Хозяйка Кладбища

— Вот ты где, сука!

Я попыталась вырваться. Меня удержали и попытались отодвинуть от прилавка.

— Ой, помогите! Пожар! Горим! Насилуют! Помогите! — что есть силы заорала я. Хватка на руках не ослабла, но поволокли меня быстрее. И куда — прямо к «Лилейной пастиле». Я так увлеклась своими метаниями по рынку, что совершенно упустила из виду это место. И свои ночные приключения в нем.

Народ на рынке расступался, даже не пытаясь задержать похитителей. Когда меня почти доволокли до входа в «торговое представительство», дорогу ворам перегородили четыре, судя по одежде, матроса, во главе с тощей и высокой девицей. На одежде у девицы был ярко вышит герб — над синим морем восходящее розовое солнце. Такой же герб, только уменьшенный, повторялся и на одежде матросов. Сама девица была явно не старше меня, но каким–то образом уже обзавелась оружием и, похоже, доспехом. И даже должностью. «Десятник стражи» — сияло над ее головой.

— Всем стоять! Именем закона! — закричала она. — Что здесь происходит?

Один из воров вытащил оружие и встал передо мной. Я и сама замерла в недоумении, прекратив отбиваться от держащего меня вора.

— Наша госпожа пригласила эту женщину на беседу. И мы ее сопровождаем, — сказал вор передо мной.

— Что–то не похоже, чтобы она шла с вами добровольно. Сейчас же отпустите ее!

— Вам не следует вмешиваться в это дело, — угрожающе сказал вор.

Девица упрямо сжала губы.

— Если происходит нарушение закона — это мое дело. Отпустите ее, я сказала!

Она потянулась к своему оружию. Это оказался довольно тонкий меч, почти как у герцога Сенье.

— Не приглашали меня! — закричала я, и тут же схлопотала удар между лопаток, выбивший из меня весь воздух. Согнувшись почти пополам, я пыталась откашляться. А вокруг меня уже началась свалка. Матросы, сопровождавшие девушку, сцепились с ворами. Из «Лилейной пастилы» выбежало еще три человека. Они тоже присоединились к драке. Глухо лязгало оружие. Запахло кровью, и на мостовую упало чье–то тело.

— Стража! Стража! — взвизгнул кто–то в толпе.

Меня ударили по голове. Явно напоследок, со злости. Потому что когда я проморгалась и кое–как поднялась с мостовой, все уже закончилось. Передо мной стояла все та же Стражница, и смотрела сверху вниз.

— Ну, как ты? — поинтересовалась она. Ее взгляд расфокусировался, и замер над моей головой. Я ответила ей такой же любезностью.



Я осталась сидеть прямо на земле.

— Спасибо за помощь… эээ… — я замялась, силясь выбрать обращение. Свободная гражданка Ши? Госпожа Десятник стражи? Юнга?

— Можешь называть меня Капитан Ши, — сказала она, явно поняв мои затруднения. — Мой корабль сегодня пришел в эту гавань. Не ожидала увидеть здесь такое оживление. Кто ты?

Я попыталась объяснить, что я игрок, и моя соперница, потребовавшая похитить меня, тоже, и что между нами явно возникло недоразумение, но не смогла. Проклятые игровые установки не позволяли говорить в игре как об игре! С другим Игроком! Бесит!

— Ладно, — махнула она рукой на мои бесплодные разевания рта. — И так вижу, что тебе не повезло. В отличие от… — она посмотрела на «Лилейную пастилу», затем на собор и, в довершении, куда–то на богатый квартал. Похоже, она в реалиях игры успела разобраться чуть лучше меня. — Терпеть не могу, когда обижают маленьких и слабых. И хотя все мы выбираем свой путь сами, это не означает, что те, кто выбрал сразу обладать многим, могут вот так просто уничтожать тех, кто выбрал другие условия. Ну, бывай!

Она приложила пальцы к виску, прощаясь. И, отдав приказ матросам следовать за ней, ушла куда–то в сторону порта.

— И почему только стоит мне услышать о какой–то заварушке в городе, как оказывается, что ты в центре? — услышала я из–за спины ледяной голос.

Я поднялась и отряхнулась. Джан Галеаццо смотрел на это со свой постоянной брезгливо–надменной миной. Расцарапать бы ему рожу. Но нельзя. Хотя бы потому, что над его головой светится новая должность: Судья.

— Благодарю вас за скорую и своевременную помощь, господин судья, — съязила я. — Кстати, раз уж вы здесь, то могу ли я попросить повидать мою матушку?

Галеаццо покачал головой.

— Я больше не управляю тюрьмой. Туда сегодня избрали нового начальника.

— Какая жалость, — притворно вздохнула я. — А я надеялась, что вы сможете снова сопроводить меня туда. Видимо, придется идти в эти мрачные сырые подземелья одной…

Мой собеседник даже не потрудился изобразить прощание. Просто отвернулся и сделал пару шагов в толпу, а я добавила:

— …чтобы спросить мою матушку про дневник моего отца.

Галеаццо резко обернулся.

— Ты знаешь про дневник!

— Я знаю, что он есть. Но не знаю, что в нем и где он, и всего лишь догадываюсь, где и как его искать. И еще я знаю, что этот дневник хотят очень многие. Причем не только те, у кого есть герб. Не так ли?

— Ты… Ты!

— Вы так рветесь наверх, что это выглядит даже странным. Не скажете, зачем?

Взгляд Джана Галеаццо стал задумчивым. Примерно так кот разглядывает полузадушенную мышь: игра продолжится или всё, можно кушать? И протягивает лапку со спрятанными коготками, слегка толкая, предлагая бежать, продолжить игру. Но Галеаццо быстро взял себя в руки и вернул на место холодное выражение. И не подумаешь, что НПС, реакции такие живые… Он посмотрел на сопровождающих его двух стражей (похоже они все–таки его телохранители, а не городские стражники), а потом на меня. И чуть–чуть, едва заметно, обозначил поклон мне.


— Хорошо, госпожа Аджаи, и согласен сопроводить вас на свидание с вашей матерью.

О, меня повысили. Я теперь не «эй ты, девка», а «госпожа Аджаи». Вот граф де Конти был сразу любезен, и мы с ним гораздо быстрее нашли общий язык.

— И ответите на мои вопросы? — предложила я, пристраиваясь рядом с широко шагающим Галеаццо.

— Хм… — он подергал себя за усы. — Да, за дневником охотятся многие. Но не я. Меня в нем нет. Хотя я не отказался бы его заполучить.

— Что в нем такого?

— А что, по вашему, может быть в дневнике бывшего Главы Гильдии воров Мейнланда? Неужели вы никогда не задумывались о том, чем занимаются ваши родители?

Мы проходили середину безлюдного моста над каналом. Я проследила взглядом вдоль кромки воды и увидела сдвинутый камень. Вода свободно затекала внутрь лаза. Я чуть придержала Галеаццо за локоть, и остановилась. Его телохранители тут же разошлись по сторонам моста, давая нам возможность поговорить без лишних ушей.

— Понимаю, это звучит дико и неправдоподобно, да и у вас наверняка уже возникли вопросы ко мне… Но дело в том, что я на самом деле ничего не помню о своей семье и вообще о своем прошлом дальше трех дней, — призналась я. Говорить об игре в игре нельзя, но хоть как–то объясниться нужно. Да и союзников надо найти, раз уж я одна против всех игроков–гербовых. И лучшей опорой тут будут как раз те, кто герба не имеет, но имеет влияние и возможности с ними соперничать.

Наградой за слова мне стала ухмылка Галеаццо и чуть приподнятая в недоверии бровь. Я продолжила:

— Если вы знали мою семью и, возможно, меня раньше, то должны знать, что герба у моих родителей нет. Он появился у меня три ночи назад, когда меня едва не похоронили на кладбище старика Латуо. Я тогда очнулась, совершенно ничего не понимая: где я, кто я и как я тут оказалась.

— Вот как… А что со стариком Латуо?

— Он умер, — лгать бессмысленно, любой пришедший на кладбище это быстро поймет, стоит ему увидеть моих существ.

— От чего? — ооо, узнаю нотки профессионального дознавателя.

— Не знаю. Он вскрыл мой гроб, пытался сделать со мной всякие неприличные вещи, но вдруг закачался и свалился в мою могилу. А мне пришлось взять на себя заботу об этом кладбище.

— И ты о нем неплохо позаботилась, я слышал. Взяла и распродала все могилы.

— Не продала, а сдала в аренду, — поправила я.

— Так даже интереснее, да? Ты едва не умерла, и внезапно в тебе проснулся дух авантюризма, а заодно и появился герб? Какие сказки еще расскажешь?

— Вы можете думать об этих моих словах все, что угодно. Но такова даже не правда — истина. И именно поэтому я не знаю о дневнике отца. Я вообще не знаю ни о чем, и моя память начинается только с того момента, как старик Латуо спихнул крышку с моего гроба. Зато не успела я появиться в городе, как меня едва не переехал бешеный аристократ, и затем едва же не зарубил — он же. А прошлой ночью, не успела я вернуться в город, как какие–то типы меня схватили и уволокли в воровской притон. Вот скажите мне, господин судья, что следует мне в таком случае делать? Ах да, еще такой пустяк: сегодня днем меня заклеймили как весьма порочную женщину перед всем городом на проповеди. Но это, кажется, не наказуемо…

Я вздохнула и замолчала. Путь обрабатывает полученную информацию. В конце концов игра обещала «беспрецедентно широкие возможности для отношений». Попробуем их выстроить, как бы дико это не казалось.

На берегу, около моста, уже образовался небольшой затор, но телохранители Галеаццо никого не пропускали. Думаю, скоро по городу разойдется сплетня, что я и Судья что–то обсуждали. Может кое–кого это все же заставит умерить пыл в моем уничтожении.

— И что же вы хотите? — наконец спросил этот ледяной НПС.





Глава 11




— Что я хочу? — Я посмотрела сначала на один берег, потом на другой, достала из пояса книжку по ремеслу и протянула Галеаццо. — Для начала я хотела бы, что бы мне кто–нибудь объяснил, где еще купить таких книг?

Джан взял ее, посмотрел на обложку, пролистнул несколько страниц, даже чуть вчитался в строки где–то в середине, и протянул мне обратно.

— Ну что ж, теперь я верю, что у вас отшибло память. Все в городе знают, что это книги из домашних библиотек. Они сами появляются там, когда предыдущая прочитана. Если библиотека, конечно, есть в доме.

Я книгу не взяла.

— Оставьте себе, я ее уже прочитала.

Галеаццо тоже посмотрел на собравшуюся толпу и, к моему удивлению, кивнул, словно о чем–то догадавшись.

— Хорошая попытка, госпожа Аджаи, очень хорошая. Идемте же. — Он убрал книгу в собственный поясной кошель, махнул телохранителям и пошел дальше по мосту. — И как только вы догадались отдать это мне?

— Разве идея так уж плоха? — спросила я, когда толпа перед нами расступилась.

— Я же сказал, что хорошая. Но дело в том, что на сегодняшний день, я — единственный человек в городе, который не сможет дать подобным бумагам ход.

— Вы же судья!

— Именно потому что я — судья, я и не могу. В городе есть четыре должности, которым содержание дневника вашего отца не повредит, но все остальные будут опасаться.

— И кто эти четверо? — удивилась я.