Изнанка правды

Монах отвечал миролюбиво, но Кочанову казалось, что над ним издеваются. Он повысил голос:

— В первую очередь вы граждане, у которых должны быть документы. Как тебя зовут?

— Учитель Тинджол. Нельзя ли говорить тише. Мы придерживаемся обета молчания.

— Нельзя! — рявкнул Кочанов. — Я разыскиваю беглого преступника, убийцу! Сколько вас тут? Здесь все?

Учитель молчал.

— Сиротин, осмотри домики. Никому не вставать! — прикрикнул сотрудник колонии на попытавшихся подняться с коврика.

Тинджол смиренно сложил ладони, пробормотал невнятную молитву и попробовал продолжить занятие, но люди были напряжены. Сиротин обежал домики, вышел из последнего и покачал головой: пусто.

Кочанов прищурился. Небольшая турбаза с десятком домишек была, как на ладони, укрыться негде. Да и автотранспорта, с которой можно было бы снять колеса, не наблюдалось. Разочарованный он обошел сидевшего на коленях монаха, сорвал бумажные цветные ленточки со столбов и швырнул их в бритую голову Учителя. Тот не шелохнулся.

— Обет молчания у вас, — распалялся старлей. — А если так?

Он выхватил пистолет и выстрелил в деревянный столб над головой монаха. Сухое дерево отозвалось гулким стуком, будто по нему ударили молотком. Монах беззвучно склонил голову к сдвоенным ладоням. Рядом с ним истошно завизжала хрупкая девушка. Она вскочила с коврика и побежала с веранды, сверкая голыми пятками. Ее примеру последовали другие женщины, а потом и мужчины.

— Назад! Сидеть! — кричал Кочанов, но панику было не остановить.

Некоторые укрывались в домиках, другие бежали в лес. Сиротин растерянно угрожал автоматом, поглядывая на начальника. Тот разразился матом, вспомнил, что представляет закон, и решил успокоить буддистов.

— Граждане, оставайтесь в своих домиках и приготовьте документы. Вы только свидетели. Дадите показания, и вас отпустят.

С минуту он жалел, что выстрелил, но в следующее мгновение новая вспышка злости заставила нажать на курок. Пуля перебила длинную ровную ветку ивового куста. Она упала, надломленная, дрожа вытянутыми листьями, цепляясь за ствол полоской коры.

Наглядный знак оборванной жизни окончательно убедил Учителя, что покой лагеря нарушили злые люди, и он должен спасать учеников. Телефон есть только у него, он обязан вызвать помощь.

Тинджол быстрыми крадущимися движениями перебежал в свой домик. Он заметил, что удочки, утром стоявшие у крыльца, исчезли — его гость ушел на рыбалку. Простреленная ивовая ветвь напоминала удочку — это был еще один знак, кого первым надо спасать. Виновен гость или нет — сейчас неважно. Он не должен попасть в руки разъяренных людей с оружием. Его судьба должна решаться в спокойной обстановке и по закону.

Монах схватил телефон, нажал кнопку загрузки и услышал, что к его домику бежит злой человек.

Когда Кочанов ворвался в жилище Учителя, он увидел пустую комнату и распахнутое окно. Высунулся. Под горкой среди кустов мелькнула яркая одежда монаха, где-то там шумела река.

Конвоир выбежал на крыльцо, метнулся за угол, но путь ему перегородил Сиротин, тащивший за собой визжащую женщину.

— Дурак! — выругался Кочанов, отпихнул сержанта и крикнул. — За мной!

Пробежав метров сто вниз по склону, он увидел излучину реки и отчаливающую от берега весельную лодку. В лодку запрыгнули двое: легко узнаваемый по одежде Учитель Тинджол, а вот второй…

— Самсонов, — прорычал офицер, разглядев беглеца.

Он бросился в погоню, споткнулся о камень, полетел кубарем по крутому склону и потерял пистолет. Когда поднялся, лодка уже вырулила на стремнину горной реки и быстро неслась по течению. Кочанов выхватил автомат у подбежавшего сержанта, попытался прицелиться, но лодка скрылась за высоким утесом. Он грязно выругался, в бессильной злобе переломал удочки и пнул ведерко с пойманной рыбой. К травмированной о рельсы спине добавились ушибы локтя и ребер.

Пока Сиротин искал в траве упавший пистолет, Кочанов зачерпнул проточной воды и выпил спасительную таблетку.

Пистолет нашелся. Они вернулись к джипу. «Чероки» припадал на правое переднее колесо, которое нечем было заменить. Ширко, слышавший выстрелы, с опаской поглядывал на старшего.

— Мы видели беглеца. Ушел по реке, — коротко поведал Сиротин.

— Разворачивайся, — хмуро приказал Кочанов, усаживаясь в джип.

— А запаска? Нашли что-нибудь?

— Что стоишь? Погнали! Исполняй приказ! — рявкнул начальник.

До ближайшего поселка прихрамывающий джип ехал более часа. Кочанов двигал пальцами по электронной карте, гадая, куда могли уплыть беглецы. На турбазу они не вернутся — против течения не поплывешь, через гору идти долго. В лесу не спрячутся — нет припасов. А в любом поселке вдоль реки лысый босой монах в золотом балахоне станет приметным маяком, на который можно держать курс.

Кочанов прикрыл глаза и осклабился: до скорой встречи, беглец.





23




В бурной реке, стекавшей с гор, легкая алюминиевая лодка была практически неуправляема. Самсонов и Тинджол, вооружившись веслами, стремились держаться основного русла, избегая прибрежных валунов. Иногда днище лодки сотрясали удары о подводные камни, и путники хватались за борт, чтобы не вывалиться. Наконец, после особо опасных порогов, река расширилась и успокоилась. Теперь можно было грести в выбранном направлении.

Заметив деревушку на холме, Тинджол причалил лодку к берегу, достал из-под одежды телефон, проверил наличие связи.


— Сигнал есть. Я вызову полицию, — сказал он, набирая номер.

— Зачем? — насторожился Самсонов.

— Я должен помочь братьям и сестрам, доверившимся мне, — удивленно ответил монах. — В лагере злые люди.

— Они их не тронут. Это полицейские, они пришли за мной. — Беглец накрыл ладонью руку монаха, державшую телефон.

— Ты Игорь Самсонов? — Тинджол вспомнил, кого искали непрощенные гости. — Что ты натворил?

— Ничего.

— Они назвали тебя убийцей.

— Это ошибка. Рассказывать долго. Нам лучше уплыть подальше. — Игорь с опаской смотрел на деревню.

Он оттолкнул лодку от берега, налег на весла. Тинджол сидел на корме лицом к Игорю и как-то странно смотрел на беглеца, вспоминая себя. Когда-то давно ему тоже пришлось бежать от злых людей, сломя голову. С ним тоже хотели поквитаться за мнимое убийство. Длинный путь привел его в тибетский монастырь, где он остался на долгие годы. Только время раскрыло правду.

Путники миновали несколько деревень и уже под вечер решились выйти на берег, заметив огни небольшого поселка.

— Рыбалка тут классная, я рассчитывал на уху, — признался оголодавший Игорь.

Тинджол продемонстрировал содержимое своих карманов: паспорт и смартфон — все, что он успел взять, убегая из лагеря.

— Денег нет. Добрые люди помогут, — убежденно сказал монах.

— Или современные технологии, — возразил Игорь. — Можно воспользоваться вашим смартфоном?

По электронной карте он определил их местоположение. Поселок, где они причалили, располагался между рекой и трассой. А на трассе имелся мотель «Путник». Самсонов забронировал через интернет номер в мотеле и расплатился виртуальной банковской картой, которую ему предоставил Баринов.

— Надо ввести фамилию гостя, — замялся он, поглядывая на паспорт монаха. — У меня нет документов.

— Грачев. По паспорту я Анатолий Грачев, — признался Тинджол, наблюдавший за манипуляциями со смартфоном. — И что? Вот так все просто?

— Номер забронирован, нас ждут, — подтвердил беглец.

Друзья поневоле прошли через поселок и вышли на трассу. Рядом с мотелем «Путник» проезжающих заманивало яркой вывеской придорожное кафе «У Любы». Самсонов сглотнул слюну, посмотрел сквозь стекло в пустой зал, и голод перевесил осторожность.

— Мы быстро закажем и уйдем, — предложил он.

Тинджол согласился. Они зашли в кафе и договорились с болтливой хозяйкой, что ужин им доставят в соседний мотель в номер на имя Грачева. Игорь перевел деньги на карту хозяйки со щедрыми чаевыми.

В мотеле им выдали ключи без лишней волокиты. Оказавшись в номере, Игорь включил телевизор, пощелкал по каналам, остановился на новостях. Но монах Тинджол твердой рукой забрал у него пульт и выключил телевизор.

— Я готов тебя слушать, — сказал он и, как бы подтверждая, что хочет знать все подробности, добавил: — ночь долгая.

Игорь задумался: с чего бы начать? В это время им принесли ужин. Монах ограничился вегетарианским супом и чаем с вареньем, Самсонов составил себе трапезу из нескольких блюд. Но закончили они есть одновременно, потому что один вкушал, а другой заглатывал.

Выставив грязную посуду за дверь, они сели на кровати друг против друга. «Я жду», — говорил взгляд монаха.

Игорь сплел пальцы, сунув руки между коленями, с опаской посмотрел в глаза собеседнику и начал с главного:

— Меня обвинили в убийстве жены, осудили на девять лет. Я сбежал от конвоиров по пути в колонию.

С минуту они молча смотрели друг на друга, пока монах не задал неожиданный вопрос:

— Как ты познакомился с будущей женой?

Нервный сгусток напряжения, холодным камнем сковавший грудь Игоря с момента побега, стал оттаивать. Ночь впереди долгая, мысленно согласился он, откинулся на подушку и стал рассказывать, глядя в потолок.

— Я пришел в бизнес-центр, чтобы арендовать офис для нашей фирмы и… пропал. — Он замолчал, вспоминая охватившие его чувства, потом торопливо пояснил: — Катин отец был владельцем этого бизнес-центра.

Тинджол не торопил. Игорь вспоминал хорошее и плохое, чтобы было между ним и Катей, рассказывал, не пытаясь оправдаться или представить себя в лучшем свете, пока не подошел к трагическому вечеру. Дальше в его жизни было только плохое.

Тинджол слушал исповедь несчастного и вспоминал свою историю. Его жизнь тоже сломала трагедия. Когда-то, еще будучи Анатолием Грачевым, он бежал из Москвы, обвиняя себя в убийстве отца. Его долгий путь закончился в горах, в тибетском монастыре. Он восемнадцать лет замаливал свой грех, стал монахом Тинджолом, а потом вернулся домой. Оказалось, что отец выжил, а в том, что произошло, его вины нет.

Семья родителей к тому времени распалась. Тинджол несколько месяцев пожил с матерью, но быстро убедился, что не сможет жить в большом городе, где людей так много, что они не замечают друг друга. Ему требовалось созерцательное уединение на природе и размеренное общение с избранными, и он нашел себя в качестве Учителя.

Самсонов вновь вернулся к самой ужасной минуте, перечеркнувшей его жизнь:

— Я увидел Катю с пробитой головой и словно ухнул в пропасть.

— Из каждой пропасти можно выбраться, — обнадежил монах.