Я бы на твоем месте
Часть 10 из 43 Информация о книге
Артур улыбнулся: – Да, крепко тебя запугали. Били, что ли? Тихон покачал головой. Если бы его новый знакомый убрал руку с плеча Тихона, было бы куда легче, но Артур как будто не замечал неловкости. – Пойдем, – повторил он. – Слушай, – выдавил из себя Тихон, – я вообще-то нормальный… – Это здорово, – еще шире улыбнулся Артур, – что ты это понимаешь. Ты нормальный. И я нормальный. Это они ненормальные. Те, кто нас травит. – Я не в этом смысле… Я… Тут Артур заметил кого-то за спиной Тихона, и его улыбка стала слегка напряженной. – Поговорим не тут, ладно? Наконец он убрал свою злосчастную ладонь с плеча Тихона. Но не успел Тихон обрадоваться, как Артур взял его за руку. И ласково потащил за собой. От ужаса Тихон даже сопротивляться не стал. Они дошли почти до входа в аллею, когда за спиной послышался топот. Артур прибавил ходу. Теперь он почти волок за собой Тихона. Они нырнули в просвет между кустами… и уперлись в группу очень живописных молодых людей. Все они были обриты под ноль, накачаны и одеты в униформу – простые широкие штаны и черные футболки. – Попались, – сказал самый широкий из парней, – голубчики. А потом кто-то прыгнул на Тихона сзади. * * * Истерику, которую папа устроил в участке, Тихон не забудет никогда. Наверное, первый раз в жизни Тихон плакал от стыда – жгучего, обжигающего. От стыда за отца, который кидался на Артура с кулаками, который орал матом, который угрожал и, безусловно, побил бы Артура, если бы полицейские его не оттащили. А Артур даже не обиделся, он равнодушно смотрел на отца, а когда того скрутили, сказал Тихону: – Держись! Вот это «держись» и стало последней каплей. Тихон заревел, хотя не плакал до этого весь кошмарный вечер. Сначала их били в парке какие-то молодчики, потом приехала полиция, и Артура и его друзей уложили мордами в траву. При этом молодчики магическим образом разбежались, в парке остались только десять-пятнадцать избитых ребят и пара девчонок. Потом их привезли в участок и начали систематично обзванивать родителей. Отец Тихона приехал первым. И когда он понял, что это была не просто драка в парке, а избиение нетрадиционно ориентированных, он сначала чуть не убил Артура как главного совратителя, а потом устроил дикий разнос полицейским. – Где эти уроды? – орал он. – Их, небось, вы отпустили? Они вам парк чистят, они с вами в доле, да? А там же могут быть дети! Те, кто не виноват! Те, кто по глупости! Они же убить могут! Этих-то не жалко… Папа кивнул сторону Артура. Тот сидел, закрыв глаза. Когда папа открывал машину, Тихон увидел, что у отца колотятся руки. – Лучше бы меня убили, – сказал Тихон. Все это было невыносимо. Болел бок, из носа текли кровавые сопли, голова гудела, на ногу было больно наступать. А еще и это «держись» стучало в ушах. Отец рывком открыл свою дверь. – Сел в машину! – рявкнул он. Тихон сел в машину. – Лучше бы меня убили! – сказал он еще раз, но погромче и с вызовом посмотрел на отца. Тот выглядел страшно. Глаза красные, губы сжаты, рубашка застегнута наперекосяк. – Ты мне эту дурь выбрось, – сказал отец. – Я тебя вылечу, слышишь? Ты не виноват. Кто виноват, я найду. А это просто болезнь. Ее лечат. Я уже нашел специалиста. Не волнуйся. * * * – Ты не волнуйся, – говорил человек с бесцветными глазами, ловко облепляя Тихона проводами с присосками, – у меня очень большой опыт. Процент излечившихся существенно выше шестидесяти. Многие потом приходят, приводят детей на профилактику… Тихон только сильнее сжимал подлокотники. Он бы ни за что не согласился на эту терапию, но отец пригрозил, что иначе госпитализирует насильно, отправит в закрытое лечебное учреждение, где гомосексуалистов лечат «по интенсивной программе». Может, и врал, но Тихон проверять не хотел. До показа оставалось всего ничего, а он еще два веера не доделал. И были кое-какие мысли по декорациям. А если отец и правда запрет в какой-нибудь закрытый санаторий? – Начнем с рефлексотерапии. – Врач отступил на шаг, любуясь облепленным с головы до ног Тихоном. – Про учение великого Павлова слышал? Условные рефлексы? Рефлекторная дуга? Тихон кивнул. – Вот и у тебя будет то же самое. Сейчас я буду показывать тебе фотографии мужского тела, и одновременно ты будешь чувствовать… что-то вроде ударов электрическим током. Тихон сжался. – Нет-нет! – душевно улыбнулся врач. – Никаких пыток. Никакой боли. Просто неприятные ощущения. Так мы научим тебя не иметь влечения к лицам своего пола. Начнем… На экране перед Тихоном появилось фото качка. Голова в кадре не поместилась, основную часть фотографии занимали бугры мышц. Потом качка сменил стройный блондин в одних плавках – у этого голова присутствовала и светилась образцовой улыбкой. Потом Тихону показали байкера в косухе, Джастина Бибера и какого-то толстяка. Неприятных ощущений все не было. Тихон начал расслабляться. Терапия оказалась не такой страшной. Зато человек со светлыми глазами нахмурился и что-то набрал на клавиатуре. – Хм… – сказал он, – отец сказал, тебя недавно били? – Да. – Тихон осмелел настолько, что не стал ограничиваться кивком. – Видимо, эти ребята выполнили часть моей работы, – задумчиво произнес врач. – Видишь ли, на первом этапе неприятные импульсы возникают только при позитивной реакции пациента. Проще говоря, если тебя картинка возбуждает, ты получаешь импульс. А у тебя реакция на зрительные образы отсутствует. На экране появился Джим Парсонс, Тихон вспомнил, как недавно ссылался на этого актера, и с трудом зажевал улыбку. – Что ж, тем лучше. – Врач несколько раз щелкнул мышкой. – Перейдем ко второй фазе воздействия. Тихону показалось, что все тело охватила зубная боль. Не очень острая, но до самых костей. Охватила – и тут же ушла. А потом снова нервы заныли. – Теперь импульсы генерируются при каждой смене кадра, – продолжил заметно повеселевший светлоглазый мучитель. – Независимо от твоей реакции… Думаю, стоит немного увеличить амплитуду! На обратном пути Тихон убедился, что рефлексотерапия работает. Каждый раз, когда он смотрел на отца, его тошнило от злости. * * * Тихон сидел на своей второй парте и смотрел в окно. Синяк на лице выглядел на удивление нестрашно, а то, что приходилось морщиться каждый раз, после того как двинул бровью или почесал нос, это было даже приятно. Ему казалось, что это очень по-мужски. Арина тоже была тихая. Молча сидела рядом, решала примеры или читала учебник. Но ее присутствие дополняло и синяк, и ощущение мужественности. Если бы Тихон мог анализировать свои чувства, он бы сказал, что ему просто хорошо, оттого что Арина рядом. Но ничего анализировать Тихон не мог, поэтому сидел и смотрел в окно, локтем чувствуя присутствие Арины. Даже на перемене, среди беготни и хаоса, Тихону казалось, что весь мир замер и наслаждается моментом. Но так казалось не всем. – Ну чё, это тебе твои подружки наваляли? – спросил Санек. – Может, тебя защитить надо? Так ты скажи. Санек хохотнул, по классу рассыпались смешки. – Ну а чё? Мне папа всегда говорил, что девочек надо защищать. В классе захихикали еще интенсивнее. – Меня давай защити, – огрызнулась Арина. – Ну я же про настоящих девочек, – сказал Санек. Тихон разозлился. – А Арина что, не настоящая? – с вызовом спросил он. – А чего это ты краснеешь? – заржал Санек. – Тебе-то что? Ты проверял? Слушай, так ты теперь на физре можешь к ним в раздевалку… так ты проверь! – Заткнись! – сказал Армен. Армен был ростом со шкаф, поэтому к его словам прислушивались. Смешки стихли. Армен подошел к Саньку и стал над ним, скрестив руки на груди и загородив собой проход. – Ты собираешься травить Тихона за то, что он голубой? – спросил Армен. – Давай тогда сразу трави меня, потому что я армянин. А потом давай затравим Катьку, у нее инвалидность с детства. А потом мы еще затравим Колюню, у него уши торчат. – Чё? – спросил Колюня. Он был не такой шкафообразный, как Армен, но ходил на бокс и с ним тоже никто не хотел ссориться. – Да ладно тебе, – оторопел Санек, – я ж так просто… Тихон же ничего не мог сказать, он просто открывал и закрывал рот. До того как он объявил себя геем, Армен шпынял его вместе со всеми.