Ищейки

Марта Нойманн посмотрела на хмурую колдунью, коротко выдохнула.

– Я вся твоя, Энвер. Делай свою работу.



Солнце уже клонилось к закату, когда бывшая нова привела ищеек, Кендрикса и крайне подавленного (строго говоря, он был не в себе) Белла на восточный отрог Селвиновой горы, к своему тайному убежищу. Убежище представляло собой пещеру, вход в которую был похож на покосившуюся стрельчатую арку – точь-в-точь как в кошмаре Энвер! Только тотемного столба перед аркой не оказалось. Зато обнаружились пленники леса. Растерянно топтавшиеся у входа в пещеру, эти люди, в числе которых был и Сеймур Уишоу, несказанно обрадовались появлению спасателей, так как выяснилось, что магическое беспамятство напрочь отшибло у всех память. Сохранились только общие знания о мире, неосознанные жесты и манеры; личности и воспоминания были стёрты. Пришлось строить спасённых, как маленьких детей, в шеренгу по двое, чтоб организованно вывести их к цивилизации. Марта Ной-манн замыкала построение. Она подлежала суду и считалась арестованной, но под честное слово, а также поручительство Кендрикса девушке не стали связывать руки. На её лице читалось только безбрежное умиротворение – похоже, она смирилась со своей судьбой. А вот Беллу, притихшему и безучастному ко всему, руки за спиной всё же сковали.

– Вот как оно обернулось, Джим, – подытожил Кристоф, оглядывая спасённых и виновных. – Теперь вашей деревне потребуется новый староста. Тома будут судить.

– Остаётся уповать на милость присяжных, – покачал головой лесник. – Схожу к преподобному, пусть помолится за беднягу. Том ведь, хоть и наломал дров, зла никому не желал. Я давно его знаю.

– Ничего, таким, как он, полезно получать по заслугам, – назидательно произнесла Энвер. – Злодей не злодей, а тринадцать человек не без его участия превратились в болванов. И ещё неизвестно, лечится эта амнезия или нет… А что же ты, Джим? Не побоишься теперь ходить в лес?

Кендрикс озадаченно поскрёб затылок.

– Так ведь это… Что же духи? Нет их здесь на самом деле, так? Выдумки всё ж?

Ведьма покосилась на Кристофа, улыбнулась.

– Выдумки, Джим. Люди склонны к мифотворчеству – спасибо известной иррациональности мышления. Всё, что не укладывается в рамки наличных знаний, тут же становится сверхъестественным, – она говорила больше для своего напарника, нежели для лесничего. – Раньше так было и с магией. А сейчас мы сами убедились: одной-единственной колдунье-самоучке вполне под силу длительное время дурачить население целого района. Все беды по привычке будут сваливать на духов. Удобно… Можешь теперь ходить к Селвиновой горе без страха. Только ружьё не забывай.

– Знаете, я, конечно, не распоследний трус. Но что-то вертится в голове одна мыслишка: мол, хватит с тебя этого леса, старина!

– Правда? Ты же всю жизнь работал лесником! Чем займёшься?

– Не знаю пока. Но я ещё не старик. Немного умею играть на банджо, петь. Продам свою халупу, подамся в город. Может, известным артистом сделаюсь. Чем не хлеб, а?

Все трое рассмеялись. Кристоф похлопал будущего «известного артиста» по плечу.

– Грандиозные планы, дружище! Удачи тебе!

– А что будет с Вальди? – спросил Кендрикс.

Ищейки приуныли.

– Это будет решать Высокий Трибунал. Случай – из ряда вон. Но мы сделаем всё, что сможем.

– Понятно… Жаль её… – бросил Джим и отошёл.

Волшебники остались вдвоём: колонна потерпевших с лесником в авангарде медленно двинулась догонять скрывшееся за горой солнце. В тени вершины было зябко и сумрачно.

– Странно всё-таки, что ультраскоп мне её не показал, – задумчиво произнесла ведьма. – Я ведь сканировала деревню.

– Да, странно… Скажи, Эн, ты блефовала, когда кричала, что тебе ничего не стоит спалить нас вместе с лесом?

– Я ведь уже говорила: Марта не знакома с покером.

– И «Дыхания Преисподней», надо думать, не существует?

Девушка посмотрела напарнику в глаза. «Тёмный маг обречён на одиночество», – прозвучал в голове голос Крейна.

– Конечно, нет. Я его выдумала.

«О некоторых вещах тебе лучше не знать, Крис. И вовсе не потому, что ты светлый».

– Как ты собираешься сдержать свою клятву? – помолчав ещё немного, спросил Кристоф.

– Я что-нибудь придумаю. Напишу Крейну, подключу Жиро, вспомню о громкой фамилии. В конце концов, геологи ничего не помнят. Мне ничего не стоит внушить им, что они долго рыскали вокруг горы, но ничего не нашли. Можно также кого-нибудь из них припугнуть, подделать соответствующие документы. Мнение эксперта в таком деле решает всё. Если удастся убедить шишек из «Дабл Ди» в том, что экспедиция вернулась ни с чем, они мгновенно потеряют интерес к этому месту.

– А если придут другие?

– Что ж… Я никогда не нарушаю своих клятв.

Энвер уходила последней. Спина Кристофа уже заслонилась кустами, когда волшебница почувствовала на себе чей-то взгляд. Вздрогнув, она обернулась.

На скале стояли пятеро. Уже не животные. Но и не люди. Оборотни, в целом похожие на людей, но с характерными атрибутами животных вроде мохнатых ушек, хвостов, рожек. В странных, нетипичных для здешних краёв одеждах – Энвер таких никогда не видела. Гладкую, неправдоподобно чистую кожу оборотней покрывали узоры – не то татуировка, не то боевая раскраска.

Молодая женщина, субтильная, со строгими чертами лица, с оленьими рожками в чёрных кудрях, сжимала посох, украшенный перьями и резьбой. Ещё одна женщина, повыше, тёмно-рыжая, с красивыми полными губами, сложенными в добродушную улыбку. Из-под плаща рыжей выглядывал лисий хвост с белой кисточкой на конце. Третья, статная светловолосая девушка грозного вида, явно воительница. Она опиралась на длинное копьё. На её макушке торчали острые волчьи ушки. Ещё один волк, точнее, молодой мужчина со свободной густой гривой, не скрывавшей, впрочем, волчьих ушей. Лишённое усов и бороды лицо, на вкус Энвер, было гармоничным, красивым, хоть и омрачалось несколько надменным выражением. Ладонь оборотня покоилась на рукояти булавы с жалом, висевшей на поясе. Наконец пятая, тоже волчица, стоявшая в центре. Невысокая, иллюзорно хрупкая, но поджарая. И очень опасная. Волосы цвета тёмной меди великолепной косой спускались по груди до самого пояса. На изогнутых по-кошачьи губах играла едва заметная лукавая улыбка; в глазах же затерялась вечность. За спиной девушки висел колчан со стрелами, левая рука сжимала лук. А правая рука поднялась в известном жесте – раскрытой ладонью вперёд. Волчица прощалась с волшебницей, одновременно напоминая о данной клятве.

Духи?!

Не поверив глазам, Энвер зажмурилась, затрясла головой. Потом, прежде чем вновь узреть мир, тщательно потёрла виски. Наконец она распахнула веки. Но скала над входом в пещеру пустовала. Ощущение чьего-то присутствия тоже пропало. Видение истаяло.






Часть пятая. Стажёр





Что-то не так!

Тревожный импульс, пробив упругие заслоны дремотной неги, преодолев лабиринты замершего в блаженном спокойствии разума, острым уколом достиг подсознания. Первым отреагировало чутьё, бодрствующее даже в часы отдыха. Мгновенно отозвался инстинкт самосохранения, запустив механизм экстренного пробуждения. Идеально ровная гладь утреннего сна дрогнула, подёрнулась концентрической рябью и пришла в движение, закручиваясь воронкой; сон стремительно покидал девушку, как вода покидает ванну, из отверстия на дне которой вынули затычку.

Энвер очнулась, резким толчком выдернутая из сладкого забытья. Мозг, секунду назад пребывавший в отключке, принялся анализировать ситуацию, опираясь на показания просыпавшихся органов чувств. Прогоняя остатки сна, ведьма прислушалась к своим ощущениям. Глаза ещё не успели открыться, а их обладательница уже установила, что, во-первых, наипротивнейшим образом болит голова (вероятно, с похмелья); во-вторых, довольно тепло; в-третьих, довольно мягко; в-четвёртых, рядом кто-то лежит.

Рядом кто-то лежит!

На секунду чародейку охватил страх. Первобытный неосознанный страх, всегда опережающий рассудок тогда, когда неожиданно сталкиваешься с чем-то таинственным. И теперь он был вызван предельно близким, выходящим за рамки приличия соседством… кого?

«Какого чёрта?!»

Ищейка взяла себя в руки, усилием воли загнала страх в дальний угол, где мерзкое чувство осталось тихонько ворчать и скрести душу когтями. Поразмыслив (не без труда, остатки хмеля делали своё чёрное дело), девушка решила, что, раз ей тепло и мягко, значит она, скорее всего, лежит в постели. Горизонтальное положение тела вроде бы подтверждало эту догадку. Слух не ловил ничего, кроме неразборчивого, едва уловимого шума; тот был настолько далёк и неясен, что можно было не принимать его во внимание. Ну, разумеется, было ещё чужое дыхание, вернее, сопение. Постель (надо думать, это всё же она) была сухой и ненавязчиво пахла земляничным мылом.

«Эге, не всё так плохо».

Вырисовывалось существенное неудобство: одна нога надсадно зудела, требуя восстановить нормальное кровообращение. Другие части тела чувствовали себя немногим лучше. Голова была свинчена на семьдесят шесть градусов, одно ухо утопало в подушке. Энвер захотела пошевелиться, и выяснилось, что её ноющую конечность тот самый «кто-то» придавил своей конечностью, горячей и волосатой.

Колдунья вздрогнула, едва сдержав ругательство. Страх злорадно зарычал и кинулся прочь из своего угла, но агент поиска магических аномалий вновь сумела обуздать наглеца. Правда, теперь появились кое-какие подозрения. Медленно и осторожно, стараясь не разбудить загадочного соседа, девушка высвободила свою ляжку, после чего решилась открыть один глаз. Веки разлеплялись крайне неохотно, а разлепившись, обрушили на орган зрения слепящий поток дневного света. Пришлось зажмуриться. Выждав немного, волшебница повторила свой подвиг. В пятнадцати дюймах от кончика её носа, на такой же, как у неё, подушке, мирно покоилось лицо хорошо знакомого светлого мага. Кристоф как ни в чём не бывало дрых безмятежным сном идиота прямо в её постели. Или нет? Уж не двуспальная ли кровать?

Полная самых мрачных предчувствий, Энвер прозрела вторым глазом и, экономными движениями выпростав из-под одеяла свободную руку, приподняла ею одеяло. И заглянула в образовавшуюся щель.

Оба волшебника были голыми.



Подскочив на пару футов, девушка заорала благим матом и рванула с кровати, сдёргивая со спящего напарника одеяло. Напарник мгновенно проснулся, рывком сел, мотая тяжёлой головой и хлопая ошалевшими ресницами. Колдунья отступила к стене, завернулась в одеяло, пряча наготу. Взлохматившиеся волосы полезли в лицо; Энвер яростно пыхнула, отбрасывая их.

– Кри-ис!!!

Прозвучало весьма угрожающе. Кристоф, ещё не успевший понять, что случилось, перепугался, вскочил и, запутавшись в собственных ногах, грохнулся на пол по другую сторону ложа. До ведьмы донёсся сдавленный стон.

– Крис, мать твою! А ну вставай! – грозно потребовала Энвер.

Худое жилистое тело волшебника показалось над постелью. Парень, пошатываясь, вытянулся во весь рост, потёр ладонями лицо и с неподдельным изумлением воззрился на свою подругу.

– Энвер? Какого хрена?!

– Того, что с глаз моих убрать надо! Немедленно!

– Не… Чего?

– Прикройся, не то я за себя не отвечаю!!!

Тут он осознал, что стоит перед подругой в чём мать родила.

– Ёлки!..

Парень заметался, но в итоге, не придумав ничего лучше, уселся на простыню и прикрылся подушкой.

– Что происходит, Эн? Где моя одежда? И какого чёрта ты делаешь в моей постели?

– В твое-ей?!

– Ну да.

– Хо-хо! Подумай хорошенько!

– А в чьей ещё?! – возмутился светлый. – Если я здесь сплю, значит, это моя кровать.

– Серьёзно?! Я-то ведь тоже в ней спала! – резонно возразила Энвер.

Чародей смутился.

– Действительно… Но… если я в ней спал и ты в ней спала, то получается, что это наша кровать. Мы вместе спали в одной кровати. Мы… – лицо напарника вдруг сделалось жалобным. – Мы это…