Хранитель драконов
Часть 10 из 14 Информация о книге
— Все в порядке, — ответила Элис и попыталась сдержать улыбку. — Странно будет делить дом на троих? — Ты имеешь в виду Седрика? Нет, конечно! Он всегда был мне другом, поэтому замечательно, что у них с Гестом хорошие отношения. Я мало кого знаю из круга Геста и очень рада, что в новой жизни рядом со мной будет старый друг. Софи пристально посмотрела ей в глаза. Как показалось Элис, с удивлением. Наклонив голову к подруге, Софи сказала: — Ну, ты всегда все делала хорошо! Думаю, что мой брат будет счастлив иметь такого товарища, каким ты ему всегда была! А я вряд ли сделаю тебя красивей, чем ты сейчас. Ты выглядишь такой счастливой. Ты и вправду счастлива? — Да, так и есть, — уверила ее Элис. — Тогда я ухожу, желаю всего наилучшего. Спокойной ночи, Элис. — Спокойной ночи, Софи. Оставшись одна, Элис села перед зеркалом. Взяла щетку и еще раз провела ею по своим темно-рыжим волосам. Эта женщина в кружевном пеньюаре ей едва знакома. Все-таки мать напудрила ее весьма искусно — веснушки почти не видны, и не только на лице, но и на груди и плечах. Элис подумала, что ей остался один шаг до той жизни, которую она даже не могла вообразить с тех пор, как перестала быть мечтательным ребенком. Внизу музыканты играли последнюю песню с пожеланиями спокойной ночи. Окно в спальне было открыто. Элис слышала, как разъезжаются гости. Она пыталась набраться терпения — ведь Гест должен оставаться внизу, пока не проводит всех. Наконец она услышала, как в последний раз хлопнула дверь и ее родители пожелали доброй ночи отцу Геста. Ну вот, все ушли, Элис была в этом уверена. Она вновь спрыснула себя духами. Отъехали две кареты. Элис задула половину ароматических свечей, и комната погрузилась в сумрак. Внизу все затихло. В спальне, освещенной свечами, полной благоухающих цветов в изысканных вазах, новобрачная ждала своего мужа. Ждала с сильно бьющимся сердцем, прислушиваясь, когда же прозвучат на лестнице его шаги. Она ждала. Ночь становилась все темнее. И холоднее. Элис накинула мягкую шаль и пересела в кресло у очага. Смолк стрекот вечерних насекомых. Крикнула одинокая ночная птица. Ожидание сменилось беспокойством, беспокойство — тревогой, а потом и недоумением. Пламя в очаге угасало. Элис подбросила еще полено, задула свечи в извилистых серебряных канделябрах и зажгла другие. Она сидела, подогнув ноги, в мягком кресле у очага и ждала, когда придет ее жених, чтобы предъявить свои права на нее. Когда полились слезы, Элис не смогла сдержать их. Когда они иссякли, скрыть их следы на напудренном лице не удалось. Поэтому она смыла всю маскировку, посмотрела на свое настоящее лицо в зеркале и спросила себя: как она могла оказаться такой дурой? Гест с самого начала ясно изложил свои условия. Это она выдумала глупую сказку о любви и укутала ею холодную железную решетку их сделки. Его не за что винить. Виновата только она сама. Ей следовало просто раздеться и лечь в постель. Вместо этого она снова села у огня и смотрела, как пламя пожирает полено и затухает. Далеко за полночь, уже при проблесках утра, когда догорала последняя свеча, пришел ее муж. Пьяный. Волосы всклокочены, шаг нетвердый, ворот нараспашку. Он удивился, что она ждет его у догорающего огня. Окинул Элис взглядом, и она вдруг застеснялась того, что он видит ее в девственно-белой ночной рубашке с искусной вышивкой. Его губы дернулись, и она увидела на миг, как блеснули его зубы. Затем он отвернулся и невнятно проговорил: — Что ж, тогда приступим. Он не подошел к ней. Направился к кровати, раздеваясь на ходу. Жакет и рубашка упали на толстый ковер, а он остановился у четырех еще горевших свечей и разом задул их все. Стало темно. Элис ощутила сильный запах крепкого спиртного. Она слышала, как скрипнула под его телом кровать. Раздался глухой удар, потом еще один — он скинул ботинки на пол. Шорох ткани подсказал, что следом отправились брюки. Постель просела, когда он навзничь упал на нее. Элис не двинулась с места, застыв от потрясения, смешанного со страхом. Все ее радостные предвкушения, все ее глупые романтические мечтания исчезли. Она вслушивалась в его дыхание. Потом он заговорил, и в голосе его слышалось мрачное веселье: — Нам обоим будет удобнее, если ты тоже ляжешь в постель. Кое-как она встала с кресла и подошла к нему, удивляясь про себя, зачем она это делает. Может быть, ее ожидания были неоправданно завышены из-за недостатка опыта в таких делах? Отойти от очага было все равно что броситься в холодную реку. Она подошла к кровати. Он не сказал ей ни слова. В комнате было темно, он не мог ее видеть. Спустя некоторое время Гест вяло бросил: — Если мы собираемся с этим закончить, то тебе придется раздеться и лечь в постель. Ее пеньюар спереди был весь на бантиках. Пока она развязывала их, разочарование становилось все горче. Какая она все-таки была дура — дразнила себя мыслями о том, как его пальцы развяжут каждый бантик по очереди. Что за глупые надежды она питала, надевая это облачение, — а всего-то несколько часов назад оно казалось ей таким женственным и соблазнительным. Она выбрала дурацкую одежду и пыталась играть роль, которой никогда не соответствовала. Конечно, думала Элис, Гест это понял. Такая, как она, не имеет права на все эти шелка и ленты. Для нее нет ни романтических чувств, ни даже похоти. С его стороны это обязанность. Ничего больше. Она вздохнула и уронила пеньюар с плеч на пол, откинула покрывала и легла на своей стороне кровати. Она ощутила, что Гест повернулся к ней лицом. — Ну, — сказал он, дыша ей в лицо винными парами. — Ну… Он вздохнул и тут же набрал в грудь воздуха. — Ты готова? — Кажется, да, — сумела ответить она. Он подвинулся ближе. Она повернулась к нему и замерла, вдруг испугавшись его прикосновения. Ей было стыдно, что, несмотря на страх, она ощутила и теплоту. Страх и желание. Она с отвращением вспомнила двух своих приятельниц, которые без конца рассуждали, что калсидийские налетчики могут их изнасиловать. Элис было ясно видно: эта опасность их и страшит, и приятно возбуждает. Тупицы, думала она тогда, они фантазируют о разврате и насилии. И вот теперь, когда рука Геста легла ей на бедро, она невольно вздохнула. Доселе ни один мужчина не касался ее обнаженного тела. Мысль об этом заставила ее вздрогнуть. Его хватка стала крепче, пальцы впились в тело, подтягивая ее ближе, и она тихо вскрикнула от страха. Элис слыхала, что в первый раз может быть больно, но не боялась, что ее муж будет груб с ней. До этого момента не боялась. Гест коротко хмыкнул, как будто вдруг обнаружил что-то приятное. — Не так уж и трудно, — пробормотал он. (А может быть, «не так уж и дурно».) Элис не успела подумать, что бы это значило, как он внезапно перевернул ее на спину и взгромоздился сверху. Всунул ей колено между бедер и раздвинул ноги. — Ну что, готово, — сказал он и вошел в нее. Она пыталась подстроиться под него. Комкала простыни, будучи не в силах его обнять. Боль, о которой ей рассказывали, была, против ее опасений, не такой сильной, но и удовольствие, о котором ей шептали и которого она легковерно ждала, не пришло. Она даже не была уверена, что самому Гесту приятно. Он быстро добрался до конца, который она с ним не разделила, и сразу же отодвинулся от нее. Его член мазнул по ее бедру, оставив влажный след. Она чувствовала себя испачканной. Когда муж лег на свою половину кровати, Элис подумала: заснет он или отдохнет и сделает еще одну попытку, уже не такую натужную? Гест не сделал ни того ни другого. Он полежал, переводя дыхание, затем скатился с кровати и нашел теплое одеяние, приготовленное для него. Элис скорее слышала, чем видела, как он его надел, потом увидела проблеск света от свечи под колпаком из прихожей. Затем дверь за ним закрылась, и брачная ночь кончилась. Она некоторое время лежала не двигаясь. Ее трясло. Она не плакала. Ее тошнило. Она обтерла бедро и промежность простыней с его стороны постели, а затем перекатилась на чистое место. Делала глубокий вдох и медленно выдыхала. Постепенно дыхание становилось все спокойней — она считала до трех, задерживая выдох. — Я спокойна, — сказала она вслух. — Мне не больно. Все в порядке. Я выполняю условия своего брачного контракта. Подумала и добавила: — Он тоже. Потом встала, подбросила в очаг еще полено. Раздула угли и задумалась, глядя, как разгорается огонь. В оставшиеся до рассвета часы она размышляла о том, каким безрассудством было соглашаться на эту сделку. Она поплакала. Подавила разочарование, боль от унижения и сожаление. Пришла мысль убежать отсюда и пойти домой, но Элис тут же отказалась от нее. Куда — домой? К отцу? К расспросам, скандалам, и чтобы мать требовала пересказать ей мельчайшие подробности того, что ее огорчило? Элис представила себе, какое лицо будет у отца. И еще — шепоток на рынке, в лавках, и разговоры, умолкающие при ее появлении. Нет. Ей некуда идти. Еще до восхода солнца Элис отбросила прочь свои девичьи мечты и свое негодование. Ни то ни другое не могло помочь ей. Взамен она вернула образ практичной старой девы, которой собиралась стать. Прекраснодушная девица не сможет вынести то, что свалилось на нее. Лучше задвинуть ее куда подальше. Но увлеченная своим хобби старая дева способна смиренно принять судьбу и оценить предлагаемые ею преимущества. Когда солнце поцеловало небеса, Элис поднялась и вызвала горничную. Свою собственную горничную, да, — хорошенькую девушку с маленькой татуировкой в виде кошки у носа. Татуировка указывала, что девушка когда-то была рабыней. Горничная принесла чай и травяной настой для глаз. Элис потребовала горячий завтрак по своему вкусу — и его доставили на прелестном эмалированном подносе. Пока Элис ела, горничная разложила на выбор несколько красивых новых платьев. Во второй половине дня Элис явилась на первый из предстоящих приемов в честь новобрачных. На ней было скромное бледно-зеленое платье с белыми кружевами, обманчиво простое и очень дорогое. Она весело улыбалась и мило краснела, когда подруги матери шептались, что семейная жизнь ей идет. Вершиной стало появление Геста — аккуратно одетого, но бледного и с блуждающим взглядом. Он опоздал. Встал в дверях гостиной и явно искал ее. Элис улыбнулась и помахала ему. Похоже, он удивился окружавшему ее благополучию и тому, что она почти не обратила внимания на его торопливые извинения шепотом — насчет «состояния» ночью. Она просто кивнула и занялась гостями. Она приложила все усилия, чтобы быть очаровательной, и даже блистала остроумием. Как ни странно, это оказалось не так уж трудно. Когда Элис принимала решение, мир внезапно становился проще. А она решила, что будет тщательно выполнять свои обязательства по сделке. И присмотрит, чтобы Гест исполнял свои. На следующий день Элис вызвала плотников, которые превратили изящную комнату для рукоделия рядом со спальней в библиотеку. Крохотный белый с позолотой столик она заменила на большой и тяжелый, из темного дерева, с множеством ящиков и отделений для бумаг. Через несколько недель книготорговцы и антиквары усвоили, что прежде чем выставлять новые приобретения на публику, их следует сначала показать ей. Через полгода полки и подставки для свитков в ее библиотеке были заполнены. Элис решила, что раз уж она продала себя, то, по крайней мере, не продешевила. * * * Семнадцатый день месяца Дождей, восьмой год царствования его славнейшего и могущественнейшего величества сатрапа Касго, второй год Вольного союза торговцев От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, — Эреку, смотрителю голубятни в Удачном В футляре два запроса. Первый адресуется всем, с просьбой указать, не видел ли кто из моряков или крестьян драконицу Тинталью, ибо она не появлялась в Дождевых чащобах уже несколько месяцев. Второй — Совету торговцев Удачного, напоминание, что тем, кто ухаживает за драконами и охотится для них, нужны средства. Ответ ожидают как можно скорее. Эрек, мои глубочайшие соболезнования по поводу твоей утраты. Я знаю, с какой радостью ты ждал свадьбы Фари. Весть о ее безвременной кончине безмерно печалит меня. Это тяжелые времена для всех нас. Детози Десятый день месяца Возрождения, восьмой год царствования его славнейшего и могущественнейшего величества сатрапа Касго, второй год Вольного союза торговцев От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, — Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге Запечатанный свиток — послание Совету торговцев Дождевых чащобе Трехоге и Кассарике от Совета торговцев Удачного с требованием полного отчета о средствах, израсходованных на содержание молодых драконов. Без отчета больше никаких денег для кассарикского Совета выделено не будет. Детози, почти половина птенцов, вылупившихся за последний месяц, — с кривыми лапами. Тебе когда-нибудь доводилось с таким сталкиваться? Слышала ли ты о лечении? Боюсь, что причина — в плохом питании, однако проклятый Совет жалеет денег на покупку зерна и сушеного гороха, которые так необходимы для здоровья птиц. Они душат нас налогами, чтобы отстроить дороги и гавань, но совершенно глухи к просьбам о пропитании птиц! Эрек Двадцать третий день месяца Рыбы, девятый год царствования его славнейшего и могущественнейшего величества сатрапа Касго, третий год Вольного союза торговцев От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, — Эреку, смотрителю голубятни в Удачном В запечатанном свитке — месячный отчет о средствах, потраченных Советом Дождевых чащоб в Трехоге и Кассарике, и запрос к Совету торговцев Удачного насчет их доли расходов. С другой птицей ты получишь послание, которое по нашему требованию несут все корабли, — о назначении вознаграждения за сведения о драконице Тинталье. Эрек, моя кузина Сетин ищет место ученика для своего сына Рейала. Рейал — ответственный парень, ему четырнадцать лет, и у него уже есть опыт ухода за почтовыми птицами. Рекомендую его тебе. Знаю, ты не из тех, кто придает значение таким вещам, но все же спешу уверить тебя, что он парень весьма подходящий и может заниматься делом, не создавая неприятностей и не проявляя излишнего любопытства по поводу посетителей твоей голубятни. Если у тебя есть место для ученика, мы бы с радостью послали его к тебе за наш счет вместе с молодыми птицами для обновления удачнинской стаи. Он ждал места в Кассарике — они там завели свой птичник и свою стаю, — но туда взяли двух татуированных. Дождевые чащобы уже не те, что были раньше! Пожалуйста, пришли мне ответ с отдельной птицей, только для меня. Детози Семнадцатый день месяца Перемен, четвертый год Вольного союза торговцев От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, — Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге