Хозяйка Дома Риверсов

– Значит, тебе известно, что некоторые из женщин в нашей семье унаследовали дар Мелюзины? Например, способность к предвидению?

Она молча кивнула, а я продолжала:

– Моя двоюродная бабушка Жеанна немного учила меня использовать этот дар. А затем мой первый муж, герцог Бедфорд, заставил меня работать вместе с его учеными-алхимиками. И прислал ко мне одну женщину, которая научила меня выращивать разные целебные травы.

– А чем ты занималась с алхимиками?

Как и все дети, Элизабет приходила в восторг от историй о тайнах магии, находившейся у нас в королевстве под запретом. А вот умение использовать различные травы казалось ей чем-то обыденным, и я уже многому успела научить ее у себя в кладовой. Зато о черной магии, о запретных искусствах она, разумеется, мечтала узнать как можно больше.

– Мы вместе с ними читали разные книги, а иногда они просили меня что-то для них растереть, или что-то куда-то налить, или выставить на холод, – поведала я.

Мне тут же вспомнились наковальня во внутреннем дворе, пылающий горн и огромная лаборатория в крыле дома, похожая на гигантскую кухню, где алхимики нагревали и охлаждали спирт и экспериментировали с различными камнями.

– А еще у моего тогдашнего супруга было большое зеркало, и он заставлял меня смотреть в него и предсказывать будущее. Особенно ему было интересно будущее английских владений во Франции. Но, увы. – Я даже рукой махнула. – У меня почти ничего не получилось. Но я даже рада, что ничего не сумела разглядеть достаточно ясно. По-моему, более точные сведения разбили бы ему сердце. Но тогда я искренне сожалела, что не в силах оправдать его надежд. Зато теперь понимаю: самую лучшую службу я сослужила ему как раз тем, что ничего толком не увидела.

– Значит, что-то ты все-таки видела?

– Иногда видела, – кивнула я. – Но, скорее всего, лишь то, что могло бы случиться. Так бывает и при гадании на картах или с помощью амулетов: заметишь что-то мельком и думаешь, что так могло бы произойти и в действительности. А иногда видишь лишь собственные желания и мечты. Но все же – хотя и крайне редко – можно вложить в эти мечтания всю свою душу и заставить их воплотиться в жизнь. То есть претворить мечту в реальность.

– С помощью магии? – выдохнула Элизабет; при одной лишь мысли о возможности применить магию у нее явно голова шла кругом.

– Насчет магии не знаю, – честно ответила я. – Но однажды я почувствовала, что мы с твоим отцом любим друг друга, и захотела, чтобы он женился на мне и привез меня в Англию в качестве своей жены. Я догадывалась, что он никогда не осмелится сам предложить мне это, ведь я была гораздо выше него по положению, я была знатной дамой, и он опасался стать причиной моего, как он выражался, «падения и краха»…

– И ты сотворила заклинание? – перебила меня дочь.

Я улыбнулась, вспомнив ту ночь, когда я вытащила свои амулеты и поняла, что никакой магии мне не нужно, нужна лишь собственная решимость.

– Заклинание, молитва, четкое осознание своих желаний – все это вещи родственные, – заметила я. – Когда теряешь что-то для тебя бесценное, то идешь в церковь, опускаешься на колени перед маленьким витражом с ликом святого Антония и молишься в надежде отыскать утраченное. То есть убеждаешь себя, что непременно хочешь получить обратно потерянную вещь, настаиваешь, что эта вещь тебе необходима. И просишь вернуть ее тебе. Или призываешь эту вещь к тебе вернуться. Я, например, помолившись святому Антонию, очень часто вспоминала, где оставила потерянную вещь, шла туда и находила ее. Так что это: ответ Бога на твою молитву или действие магии? А может, мы просто разрешаем себе понять свои желания и у нас это получается? Молитва – это, в общем, тоже заклинание, ведь ты, четко формулируя, что именно тебе нужно, как бы мысленно призываешь эту вещь к себе, думаешь о ней, и она действительно к тебе возвращается. Ты согласна со мной?

– Но ведь именно заклинание возвращает тебе эту вещь, сама бы ты просто так не нашла ее.

– И все-таки я считаю, что страстное желание, молитва и заклинание – это почти одно и то же, – заявила я. – Когда ты молишься, то всегда знаешь, чего хочешь, это-то и есть самый первый шаг. И порой именно его сделать труднее всего. Потому что у тебя должно хватить мужества понять, чего именно ты так сильно желаешь. Должно хватить мужества признать, что без этого ты несчастлива. А порой должно хватить мужества и на неприятную правду: ты потеряла эту вещь из-за собственной глупости или ошибочных действий, так что прежде, чем произносить молитву или заклинание, которые могли бы вернуть ее, нужно изменить себя. Это одна из самых глубоких душевных трансформаций.

– Как это – трансформаций?

– Ну, например: ты выйдешь замуж и захочешь ребенка…

Дочь понимающе кивнула.

– Но сначала тебе придется постигнуть нехитрую истину: твое чрево, твои руки и твое сердце пусты. Это может быть очень болезненным. Затем придется набраться мужества, посмотреть на себя и понять, откуда у тебя это ощущение пустоты, ужасной потери. Ну а затем тебе придется изменить свою жизнь, чтобы в ней нашлось место для твоего ребенка, который просто так не появится. Тебе придется открыть свое сердце, позаботиться о безопасном убежище для малыша, а потом… молчать и держать в себе свою страстную мечту о ребенке, свое неисполненное желание, и вот это больнее всего. Ведь ты, возможно, так и не получишь того, к чему стремишься. Всегда надо учитывать вероятность того, что твое страстное желание не осуществится.

– Но ведь с тобой такого никогда не случалось? – уточнила Элизабет.

– Случалось, во время моего первого замужества, – тихо промолвила я. – Мне было известно, что мой муж никогда не будет иметь детей. И мне было тяжело признаться себе, что я-то совсем другая, не такая, как он, что я мечтаю о ребенке и страстно хочу быть любимой.

– И ты загадала желание? – предположила дочь. – Ты сотворила заклятие, чтобы заставить его перемениться?

– Нет, я не пыталась его менять, но была вынуждена испытать великую печаль и ощутить, чего не хватает мне в жизни. Мне пришлось проявить мужество и заставить себя признать: я совершила огромную ошибку, выйдя замуж за человека, который никогда не любил и не полюбит меня ради меня самой, который никогда не подарит мне ребенка. И когда я это поняла – поняла, что так и осталась нелюбимой девственницей, хоть и считалась женщиной замужней, – вот тогда я смогла наконец пожелать, чтобы меня кто-то любил.

– И ты пожелала, чтобы это был отец?

Я улыбнулась ей.

– Не только. Еще и ты.

Она вспыхнула от удовольствия.

– Так это магия?

– Отчасти. Магия – это действие, призванное к осуществлению мечты. Как и молитва. Как и заговор. Как и приготовление из трав любовного зелья. Как и навязывание всему миру своей воли. Так или иначе, это способ вызвать некое действие, заставить что-то случиться.

– А меня ты этому научишь? – спросила Элизабет.

Я оценивающе посмотрела на нее. Она была истинной дочерью нашего Дома и, возможно, самой красивой из его дочерей. Ей, безусловно, передался от нашей прародительницы Мелюзины дар предвидения. Ведь кто-то же из моих детей должен был впоследствии унаследовать карты и браслет с магическими амулетами, подаренные мне бабушкой, и, по-моему, я всегда догадывалась, что их унаследует Элизабет, моя старшая дочь, рожденная от страстной любви с помощью волшебных трав и моего горячего желания. И потом, моя бабушка Жеанна всегда говорила, что это должна быть старшая из девочек в семье.

– Да, научу, – пообещала я. – Хотя сейчас времена для этого совсем неподходящие. Ведь все это запретные умения, Элизабет. Но я научу тебя.

В течение ближайших недель я показала ей и браслет с амулетами, и карты, а также объяснила свойства кое-каких особых трав, которых она наверняка не найдет в кладовой у леди Элизабет Грей. А однажды морозным утром я взяла всех своих старших детей на прогулку и научила их искать воду в подземных источниках; продемонстрировала, как можно почувствовать, что родничок словно бьется у тебя в ладонях. Дети смеялись от восторга, когда нам действительно удалось найти крошечные роднички – один на заливном лугу, а один прямо у нас на конюшенном дворе в старой канаве.

Я поведала Элизабет, что, открыв любую страницу Библии и прочитав тот или иной отрывок, надо задуматься над этими словами и помолиться, связывая с ними свои мысли. Я также подарила ей речную жемчужину, подвешенную на тонкой нитке, и показала, как следить за ее колебаниями, чтобы ответить на тот или иной вопрос. Но, что важнее всего, я начала учить свою дочь тому, как очистить мысли с целью познать свои сокровенные желания, и как судить себя беспристрастно, отбросив всякую снисходительность.

– Алхимики моего первого мужа всегда повторяли, что нужно быть чистым, ведь ты сам и есть основа и главный ингредиент любого опыта, – наставляла я ее. – Ты должна быть чиста сердцем, Элизабет.


Когда моей дочери пришло время возвращаться в Гроуби-Холл, она призналась мне, что ей очень нравится Джон Грей, молодой человек, живущий в одном с нею доме. Он обладал прекрасными манерами и образованием и казался ей самым красивым и добрым на свете. И больше всего ей хотелось, чтобы он увидел в ней не просто одну из трех или четырех девиц, находящихся у его матери на воспитании, а заметил именно ее, Элизабет Вудвилл.

– Да он наверняка уже тебя заметил и давно понял, какая ты необыкновенная, – заверила я дочку. – Тебе просто нужно проявить терпение.

– Ой, мама, он так нравится мне! – вырвалось у нее, и она, потупившись, залилась румянцем. – Но стоит ему обратиться ко мне, как я начинаю нести какую-то чушь. Веду себя как последняя дура! Да он, наверное, и считает меня маленькой дурочкой.

– Не считает.

– Может, мне приготовить любовное зелье и дать ему? Можно?

– Погоди до весны, – посоветовала я. – А весной сорви несколько цветков с яблони в его саду. Выбери самое красивое дерево…

Дочь послушно кивала.

– С этого дерева сорви цветы и лепестки положи в карман. А потом, когда на дереве появятся плоды, возьми одно яблоко, разрежь пополам и одну половинку намажь медом и дай ему, пусть он съест. А вторую непременно сохрани.

– И что, от этого он полюбит меня?

Я улыбнулась.

– Он тебя и так полюбит. А лепестки и яблоко с медом позволят тебе чем-то заняться, пока ты этого ждешь.

Элизабет захихикала.

– Не такая уж ты умелая чаровница, матушка!

– Когда красивая молодая женщина хочет очаровать мужчину, ей никакая магия не нужна, – пояснила я дочери. – А такой девушке, как ты, и вовсе ничего не надо делать – стой под дубом да жди, когда твой возлюбленный поедет мимо на коне. Но ты помнишь, что самое главное для воплощения заветной мечты?

– Чистое сердце, – отозвалась она.

Мы вместе вышли на конюшенный двор. Охранники, которые должны были доставить Элизабет обратно в Гроуби, уже сидели в седлах, готовые к отъезду.

– И еще последнее, – проговорила я и взяла дочь за руку, прежде чем она взобралась на сажальный камень.

Она тут же повернулась ко мне – вся внимание.

– Никогда никого не проклинай, – напутствовала я. – И никогда никому не желай зла.

Элизабет покачала головой.

– Не буду. Даже Мэри Сиэрс зла не пожелаю, хотя она вечно ему улыбается и кокетливо накручивает локон на палец, а потом быстренько так садится с ним рядом и…

Я жестом остановила ее и продолжила:

– Желать кому-то зла – вот истинное проклятие как для женщины, которая это пожелание высказала, так и для того, на кого оно направлено. Выпустишь такие слова в мир, и они могут рикошетом ударить в тебя – точно стрела, отлетевшая от каменной стены. Так считала моя двоюродная бабушка Жеанна. А еще твое проклятие может и вовсе пролететь мимо цели и причинить вред кому-то невинному. Мудрая женщина никогда никого проклинать не станет. Даже ведьмы делают это крайне редко. И мне бы очень хотелось надеяться, что ты этого не сделаешь никогда. – И все же, произнося эту разумную тираду, я чувствовала, как над моей дочерью нависает тень ее неясного, великого будущего. – Я буду молить Бога, чтобы у тебя никогда не возникло причины проклинать кого бы то ни было!

Дочь опустилась передо мной на колени, а я, коснувшись ладонью ее хорошенького бархатного чепчика, ее теплых светлых волос, добавила:

– Благословляю тебя, дочь моя. Всегда оставайся чиста сердцем, и все твои желания исполнятся.

Она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх; ее серые глаза так и сияли.

– Надеюсь, что исполнятся, мама!

– А я так в этом и не сомневаюсь!



Лондон, весна 1452 года



Итак, мой муж стал командиром крепости в Кале, а я вернулась ко двору. Я прибыла туда холодным январским днем и обнаружила, что все только и обсуждают предательство герцога Ричарда Йоркского и то, что он якобы готовит всенародное восстание против своего кузена-короля, поскольку ненавидит его фаворита герцога Сомерсета.

Королева была настроена решительно: противника следовало встретить лицом к лицу и нанести ему сокрушительное поражение.

– Враг герцога Сомерсета, моего самого лучшего и надежного друга, – это и мой враг, – отрезала Маргарита. – Этот Йорк требует судить Сомерсета за измену, но мне-то известно, кто здесь настоящий предатель! Что ж, теперь он показал свое истинное лицо и открыто признал, что выступает против короля.

– Он всего лишь просит, чтобы знатные лорды заступились за него перед королем, – спокойно возразила я. – Он хочет, чтобы они стали его посредниками и изложили королю его основные идеи. И, между прочим, он по-прежнему клянется в своей вам преданности.

Маргарита швырнула на стол манифест, разосланный Йорком по главным городам Англии.

– А это, по-вашему, что такое? Этот Йорк прямо заявляет, что наш король окружен врагами и злоумышленниками. Он обвиняет королевских советников во всех смертных грехах. В том числе и вас, и вашего мужа, а не только Сомерсета и меня.

– Меня-то он в чем обвиняет?