Я чувствую тебя
Часть 3 из 8 Информация о книге
Он улыбается: – Не понимаю, почему освещение длится так мало… – А это ты у отца Сержа спроси, – говорю со смехом, который действует на нервы Паоле. Игнорирую ее бормотание и начинаю смешивать пигмент красного оттенка для облачения Мадонны. – Вот бы мне лампу, как у вас! – Мартино указывает на круглый галогенный фонарь, освещающий место реставрации, словно кинематографическую площадку. – Я уверена, что отец Серж этого не одобрит. Пока я говорю это, в мыслях возникает картинка: удовлетворенная улыбка священника, который перед закрытием церкви опустошает контейнер с монетками. Ясно, что картины Караваджо и система их освещения составляют добрую долю доходов церкви Сан-Луиджи-деи-Франчези. – Да, но это же настоящий грабеж! – протестует Мартино, фыркая. – Эта курсовая влетит мне в копеечку, – говорит он, помахивая полупустым кошельком. – Будем надеяться, что усилия были ненапрасны и это хотя бы приведет к результату. Правда, моему профессору Бонфанте никогда не нравится ничего из моих работ! – У меня тоже была такая преподавательница, ей было трудно угодить, – соглашаюсь со знающим видом, – Габриэлла Борраччини. Она славилась своим ужасным характером… Паола резко поворачивается в мою сторону. – В чем дело? – спрашиваю, опасаясь, что наша болтовня побеспокоила ее. – Ничего, подай мне, пожалуйста, красный пигмент, – просит она с необычной вежливостью. Передаю ей краску. Странно, она кажется взволнованной, но у меня нет времени, чтобы осознать это, потому что она снова отворачивается к своей стене. А я продолжаю разговаривать с Мартино. – Правда, спустя многие месяцы, когда все мои вопросы она систематически игнорировала (хотя я проводила не один час в очереди перед ее кабинетом в приемные дни), в конце года я таки сдала ей курсовую по Джорджоне, над которой проводила дни и ночи, делая зарисовки в галереях Академии и нескончаемые исследования в самых отдаленных библиотеках Венето. И с того дня профессорша признала меня ученицей, оправдавшей ее ожидания. – Надеюсь, что у меня будет так же. Бонфанте просто ужасен… Мартино качает головой. Потом с любопытством смотрит, как я смешиваю пигмент с водой, наконец спашивает: – А почему ты используешь именно этот кувшин? – Его фильтр задерживает все примеси. – Приподнимаю крышку и показываю ему. – Известь губительна для цвета. Я выучила это в Венеции. – Можно уже помолчать немного? – бурчит Паола с внезапным раздражением. – И правда, извините, – пытается задобрить ее Мартино. Я пожимаю плечами и подмигиваю ему, как бы говоря: «не обращай внимание, так уж она устроена». Паола продолжает ворчать: – От вас больше шума, чем от гусей в Кампидольо[15]. Когда она злится, ее римский акцент усиливается. – Может, сделаем перерыв? – предлагаю (уже одиннадцать, и Паола еще не делала паузу). – Пойдем, кофе попьем? – спрашиваю, обращаясь к обоим и бросая заговорщический взгляд на Мартино. – Иди ты с мальчишкой, – отвечает Паола с невозмутимым видом. – Мне надо закончить здесь, – добавляет раздраженным голосом, не отрывая взгляда от фрески. – Ладно, тогда я пойду, скоро вернусь. Снимаю клеенчатый комбинезон, беру сумку из кладовой за алтарем и вместе с Мартино на цыпочках выскальзываю из церкви. * * * – Мама мия, ну и зануда твоя коллега… На выходе Мартино поправляет прядь волос, падающую на глаза и выжидательно смотрит на меня. – Пойдем в «Сант-Евстахио»? – предлагаю. Это бар в нескольких шагах от Сан-Луиджи, одноименный с площадью, и, говорят, там подают лучший кофе в Риме. Солнце уже высоко, и небо настолько чистое, что выглядит нарисованным. Погода в столице в это время года идеальна: не слишком жарко и с моря время от времени доносится легкий бриз. Мы идем вдоль Виа делла Догана Веккья[16], доходим до площади, и у меня буквально перехватывает дыхание. На мгновение кажется, что я чувствую в воздухе знакомый аромат – тот самый аромат амбры, смешанный с каким-то еще более сильным, всепроникающим запахом: Леонардо. Я замираю и оглядываюсь по сторонам с бешено бьющимся сердцем, но среди прохожих не вижу никого, кто бы даже отдаленно походил на него. Затем высоченная модель, затянутая в черные легинсы, не оставляющие пространства воображению, перекрывает своим вызывающим парфюмом все воспоминания о нем. – В чем дело? Все в порядке? – обеспокоенный голос Мартино резко возвращает меня к реальности. Я почти совсем забыла о его присутствии. – Да-да, а что? – пытаюсь изобразиить безразличие. Но похоже, мне это не очень удается, раз даже такой молодой мальчик понимает, что что-то не так. – Ты побледнела. – Да нет, что ты! Мне просто показалось, что я увидела одного знакомого, но ошиблась. – Улыбаюсь, в попытке замаскировать свое волнение. – Может, это Паола за нами шпионит, – шутит Мартино. Я смеюсь вместе с ним, стараясь усилием воли выкинуть из головы и из каждой частички своего тела воспоминания о Леонардо. Дойдя до кафе, садимся за первый свободный столик на улице и делаем заказ официанту – мужчине с седыми волосами и красным лицом, который кажется рожденным для этой профессии. Я выбираю ячменный кофе, Мартино – кинотто[17]. – Рим так красив весной! – вздыхаю, оглядываясь вокруг. – Да, наверное, и Венеция тоже? – откликается Мартино. – А ты знаешь, что я там был всего один раз, на экскурсии в старших классах? И естественно, помню только пьянки и как нас тошнило в отеле… – Ты должен обязательно вернуться, там столько разных художественных шедевров, с ума сойдешь, пока выберешь, на что смотреть… Перекрещиваю ноги, усаживаясь поудобнее в кресле из кованого металла. – Если решишь поехать и тебе нужен будет совет, спрашивай. Уж я-то хорошо все там знаю… – Может, ты сможешь стать моим гидом? – набравшись храбрости, спрашивает Мартино, бросая взгляд на мое декольте, но сразу же отводит глаза. Он очень застенчив, его невинность нравится мне. Улыбаюсь в приливе скорее нежности, чем неловкости. – Может быть… – отвечаю неопределенно и поправляю футболку будто случайным жестом. В это время подходит официант и с элегантностью опускает поднос на стол. – Господа, ваш заказ! – объявляет он глубоким баритоном и, расставив все перед нами, застывает в ожидании оплаты. Мартино сразу же начинает рыться в кошельке, но я быстро останавливаю его. – Оставь, я заплачу, – подаю официанту банкноту в 10 евро. – Сегодня мой день рождения… – добавляю вполголоса. – Правда? – спрашивает Мартино с удивлением. – А что же ты сразу не сказала? И когда официант отходит, Мартино поднимается и награждает меня неловкими поцелуями в обе щеки. – Я знаю, что нельзя спрашивать возраст у женщины, но все же… – Тридцать, круглое число, – отвечаю, прежде чем он успевает закончить фразу. Его ошеломленный взгляд льстит мне. – Черт, по тебе не скажешь! – Спасибо! Когда тебе тридцать – это хорошо. – Шестнадцатое мая… ты Телец. – Да, а ты? – рискую спросить. – Весы. Мне третьего октября будет двадцать. Он тоже кажется моложе, но оставляю эту мысль при себе, потому что вряд ли этот комплимент ему понравится. Выпиваю последний глоток кофе и ложечкой размешиваю остатки тростникового сахара на дне чашки. Ничего не могу с собой поделать: опять думаю об аромате, уловленном несколько минут назад. Он внезапно вернулся в мои мысли, заполонил собой мои воспоминания. – Ну вот опять! – Мартино смотрит на меня внимательно. – Что такое? – спрашиваю с удивлением. – Это странное выражение, которое появляется у тебя время от времени. Я его снова заметил. Ты вдруг куда-то пропадаешь, будто улетаешь вслед за какой-то далекой нереальной мечтой. Так же было несколько минут назад, когда ты остановилась посреди улицы. Он оглядывает меня прищуренными глазами. – Ты кажешься грустной, Элена. Будто какая-то тайная боль мучает тебя. Его слова проникают в глубину души, потому что это правда. Я осознаю, что в моем сердце еще зияет открытая рана – Леонардо. Хотя мне сложно признать это, но она пока не затянулась и, возможно, никогда не излечится до конца. – Этого мне никто не говорил, – отвечаю, маскируя волнение улыбкой. – Для меня это звучит как комплимент, – замечает Мартино, улыбаясь в свою очередь. – Эта странная грусть делает тебя еще красивее. Он краснеет – стесняется за вылетевшие ненароком слова. – Ну, спасибо! Будем считать, что твои слова – первый подарок на сегодня! Я смеюсь, пытаясь преодолеть неловкость, и поднимаюсь: – Уже поздно. Мне лучше вернуться, а то наслушаюсь потом от Паолы. – Да, пойдем! Мартино не настаивает на большем и в спешке собирает свои вещи. На сегодня он и так слишком далеко зашел.