – говорю, остро осознавая, что уже потеряла его.

Леонардо закрывает глаза на минуту, и я вижу вихрь эмоций, проносящихся по его лицу. Когда он открывает глаза, взгляд становится отсутствующим и пустым.

– Прости меня, Элена, но мне надо идти, – говорит немного в спешке. Поцелуй в лоб, а потом слово, которое я никогда не хотела бы услышать: – Прощай!

Он высвобождается из нашего объятия, унося с собой частицу меня. Я остаюсь стоять, опустошенная, с болезненно пустыми руками и глазами, полными слез. Сквозь слезы я вижу лишь его удаляющуюся спину. Это первое, что я увидела, когда познакомилась с Леонардо, и последнее, что мне остается от него.





Глава 17




Уже четвертый день я сижу дома, в груди – непроходящий комок, который вызывает у меня чувство удушающей тошноты. Сегодня я проплакала два часа подряд. Этот неудержимый болезненный плач я даже не пыталась остановить. Еще один мучительный день вдобавок к предыдущим. Я постоянно думаю о Леонардо. Иногда вспоминаю, что нужно поесть, но мне удается проглотить лишь несколько кусочков – необходимый минимум, чтобы не умереть с голоду. Желудок не принимает пищу, тело ослабло, голова раскалывается, а в сердце – клубок ярости. Я ненавижу Леонардо за то, что он так меня бросил. Ненавижу саму себя за то, что тешилась надеждами, будто все это может закончиться иначе. Как можно быть такой дурой? Несмотря на предостережение не влюбляться, я все же угодила в ловушку чувств. А что еще можно было от себя ожидать? Разве я стала другой: более сильной, смелой и независимой? Я вовсе не такая эмансипированная женщина, как полагала. Все это было просто иллюзией. И теперь мне плохо, да так, что я без сил, а душа наполнена смятением.

Не отвечаю на телефонные звонки. Гайя звонила несколько раз за эти дни, но я не реагировала. Не отвечаю даже маме, которая, наверное, уже звонит в телепередачу « Кто их видел?» [65]. Я хочу остаться одна: вариться в котле своего одиночества и горя. Иногда я настолько опустошена, что дойти от кровати до дивана мне кажется невыполнимой задачей. Потом наступает период, когда я настолько зла, что мне хочется крушить все, что попадается под руку. Несколько минут назад я превратила в крошки упаковку печенья, лупя по ней кулаками. Потом выбросила все в окно. Не думала, что прощание с Леонардо может так повлиять на меня, не решаюсь представить, сколько времени понадобится на то, чтобы снова вернуться к жизни.


Я ненавижу Леонардо за то, что он так меня бросил. Ненавижу саму себя за то, что тешилась надеждами, будто все это может закончиться иначе.



Оглядываюсь вокруг. В моей квартире еще никогда не было такого хаоса: на полу крошки и пыль, немытые тарелки в раковине, одежда разбросана по скомканной кровати. Эта кровать еще прячет в себе его запах, наш запах. Простыни сохраняют примерную форму наших тел. Я снова хочу вернуться туда, чтобы чувствовать себя ближе к Леонардо.

Снимаю шерстяные тапки и забираюсь под одеяло, на мне байковая пижама с белыми мишками, а сейчас уже три часа дня. Сползаю к самому краю матраса, цепляясь ступнями за край, и позволяю своим чувствам наполниться им. Вижу его лицо. Вдыхаю его запах. Чувствую на теле его руки и губы. Это невыносимо. Я не могу без этого… и одновременно хочу, чтобы все воспоминания испарились без следа в одно мгновение.

На улице дует страшный сирокко: завывает вдоль оконных стекол и забирается между ставен с тревожными звуками. На меня находит сильная тоска. Все старые страхи, неконтролируемые, проявляются вновь: страх не быть на высоте, не быть любимой и достаточно хорошей для кого-то. Страх остаться одной.

В его объятиях все было прекрасно. Я была счастлива, я много смеялась, а теперь могу только пла-кать.

В самый тяжелый момент мне в голову приходят мысли, в которых большинство людей не признаются. Например, проглотить дюжину таблеток и запить водкой или спрыгнуть с двенадцатого этажа здания. А в Венеции разве есть такие высотные дома? Не думаю…

Какая же я балда! (Хорошо, что во всем этом страдании осталось еще место для улыбки.)

Наверное, будет совсем неправильно отправить Леонардо сообщение: сказать, что мне его не хватает и что я жду его возвращения?

Да, это неправильно, я знаю. Но мне уже нечего терять. Беру телефон с тумбочки и начинаю писать его имя на клавиатуре дрожащими пальцами и с сильно бьющимся сердцем. В этот момент, прежде чем я успеваю написать первую строку сообщения, телефон блокируется и дисплей погасает. Я впадаю в панику. Выключаю его и включаю заново, уже опасаясь, что потеряла все данные, и успокаиваюсь, только когда вижу, как иконки медленно появляются на экране.

Я уверена – это знак. Вселенная послала мне знак (и, не пытаясь быть оригинальной, сделала это через мой айфон): мне не стоит связываться с Леонардо, я должна забыть его! Он просто подонок, эгоист, самовлюбленный подлец. Хорошенько подумай об этом, Элена. Ты хочешь сделать себе еще больнее? Нет, не хочу.

Я уверена – это знак. Вселенная послала мне знак: мне не стоит связываться с Леонардо, я должна забыть его!



С чудовищной смелостью удаляю его номер из телефона. Чувствую себя ужасно, но это был единственный способ не поддаться заново соблазну. С этого момента Леонардо окончательно выйдет из моей жизни. Я дошла до дна, но я одна из тех, кто должен причинить себе боль, прежде чем очнуться и все осознать. Вот для чего нужно было это страдание – чтобы раскрыть мне глаза на правду. Леонардо был ошибкой, опасным приключением, которым я не должна была увлечься. Он стал для меня прыжком в неизвестность, закончившимся падением.

А теперь действительно настал момент прекратить это.

Я думаю обо всех тех, кто в этот момент страдает от любви, в Венеции и во всем мире, и чувствую себя не такой одинокой. Повторяю себе, что я справлюсь с этим, что это не так сложно, как кажется. Я уже не плачу, концентрируясь на дыхании, как научили меня на занятиях пилатесом. Вдыхаю, выдыхаю. Медленно.

Что я теперь буду делать?

Пока я стараюсь связать между собой невыносимое количество бессвязных мыслей, слышу звонок в дверь. Это Гайя, не может быть никто другой, узнаю ее настойчивость. Я совершенно не собираюсь вставать с этой кровати, чтобы открыть дверь. Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии, и не смогу вынести ее вопросы.

Лежу неподвижно. Звонок смолк. Может быть, Гайя подумает, что дома никого нет, и смирится. Но она совсем не такая. Через несколько минут начинает звонить снова, с еще большей настойчивостью. Потом опять тишина.

– Элена! – Ее голос отдается эхом у меня в голове, как в пустой комнате. – Элена, открой, ты заставляешь меня беспокоиться!

По инерции плетусь к двери и замираю.

– Я знаю, что ты там! Если не откроешь, вызову пожарников, чтобы взломать эту чертову дверь! – кричит, ударяя кулаками, будто действительно собирается ее выбить.

В конце концов открываю и позволяю ей зайти.

При виде меня она широко раскрывает глаза.

– Можно узнать, что с тобой происходит? – спрашивает она, разглядывая меня с головы до ног. Не дождавшись ответа, душит меня в объятиях и целует в щеку.

Тепло этого объятия распахивает мое сердце. Я растворяюсь в нем и отдаюсь ему полностью. Как я могла подумать, что смогу обойтись без нее? Гайя – это единственный человек, которому я могу доверить то, что от меня осталось.

И тогда я рассказываю ей все. Смело, честно и без стеснения. Вся правда о Леонардо вытекает из моих губ: наш первый раз в палаццо, дьявольское соглашение, испытания, секс, мое сопротивление, моя потерянность. Она слушает молча, сидя напротив меня на диване, недоверчиво покачивая головой, огромные глаза прикованы ко мне.

Под конец повествования Гайя шокирована и взволнована, слеза стекает по щеке. Ну вот, мне удалось оставить ее без слов, для нее это редкость. Не произнося ни слова, она просто сжимает меня в объятии. А я утопаю в ее руках, как в теплом бассейне, в котором чувствуешь дно и невозможно утонуть. Сейчас я ощущаю настоящие чувства. В те немногие мгновения, когда Гайя меня обнимает, ей удается передать мне толику умиротворения, которое пока что сложно принять. Но теперь я действительно не одна.

– А почему ты мне раньше не сказала? – спрашивает, убирая мне прядь волос со лба.

– Потому что боялась, что ты меня осудишь.

– Я? – восклицает она. – Эле, когда это я тебя осуждала?

Вся правда о Леонардо вытекает из моих губ: наш первый раз в палаццо, дьявольское соглашение, испытания, секс, мое сопротивление, моя потерянность.



Опускаю глаза, потом поднимаю опять взгляд на нее:

– Мне было стыдно.

Сейчас мне на самом деле стыдно, что я лгала Гайе, но ее зеленые глаза полны прощения.

– Эй, – шепчет она, обнимая меня за плечи, – ты же знаешь, что я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.

– Я знаю… – мне так приятно это слышать.