Искупление грехов

Тихий смех Соксона прервал затянувшееся молчание.

— Граф, я же говорил. Не стоит недооценивать знания Шрама, — произнёс мудрец, поднимаясь из-за стола. — В конце концов, именно с его слов было составлено описание одного из «малых миров совокупности». И боюсь, вы не сможете рассказать ему больше, чем сам он рассказал Империи… Уважаемые! Вынужден откланяться — дела! И… граф?

— Да, мастер, — буркнул Кадли.

— Как бы там ни сложилось, через четыре дня мне необходимо направить в земли Линга отряд!

— Да, мастер, — кивнул Кадли.

А я невольно восхитился как выдержкой, так и способностью Соксона поставить зарвавшегося аристократа на место. Ведь ни слова не произнёс после резкой отповеди наместника. Сидел с благосклонной улыбкой и слушал наш с графом разговор. А потом поднялся в нужное время, посмеялся над всеми — и сказал ровно то, что необходимо, чтобы целый граф смог ему дважды ответить только «Да, мастер». После чего неспешно ушёл, оставив последнее слово за собой.

— Шрам, — граф Кадли снова обратил на меня своё внимание, дождавшись, когда за Соксоном закроется дверь. — Как видишь, я не могу отпустить твой отряд… Нам нужно ещё минимум полгода, чтобы мы нашли вам замену.

Вот так вот. Ещё несколько минут назад мы были бездарями, и нас надо было расформировать. А теперь — некем заменить. Память ехидно подсказала, что такое поведение — вовсе не новость со стороны власть имущих. Однако подробностями, как обычно, делиться отказалась.

— Высокородный, граф, мы бы с радостью остались ещё на полгода, но многие мои бойцы — должные нори. А заработки в посёлке…

— Понимаю. Предположим, я утрою ваше жалование на эти полгода, — неожиданно легко согласился граф Кадли. И в этот момент мне стало почему-то страшно. — Смотри сам. С одной стороны — ваш спешный отъезд и моё неудовольствие. И неудовольствие это будет отражено мудрым письмом. Конечно, можешь потом оправдываться перед будущими нанимателями, но кому они поверят — тебе или мне? С другой стороны — тройная оплата, благодарность мудрым письмом и привычная тебе работа.

Никаких эмоций я со стороны графа и его людей не почувствовал. И вот тут мне стало ещё страшнее. По словам Соксона, я стал хорошим эмпатом. Я отлично чувствовал даже тень настроения окружающих. А сейчас всё, что я ощущал — это только тень удовлетворения со стороны собеседников. Как будто всё, что происходило здесь, шло по заранее определённому плану. По плану, в котором мне отводилась какая-то роль — и я её сыграл до конца в полном соответствии с задуманным. От такого становится жутковато.

В какой-то момент меня посетила мысль: вдруг всё, что я чувствовал со стороны графа, не было настоящим? Вдруг наместник знал обо мне очень много — и в соответствии с этими знаниями играл эмоциями, приоткрывая мне то одну, то другую? Ведь сейчас я не чувствую практически ничего. А в его положении он должен хотя бы волноваться, испытывать какую-то надежду… Ничего. И это говорило, что граф Кадли умеет владеть эмоциями гораздо лучше, чем я мог представить.

— О чём тут думать, Шрам? — проговорил молчавший весь разговор граф Эгона. — Отличное предложение!

— Да, высокородный, — согласился я, тщательно подбирая слова. — Мне нравится это щедрое… предложение. И всё же я прошу дать мне день на окончательный ответ.

— Пятнашка, а тебе нравится предложение? — неожиданно обратился граф Кадли к девушке. Но та, казалось, ждала этого вопроса.

— Да, высокородный, — вежливо ответила она. — Однако наш отряд планировал уехать уже давно, и все планы были согласованы с бойцами.

— Вы обсуждаете такие вопросы с бойцами отряда? — удивился барон Скраги, обращаясь ко мне.

— Да, благородный, такие решения обсуждаются с бойцами отряда, — ответил я со всей возможной учтивостью. — И мнение бойцов учитывается. Я мог бы принять решение единолично, но в таком случае потерял бы немалую часть доверия своих бойцов… А это…

— Ясно, — неожиданно заговорил наместник, хлопнув себя рукой по колену. — В таком случае, пусть у вас будет день. Посовещайтесь и примите, в конце концов, верное решение. И вы, думаю, понимаете, какое оно?

— Да, высокородный, — сдержанно согласился я. — Мы приложим все силы, чтобы прийти с тем ответом, который вы желаете услышать.

— Не прикладывайте силы — просто ответьте мне правильно, — приказал Кадли и махнул рукой. — Идите! Послезавтра утром жду вас в администрации прямо с утра.

— Благодарю, высокородный, — в этот раз я поклонился, как полагается, всем сидящим за столом и направился к выходу. С каждой минутой удерживать себя в руках и не трястись как осиновый лист становилось всё сложнее. Судя по тому, что исходило со стороны Пятнашки — она чувствовала себя не лучше. Но только на крыльце мы позволили себе переглянуться. И друг у друга в глазах мы прочли всё, что думаем по поводу предложения графа.





Глава 3




— Мне всё это напоминало выступление бродячих артистов, — проговорила Пятнашка, когда мы зашли в штаб. Девушка уселась за стол, обхватила плечи руками и уставилась в пустоту. — И мы их не разочаровали. Да, Шрам?

— Да, Пятнашка, — кивнул я. — Не разочаровали… Почувствовал себя несмышлёнышем каким-то…

— Да уж, — девушка невесело усмехнулась. — Надо понять, что им нужно… Сходишь к Соксону?

— Нельзя, — я покачал головой. — Этого и ждут. Боюсь, нам придётся принимать решение самостоятельно. А потом ещё и убеждать остальных.

— Не убедим, — Пятнашка судорожно вздохнула. — Не убедим… Тройная оплата…

— Неужели никто не поймёт, как это опасно? — спросил я. — Он же явно что-то недоброе задумал.

— Тройная оплата и благодарность! Шрам, ты хоть понимаешь, что это значит?

— Наверно, нет? — предположил я.

— Это быстрый пропуск в вэри, если благодарность утвердят в имперской администрации, — пояснила Пятнадцатая. — Из нас не все нори-то стали полноценными, а тут — возможность получать хорошие заказы, возможность зарабатывать… Может, не рассказывать нашим?

— Нет, — понимая, в какую ловушку загнал нас граф Кадли, возразил я. — Узнает, что мы не сказали, и… и мы с тобой вэри не станем никогда. А он узнает.

В последние месяцы ни мне, ни Пятнашке не было острой необходимости спорить между собой. Потому что думали мы очень похоже. Вот и в этот раз достаточно было обменяться взглядами, чтобы понять: мы уже пришли к единому мнению. Нас собирались использовать — и не обязательно с пользой для нас. Мы не знали, где, зачем и как это будет сделано. И это было ещё не самое худшее.


Вся наша встреча, весь разговор, все наши мысли и решения, поведение Соксона — всё было просчитано заранее. Я даже не был уверен, что это понял Соксон. Скорее всего, мудрец просто решил, что наблюдал картину самодурства начальника. И не понимая того — подыграл.

— Прости, я снова не удержался, — вздохнул я, вспомнив, как дал волю собственной гордости. Я уселся рядом с Пятнашкой и приготовился выслушивать обоснованные упрёки.

— Ты и не мог знать, — ответила девушка, дружески приобнимая меня. — Я тоже ничего не поняла… Мне кажется, ты даже немного им поломал планы своей выходкой.

— А я думал, наоборот…

— Нет, на такое они явно не рассчитывали, — Пятнашка поднялась, потрепав меня напоследок по голове. — Будешь вино?

— Буду…

— Нам надо понять, что и как говорить своим, — девушка достала из шкафчика кувшин и кружки, поставив всё на стол. — Иначе просто… Давай только ты будешь всё объяснять?

Я с удивлением посмотрел Пятнашку: обычно сложные вопросы с другими десятниками она решала сама, а мне оставалось только кивать.

— Ты бываешь очень убедителен, когда рассказываешь сомнительные истории, — пожала она плечами. — Так что тебе верят…

— Ну спасибо! — с сарказмом поблагодарил я её.

— Это талант, — серьёзно ответила Пятнашка. — Я вот так не умею, а у тебя получается. Вот тебе и стоит этим заняться. Знаешь… может, всё не так плохо?

— Всё плохо, — не согласился я, прислушавшись к ощущениям.

— Этого ты наверняка знать не можешь, — не согласилась Пятнашка. — Наместник ведь знал, что ты эмпат, да? Что ты чувствовал?

— Сначала веселье, презрение, ехидцу, — проговорил я, вспоминая. — Потом растерянность, удивление, негодование… Только знаешь… это уже после того, как они поняли, что не могут нас заставить.

— А когда ты их провоцировал?

— Ничего, — признался я. — Вообще ничего. Тогда в первый раз и стало подозрительно.

Пятнашка покачала головой и задумалась на несколько секунд.

— Да, этим мы ничего не сможем сделать — уйти бы живыми…

Дверь штаба отворилась, и с улицы вошёл Хохо.

— Пятнашка, там твои оглоеды дурью маются. Займи их чем-нибудь! — радостно сообщил он и только потом заметил наше настроение. — О чём грустим? Нам не заплатят последнее жалование?

— Нам готовы его оплатить в тройном размере, — хмуро успокоила его Пятнашка.

— Ну… Тогда нас проклянут после нашего отъезда? Назначат награду за наши головы? — предположил Хохо.

— Нам дадут хорошие рекомендации, — не согласилась девушка. — Но только если мы останемся ещё на полгода.

— Так давайте останемся! — предложил наш десятник и по совместительству казначей.

— Мы боимся, что… задержавшись, нам придётся остаться тут очень надолго, — объяснил я.

— Надолго — это насколько? — уточнил Хохо.

— Навсегда, — пояснил я. — И не нужны нам тогда будут благодарности и деньги.

— Собираю наших? — на мгновение задумавшись, предложил Хохо.

— Давай, времени-то мало, — кивнула Пятнашка.



Десятники выслушали наш рассказ молча и не прерывая. И только когда я закончил высказывать свои соображения — начали задавать вопросы. И, как и ожидалось, все готовы были остаться.

— Ты сам посуди, Шрам, — сказал Ша-арми (для меня навеки «бывший Шасть»). — Ваши с Пятнашкой подозрения — только подозрения. Да, нагнули вас там знатно, но ведь в результате мы вроде как остаёмся не в обиде?

— Слишком это всё вкусно звучит, — я покачал головой. — Тройная оплата, благодарность…

— Ну ты и сам считаешь, что мы ему нужнее, — заметил Эр-нори. — Да и вообще… Слушай, можно даже на вэри начать копить!

Я хмуро глянул на него, вспоминая, как ещё будучи Кривым, он уже спешил подняться по общественной лестнице. Эр-но… Да ладно, Кривой, видимо, вспомнил о том же — поэтому смутился и пожал плечами.

— Ну как знаете, — пошёл он на попятную. — Но разве мы и так не рискуем?

— Да как нас вообще могут использовать так, чтобы нам навредить? — спросил Ша-арми. — Какие у вас есть предположения по этому поводу?

— Никаких нет, — ответила ему Пятнашка. — Что это меняет?