Итан слушает

За спиной вдруг раздались шаги. Кэйлин обернулась и услышала незнакомый голос:

– Это вы Кэйлинна Нод? Та самая, про которую говорят… Мне нужна ваша помощь.

Последнее предложение незнакомец выдохнул совсем тихо, словно ни разу в жизни ничего ни у кого не просил.

Солнце зашло, и Мэпллэйр нырнул в чернильные сумерки.

Все здесь частенько начиналось с моста.





* * *


Итану было шестнадцать; он не расставался с солнцезащитными очками, а под кроватью в его маленькой квартирке в Бэй-Сайде вместо порножурналов аккуратными стопками лежали комиксы, в основном, – рисованные от руки. Он с маниакальной скрупулезностью выкупал их по интернету в те времена, когда у него еще водились деньги. Когда он жил с тетей Сарой.

В покрытом ржавчиной зеркале с отколотым краем отражались широкие плечи, всклокоченные волосы цвета подгнивших ростков пшеницы, пустые глаза – словом, то, что в целом и было Итаном Окделлом. На серые уродливые пятна, расползающиеся по плечу, левой стороне груди и под скулами, он старался не смотреть.

…Первыми были глаза: однажды их радужки просто потеряли свой синий цвет, через пару часов поблекли и зрачки. Остались только белки́ с еле заметными сеточками сосудов. Итан тогда испугался: спиной задел шторку в ванной, рухнул в нее сам, и по лбу ему ударила тяжелая перекладина. Почти сразу Окделл купил себе очки – стильные, как те, что он видел на одном ночном киносеансе на бульваре Санрайз, – но они совсем ему не шли. Итан не зарабатывал на хорошего врача, а тот, к которому он мог бы обратиться, не вызывал доверия. К тому же само зрение не пострадало. Да и общее самочувствие Итана никак не изменилось.

Вскоре шкафоподобный коллега, Теренс, отмочил какую-то зверски смешную шутку про раннюю седину: волосы Окделла тоже начали терять цвет. Той же ночью Итан решил, что Вселенная попросту стирает его, как нечто лишнее: сначала обесцветит, потом уберет контуры, и он распадется на черточки, от которых проку будет наверняка чуточку больше, чем от цельного Итана.

Через неделю появилось первое серое пятно.

За их ростом невозможно было уследить, равно как и найти хоть какую-то закономерность в их появлении. Итан продолжал выцветать. Приходилось надевать глухую водолазку – старую, с радужным единорогом, потому что другой не нашлось, – чтобы спрятать пятна. Никакого недомогания не чувствовалось и в помине, это вряд ли было заразно, к тому же, Окделлу очень не хватало денег. Все равно за целую смену он видел только Теренса – охранника, которого прозвал ифритом[1], и водителя Грегсона. Они всегда стояли в отдалении и попыхивали самокрутками, глядя, как Итан нагружает машину ящиками.

Как же Итан ненавидел запах этих сигарет…





* * *


– Ит! Эй, Ит! Сигаретку? – Теренс протянул Окделлу дымящуюся «раковую палочку». Грегсон захихикал. Из его ноздрей рывками вылетал дым.

Итан промолчал, сосредоточившись на ящике, который пытался сдвинуть с места уже несколько минут. Он был подозрительно тяжелым, хотя маркировка на крышке не отличалась от той, что красовалась на остальных, уже выгруженных из машины. На оранжевом фоне – этот цвет заставлял Итана болезненно морщиться всякий раз, когда попадал в поле зрения, – белела надпись «Макарошки Джибса», и ниже – «Лучшие в городе!». Итан сильно сомневался, что Грегсону можно доверить перевозку хоть чего-нибудь «лучшего в городе», и потому коробки не вызывали доверия. Да что такое с этим проклятым ящиком?

Водитель и охранник захрустели арахисом. Они, похоже, делали ставки на то, сорвет ли Окделл спину. Грегсон никуда не спешил и потому пожертвовал целых две монеты. Итан в конце концов попросту выпинал коробку ногами.

– Нечестно, – буркнул Грегсон, но деньги все-таки отдал. «Ифрит» довольно осклабился, предвкушая баночку прохладного «Обета молчания» по приходе домой.

Грузовик завелся не сразу: натужно заревел, чихнул выхлопной трубой и оставил после себя облако коричневого дыма.

– Затащишь эти вот под прилавок – и можешь идти. – Грегсон сплюнул, расплющил ботинком окурок и хлопнул дверцей. Машина жалобно скрипнула, но мужчина уже ни на что не обращал внимания: на его любимом радиоканале начиналась передача «Для одиноких сердец», и сейчас ведущий как раз выслушивал первого дозвонившегося.

«Понимаете, – выдал из динамиков дрожащий голос, – все пошло наперекосяк сразу после выпускного…»

Итан посмотрел на коробки и вздохнул. Спать хотелось невероятно.

Он еще не знал, что в эту ночь поспать ему вряд ли удастся.





* * *


Мистер Петерсон был не первым и, увы, не последним жителем Мэпллэйра, который обращался к Кэйлин с подобной просьбой. Это случалось сплошь и рядом, – желания, которые не могла исполнить даже мертвый джинн.

Верните мне любимую, верните маму, верните дядю Мартина, тетю Келли, Спарки, верните хомячка и колонию рыжих муравьев!

Но никого кроме себя самой Кэйлин возвращать не умела.

Судя по состоянию когда-то, вероятно, медно-рыжей шевелюры, мужчина поседел за очень короткое время, – и вскоре Кэйлин узнала, почему.

Петерсоны, довольно успешная семья, уважаемая соседями, жили на площади Кирхе, сразу за большим новомодным супермаркетом. Двадцать четыре часа в сутки неоновые вывески привлекали покупателей, умоляя купить упаковку чеснока по цене упаковки лука, обменять купоны на стаканчик мороженого и заглянуть на игровую площадку с настоящим пони, а Петерсоны жили себе спокойно, посещая, как и прежде, бакалейную лавку Джули и – в выходные – магазинчик Тевинтера. Сын приносил из школы неплохие отметки, мама увлекалась садоводством, а отец собирал марки, и все шло неплохо (особенно выплаты по кредиту), пока маленькому Петеру не пришло в голову притащить домой упаковку петард. Он вместе с остальными мальчишками собирался вволю повеселиться на пустынном поле за старой заправкой, да только на ярко-розовую упаковку со стилизованной надписью «Бабах!» случайно попала искра из камина. В гостиной никого не было: мистер Петерсон читал газету, сидя со спущенными штанами в уборной на втором этаже, миссис Петерсон подводила глаза в прихожей, а их сын искал в кухне кроссовки. Стену между ней и гостиной снесло начисто, обломками завалило входную дверь, и в результате выбраться из моментально загоревшегося дома успел лишь отец семейства. Сказал бы кто, что жизнь ему спасет решение все-таки прочесть спортивную колонку до конца, он бы долго смеялся. Хотя после того дня мистер Петерсон вообще не смеялся.

При экспертизе в упаковке петард обнаружили какие-то опасные взрывчатые вещества, и мужчина начал судебную тяжбу с супермаркетом, сверкающим своим лозунгом «Три по цене двух!». Но никакая компенсация уже не сделала бы его жизнь лучше.


Отказывать Кэйлин умела; она умела практически все, в чем у нее хватало времени практиковаться. Чего она не ожидала, так это спрятанного в грязном, замызганном рукаве Петерсона туза, выглядевшего точь-в-точь как большой мясницкий нож…

От боли Кэйлин на какое-то время отключилась. Говорят, в такие моменты – после смерти – можно увидеть светящийся туннель, а в нем – умерших друзей и родных. Они должны радостно махать, тянуться к тебе, обнимать, ласково трогать за волосы и улыбаться, неизменно улыбаться. Кэйлин никогда не попадала в такой туннель. Бампер машины, столкновение с асфальтом, соленая или совсем неприятная грязная вода, яд, укус или, как в нынешнем случае, нож взбешенного маньяка приводили ее к нему.

Он был необъятным и крошечным, белым и черным, добрым и… нет, злым, пожалуй, не был. Он всегда молчал, поворачивал голову, завязывал шнурки на кроссовках, пытался свистеть – у него плохо получалось – словом, делал все, чтобы только не замечать растерянную, испуганную и чаще всего окровавленную Кэйлинну Нод. Через какое-то время – вечность или, может, пару секунд – он вежливо кивал ей, как старой знакомой, поводил плечами и уходил. Кэйлин никогда не видела, где они находятся, – в лесу, в помещении, на улице, по колено в воде, – просто потому, что ее зрение странным образом сосредотачивалось на том, кто на нее и внимания-то не обращал. Приходя в себя после очередной смерти, живой, относительно целой и здорово отдохнувшей, Кэйлин начисто забывала об игре «Заметь меня» с незнакомцем. Или все-таки уже знакомым?

Сейчас все было немного иначе: Кэйлин открыла глаза и не увидела ничего. Привыкнув к обволакивающей темноте, она все же разглядела потолок дюймах в двух от своего лица. Хотелось потянуться и попробовать этот потолок на прочность, но она почему-то не могла пошевелить и пальцем. Тогда она решила крикнуть. Ничего более конструктивного и уместного, чем «Эй!», в голову не пришло. В ответ сверху послышался какой-то шорох, потом Мертвая Кэйлин крикнула погромче, потом еще чуть громче, и – слава небесам! – внезапно стало очень светло.





* * *


Итан Окделл открыл коробку. Заглянул в нее. А потом медленно, очень медленно, вынул светловолосую голову Кэйлинны Нод из коробки «Макарошек Джибса».





* * *


Издалека казалось, что на деревьях развешаны рождественские гирлянды, – но к чему украшения, если до зимы еще долго? Тонкие веточки высохшей рябины подрагивали от ветра, заставляя растянутые на них ленты искриться. Если бы не отчетливый красный цвет, можно было бы списать все на балующуюся с кассетниками детвору. Вот только в эту часть города не заходил ни один ребенок.

Над улицами и скверами здесь постоянно висел туман, и тонущие в нем зеленые фонари были похожи на огромных светляков. Сразу за широкой дорогой, упирающейся в белое марево, раскинула свои лапищи Ванахеймская топь. Шоссе вело из Мэпллэйра в Сити, но только теоретически: на деле дорога имела нездоровую привычку копить на своих поворотах брошенные машины. Патрульные стражи порядка, бывало, натыкались на них в темноте или нерассеивающейся мгле – шоссе номер двадцать девять было не прочь полакомиться и фирменным государственным транспортом. К тому же мигалки частенько делали свою грязную работу, привлекая заблудившихся в тумане водителей.

Хаммер Грегсон был из тех немногих счастливчиков, которым ненасытное шоссе милостиво позволяло проезжать до указателя «Пэлэс Рок, … миль». Число миль стерлось, но поворачивающая налево дорога была куда дружелюбнее шоссе номер двадцать девять, и расстояние уже не имело особого значения. Кузов своего дряхлого грузовичка Грегсон опустошил еще в городе, и теперь машина резво подпрыгивала на ухабах, а одинокий гаечный ключ жалобно позвякивал от ударов по каркасу. Радио заикалось в такт прыжкам, резиновый крокодил с выпученными глазами громко стукался о приборную доску, а Грегсон пытался подпевать хриплому голосу из колонок.

«Где-то двадцать семь годков тому назад

Я был не ра-а-а-ад, я был не ра-а-а-ад.

Когда к колодцу шел большой парад,

Я был не ра-а-ад, я был не ра-а-ад…»





На очередном «ра-а-ад» автомобиль опять подпрыгнул и вдруг начал сбавлять скорость. Грегсон вдавил педаль газа до упора, но мотор заглох, и машина остановилась. Водитель чертыхнулся, вываливаясь из кабины.

Если бы он успел заметить, как довольно осклабился резиновый крокодильчик на приборной панели, он остался бы на месте.





#Глава 2




Итану раньше не приходилось видеть живых трупов. В смысле, где-то еще, кроме страниц комиксов или случайных выпусков новостей. Хотя к нынешней ситуации слова «живой труп» подходили пугающе точно. И все же к странным вещам Итан относился как-то спокойнее, чем к расчлененке. А вот возможность понять, как эти вещи подействуют на него одновременно, подвернулась слишком неожиданно.

Окделл даже не успел толком удивиться, когда отрубленная голова, из которой бордовыми нитями свисали артерии с запутавшимися в них макаронами, открыла рот и произнесла:

– Где я, черт побери?

Только после того как Итан тихо сообщил «В магазине братьев Лавре на площади Кирхе», рефлексы все-таки отработали свое и заставили разжать руки. Голова упала обратно в коробку, подняв целый фонтан из сухих макарон, перепачканных кровью. Последовавшая за этим ругань сопровождалась странным гортанным звуком – именно с таким кто-нибудь мог бы выплевывать попавшие в горло жесткие макаронины.

Итан окинул взглядом помещение склада – просто на всякий случай. Кто знает, вдруг ему пригодится монтировка? Из всего виденного и слышанного про зомби (а кем еще могла быть говорящая голова?) Итан почерпнул одно: скорее всего, монстру понадобятся его мозги. Что такого привлекательного находили мертвецы в этой серой, неприятной на вид массе, оставалось загадкой, однако предусмотрительность еще никому не повредила.

– Я тут подумала… – глухо донеслось из коробки. – Я ведь могла тебя в какой-то мере… эээм… напугать?

Итан прикидывал, как быстро сможет при желании добраться до большой биты в витрине спортивных товаров. Ему вдруг отчетливо представилось, как он бьет по голове зомби деревянной палкой на манер клюшки для гольфа, и он фыркнул, сдерживая смех.

– Прости, парень. Я же не со зла. Просто понимаешь… Когда обнаруживаешь себя лежащей в коробке с макаронами, да еще и без тела… Представь себя на моем месте.

С воображением у Итана проблем никогда не было.

– Ты меня слушаешь вообще? Или убежал за помощью?