Искупление грехов

Живёт Брагот с тех пор в достатке и богатстве. Да от своей любви не отрекается. Пошёл он к любимой своей свататься. Богатые дары принёс: посуду золотую, ткани невиданные, перстни да бусы с самоцветами. А Ам-ми ему и отвечает:

«Фи! Хоть и богат ты, да всё службу служишь. Ни славы у тебя военной, ни доблести. Не желаю быть твоей женой!».

Закручинился Брагот, запечалился. Пришёл в храм, молился-молился, но и боги ему ответа не дали. Лишь вышел он за храмовый порог — глядь! — на плечо его села птица малая, сфиввом прозванная во времена незапамятные.

«Не печалься, Брагот, не кручинься. А иди ты, Брагот, в сторону северную, в земли Императора славного, да стань там солдатом-наёмником. Много с кем ведёт свои войны Империя, много где славы ратной можно заработать. Год пройдёт — вернёшься воином прославленным. И пребудет с тобой Берумандар».

Удивился Брагот, но совета послушался. Пошёл он в сторону северную в земли Империи. Вступил он в войско солдатом-наёмником. Года не прошло, а он уже лори стал и сам войска в битву водил. И как истёк год его воинской службы, так вернулся он домой в покои богатые. Не один вернулся, а со свитою. Десять воинов-телохранителей с ним ходили, от татей охраняли и сон берегли.

Живёт Брагот с тех пор в достатке и богатстве. Да от своей любви не отрекается. Пошёл он к любимой своей свататься. Богатые дары принёс: посуду золотую, ткани невиданные, перстни да бусы с самоцветами. Воины с ним знатные, в битвах закалённые. А Ам-ми ему и отвечает:

«Фи! Хоть и богат ты, и воин знатный — да стар ты и дряхл! А я молода да красива, нежна как цветок по весне. Не желаю быть твоей женой!».

Закручинился Брагот, запечалился. Пришёл в храм, молился-молился, но и боги ему ответа не дали. Лишь вышел он за храмовый порог — глядь! — на плечо его села птица малая, сфиввом прозванная во времена незапамятные. И говорит ему сфивв голосом человечьим:

«Отступись, Брагот, от девы горделивой да заносчивой. Пусть ждёт своего молодого да красивого, богатого да славой овеянного. Пусть ищет то, чем будет проклята. Пусть отцветёт да уму-разуму набирается. И года не пройдёт, как найдёшь ты себе жену другую, ещё красивее да веселее. И будете вы жить долго и счастливо, на деток радоваться и внуков нянчить. И пребудет с тобой Аон-Аари!».

Удивился Брагот, возмутился:

«Да как же я могу отступиться? Как могу я променять свою любимую на деву пусть краше, да другую?».

А сфивв опять за своё:

«Отступись, Брагот, не твоя это ноша и путь не твой».

Разозлился Брагот, махнул рукой, отогнал сфивва да крикнул вслед:

«Не бывать этому!».

Ничего не сказал ему сфивв, лишь крыльями взмахнул да из виду скрылся. А Брагот пришёл в дом свой богатый и давай думу с воинами верными думать — как моложе ему стать, как нежной деве угодить. Долго ли, коротко ли, да понял он, что в мудрости спасение его. Сел он на крыше дома своего — сидит да пытается мудрость почувствовать, мир вокруг и самого себя. Да ничего у него выходит. А мимо сфивв пролетел да крикнул:

«Отступись, Брагот, не твоя это ноша и путь не твой».

Но не сдаётся Брагот. Достал он книги мудрые, труды учёные — ищет, как бы помочь себе. Вызнал он, что можно из мудрых тварей суть мудрости получить. Собрал он верных своих воинов и отправился на охоту за тварями мудрыми. Долго ли, коротко ли, многих тварей убил он да много сути мудрости из них получил. А ни мудрости, ни себя, ни мир вокруг почувствовать не может. А мимо сфивв пролетел да крикнул:

«Отступись, Брагот, не твоя это ноша и путь не твой».

Совсем расстроился Брагот, совсем надежду потерял. Но однажды в походе руку себе поранил, кровь свою пролил — в крови-то он мудрость и увидал:

«Так что же, я всегда в себе её носил, да употребить не мог?».

Взял он кровь свою, да и преобразил в огонёк махонький. С тех пор овладел Брагот мудростью. Стал учиться усердно, науки мудрые постигая — лишь бы омолодить себя, лишь бы добиться благосклонности Ам-ми. А чуть сложно становилось — он по руке себе ножиком. Кровь ему силы и давала.

Год прошёл, и снова идёт Брагот к любимой своей свататься. Богатые дары принёс: посуду золотую, ткани невиданные, перстни да бусы с самоцветами. Воины с ним знатные, в битвах закалённые. Лицо его молодо да печатью возраста не сковано. И согласилась Ам-ми стать его женой.

Сыграли свадьбу они пышную, полгорода на ней танцевало да веселилось. Поселились они в доме у Брагота и живут. Вот и первенец родился у них, вот и сестра его. Да только нет Браготу покоя. Будто душа его разрывается, будто боль на сердце залегла. Ищет Брагот, как помочь себе — руки все изрезал для мудрости. Да ничего не помогает.

Однажды ночью просыпается Брагот, а в голове его зов звучит. Зовёт его в сторону восточную, в земли жаркие. Зовёт да не замолкает. Совсем Брагот обессилел. Днём руки режет, ночью Зов слышит — не спит. Ам-ми тревожится, соседи шарахаются. Осунулся ааори, посерела его кожа от усталости. Не выдержала жена Брагота и говорит как-то вечером тёмным:

— Что с тобой, муж мой? Почему ты весь день книги изучаешь, почему руки свои режешь и ночами не спишь?

Хотел Брагот ответить, да не сумел. Вместо речи человеческой изо рта его рёв вырвался — рёв неведомый, дикий, необузданный. Сбежались тут к нему все: дети ненаглядные, воины смелые, слуги верные. Не знают, чем господину своему помочь. А тому помощи и не нужно. Ревёт он, гонит всех да кричит, чтоб уходили, а то не удержится — сожрёт всех. Да только никто его не понимает.

Соседи на рёв тот прибежали — давай в двери его дома стучать, но не открывает никто. Давай окна ломать — а они ставнями закрыты. Пришли стражники, двери выломали, ворвались в дом, а там — в крови лежат ближники браготовы в броне да при оружии, слуги верные, кто с колом, кто с ножом, да жена и дети мертвые, а самого Брагота и след простыл. Убил Брагот всех в доме и сбежал. С тех пор в том городе Брагота не видели — пропал он в Землях Диких.

Но говорят, что ходит Брагот по тем Землям Диким и иногда ночами к людям выходит. Потому как нет покоя грешнику — помнит он жизнь свою праведную да то, как ослушался воли Аон-Аари. Хочет вернуться, да хватает его снова изменение. И кто на пути его попадается — всех убивает, силой ли, мудростью ли. Говорят, так и будет он ходить по Землям Диким и людьми заброшенным, пока не наступит конец мира этого — да и тогда все свои грехи не сможет он искупить.

Я закрыл книгу и положил в сундук, стоящий у кровати. Сам сундук закрыл на замок. Каждый день в нашей казарме рабочие проводили ремонт. Хотя никто ни разу не жаловался на кражи, но их старшой нас сразу предупредил, чтобы ценного на виду не оставляли. Стояло раннее утро, и своё обещание эру Скаэну я всё-таки выполнил. Собранный с вечера мешок стоял у изголовья кровати — оставалось только дождаться прихода Скаса и Гун-нора.

Подошла Пятнашка и присела рядом.

— Точно не возьмёшь с собой? — в который уже раз спросила она.

— Нет, — я покачал головой. — Только бояться буду за тебя больше. И кто проследит за всем этим хозяйством?

— Мне страшно, — призналась Пятнашка, прижавшись ко мне.

— Не бойся. Ты же помнишь, эр Скаэн считает, что всё получится.

— А эра Эл-оли считает, что слишком опасно, — парировала она.

— Опасно… но мы будем осторожны, — пообещал я и поцеловал её.


Через полчаса я вместе с десятками Ножа, Хмурого и Пуза вышли из ворот казармы. Мы присоединились к десятку Гун-нора и направились в порт, где нас поджидал Скас. Повёл он нас к причалу, у которого в ожидании отплытия замерли три совершенно невыразительных корабля. Только подойдя поближе, я сумел оценить их хищные обводы и очень агрессивные детали на борту — что-то, напоминающее огромные луки и осадные машины.

— Так, — Скас остановился. — Разделяемся. Нор, ты пойдёшь на флагман — «Ао-ке-тари». Я пойду на корыто «Ам-кана», Шрам — твоя «Си-лока». Твой десяток, Нор, пойдёт с тобой. А ты, Шрам, разбей десятки, чтобы по одному на каждую лохань.

— Сам ты лохань! Старый дурень, улитка сраная! — пока Скас раздавал указания, к нам приблизился, судя по броши, один из капитанов. Это был немалого роста мужчина, одетый в плотный кожаный нагрудник и высокие, до колен, сапоги, укреплённые бронзой.

— А! Вот и наш флотоводец, старый хромоног Варс! — непритворно обрадовался Скас.

— Для этих моллюсков я мастер Варс, а кто просрёт «мастера» — будет рыбу изображать! — предупредил капитан. — Ну что, кто к нам тут? Давай грузиться, чтоб вас!

— Шрам, кого пошлёшь с Гун-нором? — спросил Скас.

Я оглянулся и, увидев лёгкий кивок Ножа, указал на него. Хмура я отправил со Скасом, а с собой взял Пузо.

— Шрам! Как разместишь своих — подходи на флагман. Сначала пойдём вместе — объясню, что делать! — крикнул мне Скас уже с пирса.

Загрузились мы быстро. Капитан нашей «Си-локи» кивнул, представился мастером Уи-номом и показал нам наш «кубрик», где нам и предстояло проводить большую часть времени. Каюта на корабле была одна, да и та капитанская. Быстро разместив бойцов и посоветовав не сильно высовываться, я вместе с Уи-номом отправился на «Ао-ке-тари».

Флагман был кораблём побольше и помассивнее. Капитанская каюта на нём была размером со столовую в особняке эра Скаэна и эры Эл-оли. Посреди каюты стоял большой стол, вокруг которого собрались все три капитана, Скас, я и Гун-нор. Третий капитан звался мастером Ласте — и чем-то неуловимо напомнил мне Воргота. После того, как всех представили, я не удержался от вопроса — не севера ли Империи мастер Ласте — на что тот в очень опасной манере и ответил:

— С севера — с севера… Только в костре я эту империю видал!..

— Сепаратист-говнист! — с гордостью заявил Варс. — Не сдаётся и за свободу края воюет. Правда, только в море, а-ха-ха-ха!

— Шёл бы ты, корыто старое! — возмутился Ласте. — Мои предки сражались против Империи, я сражаюсь против Империи, и дети мои будут сражаться против Империи!

— А… ну раз дети! Тогда-то да! — с пониманием заявил Уи-ном. — Вечная война… Жаль, детей у тебя нет, лись ты сушёная.

— Будут! — гордо заявил Ласте, хлопнув себя в грудь. — Не свои родятся — так выкраду и воспитаю.

— А-ха-ха-ха! Свои люди — честные торговцы, горжусь! — Варс хлопнул своих капитанов по спинам. — Ну ладно, Скас, что ты там наготовил, улитка неторопливая? А то навезли нам железа на палубы… Теперь из-за вас ходим и спотыкаемся.

— Это «железо» — между прочим, лучшие образцы имперской осадной техники! — подбоченился Скас. — Вот нажалуюсь эру Скаэну, как ты трудом добытое….

— Ладно-ладно! — хохотнул снова Варс. — Давай мне не заливай тут ром[8] морской водой!

[8] Рома — нет. Но есть аналоги. А товарищи «честные торговцы» любят ром. Вот пусть ромом и будет.

— Ладно! — отмахнулся Скас. — Тогда начнём с общего! Нам нужна глубоководная тварь…

— Чо сказал?! — рыкнул Ласте.

— Тише! — осадил его Варс.

— Тварей тварями эти суеверные типы не называют, — со вздохом пояснил мне и Гун-нору Скас. — Поэтому зовут их большими фифами. Итак, нам нужна большая фифа! Не самая большая, но и не маленькая.

— Чё ты вступление, как скоморох, закатываешь? К делу давай, и будем уже отчаливать от вашего порта сраного! — рыкнул Варс.

— Не торопи меня, тупень глубоководный! — не удержался Скас. — Что ты всё не угомонишься никак?

— Время идёт! Фифы — растут! — веско заметил Варс.

— Ищем любую, — Скас махнул на него рукой и продолжил, тыкая пальцем в разложенную на столе карту. — Далеко не уходим. Валим на глубину и приманиваем на себя. Кто тут самый быстроходный?

— Я! — гордо заявил Ласте.

— Вот ты и будешь наживкой, зад сопротивленческий! — захохотал Варс.

— Я не наживка, морда хромая, я — боец! — не остался в долгу Ласте.

— Как привяжется — рвёшь к нам, — даже Скас уже начал уставать от трёх капитанов. — Мы ждём на самой границе глубины. Лишь бы не сорвалась, скотина… Как высматривать, знаешь?

— Не учи учёных! — расстроился Ласте.

— Всё, не учу! Если двое выползут — уходи, не удерживай. Так… когда подтащишь её к нам — мы лишим её подвижности. Это наша задача, не твоя. Своим я всё объясню.

— Ты для этого буи эти кожаные притащил? — спросил Уи-ном.

— Да, буи воздухом накачаны и не дают уйти на глубину, — пояснил Скас. — Натыкаем штук пять — через полчаса станет вялой, как слизняк. Вот тут-то мы её и берём. В буи острым не тыкать и кожу не портить!

— Один выбыл, — хмуро заметил Варс и снова захохотал. — Парень дюже пьяный был!

— Вот и вычти ему из жалования, чтобы больше так не надирался! — в сердцах ругнулся Скас.

— Да ладно, тут по четыре буя на корабле! Что тебе, один жалко, что ли? — возмутился Варс. — Срань ты жадная!