Искусство легких касаний

— А что тогда такое «плато»?

— Плато большое, — ответил Иван. — Вот здесь плато Бечесын, оно же огромное.

— Еще «плато» — это Платон по-английски, — сказал Валентин. — Если такое слово что-нибудь говорит собравшимся.

— Говорит, — ответил Тимофей с ухмылкой. — Покойный Березовский на это имя английский паспорт получал. Платон Еленин.

— Не знал про такое, — сказал Акинфий Иванович. — Это, наверное, чтобы Аристотель Онассис на него сверху вниз не смотрел, когда в раю встретятся. Богатые все себе могут позволить… Хорошо, не плато. Небольшая такая полянка.

— Как здесь?

— Нет, побольше. Но место похожее, в таких коши обычно и ставят. Коша там, правда, не было — зато стояли палатки. Жорес говорит, пока свет еще есть, пойдем поднимемся. Кое-что покажу. Поднялись мы по скале — там в камне такие природные ступени были, удобно лезть. И вот на самом верху смотрю — в скале высечены два огромных рога. Как у меня в офисе на стене, видели череп? Вот такие же почти. Но не целиком, только основания. Вот представьте — из стены как бы торчит лоб огромного тура, рога выходят изо лба, загибаются назад и уходят в скалу…

— Что, просто рога и лоб? — спросил Андрон. — А головы не было?

— Только лоб и начало рогов, — кивнул Акинфий Иванович. — Но сделано так хорошо, что все остальное угадывается. Как будто из глубины камня к свету рвется какой-то рогатый зверь, и уже почти высвободился из плена… Уже почти прорвался в нашу пустоту.

— Как меч короля Артура, — сказал Иван.

— Вот примерно. Только тянуть за эти рога мне не хотелось. Спустились мы вниз и пошли к палаткам…

— А кто в палатках был? — спросил Тимофей.

— Братва этого Жореса, которая с нами ехала, туда загрузилась. У него своя палатка была, типа командирской. Заходим. Ему уже к этому моменту ковер внутри расстелили, на нем корзина с фруктами, подушки — в общем, человек даже в горах жить умел. Сели мы на ковер, выпили еще вина, и я его спрашиваю — что за рога? Зачем они тут? И стал он мне объяснять про бога Баала. Есть, говорит, такая вещь, называется «интерпретацио греко». Это когда богов и богинь из других культур стараются понять через их греческие аналоги. Ее древние греки придумали, когда путешествовали. Римляне тоже этой системой пользовались.

— А разве так можно? — спросил Иван. — Боги ведь обидятся.

— Человеку сложно обидеть бога, — ответил Акинфий Иванович. — Худшее, что может случиться — вы его собой не заинтересуете.

— Откуда вы знаете?

— По опыту работы экстрасенсом, — ухмыльнулся Акинфий Иванович. — Да и любая церковная старушка в курсе.

— Современный бог, может, и не обидится, — сказал Андрон. — А древние могли. Они были завистливые и злобные, постоянно что-то друг у друга воровали, интриговали и так далее. Конечно, обиделись бы, если бы одного стали называть именем другого.

— Боги в древнем мире были общие, — ответил Акинфий Иванович. — В разных культурах поклонялись одним и тем же сущностям. Люди их чувствовали сквозь ярлыки. Просто в разных языках имена звучали по-разному. Поэтому в «интерпретацио греко» никакого святотатства не было.

— Вы чего, — усмехнулся Тимофей, — верите, что эти боги правда жили? А куда они тогда делись?

— Умерли, наверное, — вздохнул Валентин. — Поэтому античность и кончилась.

— Скорее, пришли новые боги, — сказал Андрон, — и у старых этот мир отжали. А старых богов загнали под шконку.

— Может, и так, — отозвался Акинфий Иванович. — Только мир — это вам не мобильник в стразах, чтобы его отжать. Скорее, боги просто ушли в тень. Кто-то, может, и умер… А кто-то до сих пор на вахте. Но тогда я в этих вопросах не разбирался и про «интерпретацио греко» узнал впервые. Поэтому слушал Жореса с большим интересом.

— А что он дальше сказал?

— Стал объяснять, что по греческой интерпретации пунийцы поклонялись на этой горе Кроносу. Или Сатурну. Кронос, говорит, это бог времени и многого другого. Греки изображали его с серпом — кстати, выражение «серпом по яйцам» пришло из античности, Кронос именно этим инструментом оскопил папашу Урана. А пунийцы изображали Кроноса без серпа, зато с рогами. Или даже с бараньей головой. Но это не значит, что Кронос был бараном. Имелось в виду другое. Левый рог — прошлое. Правый — будущее. Вот это и значит «Двурогий Господин». Хозяин прошлого и будущего, властелин, так сказать, времени. А вовсе не черт.

— Может быть, черт тоже властелин времени.

— Есть такая гипотеза, — согласился Акинфий Иванович. — Но тогда не только времени, а еще и пространства. Всего этого физического измерения. В это многие сектанты и еретики верили, в том числе ранние христиане…

— Хорош отвлекаться, — сказал Валентин. — Показал он вам рога на скале, объяснил про Кроноса. И что дальше?

— Дальше я его про рога спросил. Почему они тут. И он ответил, что на горе Джебел Букарнина в Тунисе когда-то стоял храм Кроноса, или Баала. И в нем была статуя бога, которая совершала настоящие чудеса и сильно помогала карфагенянам в их экспансии. Ее, натурально, разрушили римляне. А здесь эта статуя просто еще не высечена из камня — лишь намечено, где ей полагается быть. Только начали беспокоить камень, только коснулись божественных рогов и лба. И они проступили из скалы в той же относительной точке пространства, что на горе под Карфагеном. Понимаете?

— Думаю, этих Баалов в Карфагене ставили всюду, — сказал Тимофей. — Как Августов в Римской империи. Или как Лениных при Советской власти.

— Это понятно, — ответил Акинфий Иванович. — Но статуя статуе рознь. Большинство просто истуканы. А в некоторых действительно обитает божество. Одной из целей пунической войны для римлян было как раз разрушить магические объекты Карфагена. В частности, эту статую. Это было прямым указанием римских богов, полученным через оракула.

— Почему?

— Потому что статуя, как сейчас говорят, работала.

— Но ведь и у римлян такой бог в пантеоне. Сатурн. Вы сами сказали. Что же он, сам себя?

— Не все так просто. У римлян были, конечно, Сатурналии и все такое, но поклонялись они не Сатурну, а его сыну Юпитеру, или Зевсу. Сатурн был более древней сущностью — богом предыдущего цикла. И относился к эллинским богам не слишком хорошо, если вспомнить мифологию. Пунические войны были войнами богов. Как и любые большие войны вообще. Люди там просто пешки. Или даже шашки, которые вообще не понимают, что идет чужая игра, и думают, что сами прутся в дамки наперекор стихиям.

— Интересно, — сказал Иван. — Вторая мировая тоже была войной богов? Или, например, наполеоновское нашествие?

— Надо полагать. Пушкин же писал что-то вроде «Барклай, зима иль русский Бог…» Значит, чувствовал. Но мы такое не скоро понимать начнем. А вот с древним миром уже ясно. Во всяком случае, тому, кто в теме. Жорес, например, про Кроноса знал все.

— Расскажите, — попросил Иван.


— Чтобы вы понимали, у каждого бога был, как сейчас говорят, свой баг и своя фича. Баги какие? Гефест, к примеру, хромой. Афродита на передок слабая. Марс военный преступник. У Кроноса тоже был баг.

— Какой?

— Он, как бы это сказать, кушал своих деток.

— Зачем?

— Существовало пророчество, что один из детей Кроноса его свергнет. Это и был Зевс, которого мамаша спасла — подложила мужу булыжник в пеленках, а тот и проглотил…

Иван засмеялся.

— Боги эти, похоже, не шибко умные были. Мог бы пеленки развернуть и проверить. Особенно если дите молчит и не шевелится.

— Все это надо понимать метафорически, — ответил Акинфий Иванович. — Булыжник символизирует что-то одно, пеленки что-то другое… Это я смеюсь, так ученые рассуждают. На самом деле да. Неубедительно. Но обратите внимание вот на что — как я уже сказал, Кронос есть то же самое, что Сатурн. Про кольца Сатурна знаете? Это как бы спутники, размолотые в крохотные частицы… Кристаллы космически холодного льда. Те же мертвые детки, для гарантии прокрученные через мясорубку. Их мелкий-мелкий прах. Совпадение? Не думаю. Вот такие примерно вещи этот Жорес задвигал.

На этот раз не засмеялся никто.

— Над мифологией он тоже насмехался, — продолжал Акинфий Иванович. — У него свое мнение было по всем вопросам. Очень, надо сказать, необычное.

— Какое? — спросил Тимофей.

— Он сказал, что Кронос был богом времени и царствовал над Золотым веком. То есть над самым лучшим временем, какое только бывает. Что, вообще говоря, логично — потому что зачем иначе становиться богом времени, да? Конец Золотого века вроде означал, что Кронос перестал править миром. Но Кроноса никто не свергал. Он просто удалился от дел. И мир по-прежнему работает именно на него. А не на какого-то там Зевса или не буду говорить дальше.

— Почему?

— Чтобы понять, активен бог или нет, достаточно поглядеть, действует ли его фича. То есть функция. Любовью занимаются? Значит, Афродита при делах. Воюют? Значит, Марс тоже. Вот и с Кроносом то же самое. Время ведь осталось? Осталось. А что оно делает, время? Да то же самое, что всегда — кушает своих деток. Иногда некрасиво и быстро, как наших дедушек и бабушек, иногда терпеливо, гуманно и с анестезией, как нас, но суть не меняется. Мы — дети своего времени. И время нас пожирает. Вот это и есть проявление Кроноса.

— Дети своего времени, — повторил Валентин. — Свое время — это чье?

— Вот в этом, — Акинфий Иванович поднял палец, — и весь вопрос. Чье? Мы думаем, что наше. Но разве это так? Что мы вообще можем? Немного побегаем, поторгуем своей юностью, нагадим на тех, кто был раньше — а потом начнут гадить на нас и понемногу спишут… Незаметно сожрут. И так цикл за циклом. С незапамятных времен.

— Да, — сказал Иван, — пришел седой волшебник время и всех загасил…

— Ну не всех, — ответил Акинфий Иванович, — на семенной фонд оставят. Но в конечном счете — да. На это Жорес и напирал. Вот, говорит, посмотри, Иакинф. Считается, что Зевс-Юпитер папу Сатурна сбросил в Тартар, а сам возглавил, так сказать, мироздание. Но где сейчас Зевс? Да только в фильмах про древнюю Грецию. То есть папа его таки скушал вместе с говном и пеленками. Просто с задержкой. И всех остальных греческих богов тоже схомячил. И не только греческих, между нами говоря, а и тех, которые позже в бизнес сунулись. Но сам Кронос при этом держится в тени. И даже поклоняться себе особо не позволяет.

— Почему?

Акинфий Иванович пожал плечами.

— Ответственность. Зачем нужно брать на себя обязательства перед теми, кого жрешь, если можно их жрать без всяких обязательств? Это как про мировое правительство говорят — почему оно тайное? Да потому что на хрена ему светиться? Придется пенсии платить, дороги чинить и так далее. А можно рулить из прохладной тени, без всякой головной боли.

— Конспирология на марше, — улыбнулся Тимофей.

— Почему конспирология. Я не утверждаю, что оно есть, это правительство. Я говорю, что высовываться ему в любом случае незачем.

— А я все-таки не понял, — сказал Иван, — для чего рога на скале были высечены?

— Я тоже об этом постоянно думал, — ответил Акинфий Иванович. — И только момента ждал, чтобы спросить. А Жорес все про Кроноса задвигает. Мы, говорит, смотрим, как Кронос ест своих детей, и считаем, что это естественный ход вещей. Ага, конечно. Бараны на мясокомбинате так же чувствуют, и по-своему правы. А вот древние пунийцы, которые в Карфагене жили, мыслили по-другому. Они рассудили так — если Кронос кушает деток, значит, ему это нравится. И стали приносить ему в жертву натуральных детей. Своих.

— Тоже Жорес сказал? — нахмурился Иван.

— Это исторический факт. Под Карфагеном остались такие кладбища, тофеты. Там много принесенных в жертву детей. Это и на семейном уровне было, и на государственном.

— А какие-нибудь исторические свидетельства остались?

— Куча. Жорес мне несколько цитат зачитал. Одну, из Диодора Сицилийского, я потом сам нашел. В Карфагене стояла бронзовая статуя Кроноса. Он держал перед собой руки ладонями вверх, лодочкой, как мы бы сказали, но оставался зазор. Под ладонями был огонь. Кроносу в руки клали детей, и они через этот зазор скатывались в пламя…

— Жуть какая, — вздохнул Иван.

— Дети — это самое дорогое, что есть у родителей. А богу надлежит отдавать самое ценное, про это даже в Библии есть. И про детские жертвоприношения там тоже, кстати… Я спрашиваю — но зачем, зачем? Тут Жорес на меня уставился и спрашивает — что такое дети? Скажи мне. Я подумал и говорю — цветы жизни? Он засмеялся. Нет, говорит. Не только. Это концентрат времени. Сгущенное время, так сказать. Время, свернутое в пружину. Когда ребенок растет, становится взрослым, а потом стареет и умирает, пружина раскручивается. Время расходуется. Смерть — это когда оно кончилось. Кронос ест детей просто потому, что питается временем. Это его еда. И древние пунийцы стали кормить его самыми вкусными и свежими булками, какие могли найти.

— Мрачняк, — сказал Валентин.

— Да, — кивнул Акинфий Иванович. — Мне тоже тревожно стало. Представляете, сидишь в палатке с малознакомым человеком, а он такие темы задвигает.

— Он про Карфаген рассказывал?

— Угу. Главная мысль была такая — карфагеняне в религиозных вопросах очень нагло себя вели. Приставали со своими дарами к богу, который хотел оставаться в тени и за кулисами. Это, говорит, как стрелять из нагана под окном у порохового фабриканта. Приносить в жертву патроны, чтобы он бросил вниз пирожное. Вы этого фабриканта или рассмешите, или утомите своей глупостью. Можете, конечно, и растрогать до слез — и получите пирожное. А можете разбудить в плохом настроении. Все варианты возможны.

— А какой получился у карфагенян?

— Вот тут не до конца понятно. С одной стороны, им долго везло, и по-крупному. Они ведь старше Рима были. Со всеми воевали, кто тогда жил, и даже этот самый Рим пару раз сильно наклонили. А потом везуха кончилась. Может, что-то в ритуалах напутали, может, Кроносу надоело. Но до этого метод работал. И не только у них. Всю древность. Не с карфагенян это началось и не ими кончилось. Жорес так сказал — вот если есть какой-то замаскированный бог, которому человеческие жертвы приносят, то это он и есть. Наш Двурогий Баал. А называть и рисовать его могут как угодно. Хоть Кронос с серпом, хоть пролетарский интернационализм с молотом.