Хозяйка Дома Риверсов

– Ее я называю великолепной, – усмехнулась травница. – Используя эти эпитеты, я угождаю вам обеим. Она ведь только и думает, что о королевском престоле, и я делаю для нее лишь то, что хоть как-то может приблизить ее к трону. Но что я могу сделать для вас?

Я тряхнула головой. Мне не хотелось развивать эту тему о наследовании трона; на мой взгляд, было сущим предательством рассчитывать на то, что молодой король окажется недостаточно здоров и крепок, чтобы править страной (даже если он и впрямь недостаточно здоров и крепок).

– Сейчас я объясню вам, что мне нужно, – неторопливо начала я. – Мне нужен такой травяной отвар, который поможет зачать ребенка.

Марджери Журдемайн удивленно на меня посмотрела.

– Вы хотите зачать ребенка, не имея мужа?

– Ну, речь не совсем обо мне, – быстро солгала я. – Этого хочет одна моя подруга.

– А эта подруга того же возраста, что и вы? И сложена так же? – невозмутимо произнесла Марджери. – Мне нужно это знать для правильного подбора трав.

– Я понимаю. Вы можете приготовить отвар как бы для меня. И рецепт мне запишите.

Она кивнула.

– Хорошо. Отвар будет готов завтра. Вам… вашей подруге… следует пить его каждый вечер.

– Спасибо. Это все.

Колдунья направилась к дверям, но остановилась, точно колеблясь, и вдруг заявила:

– Учтите: каждой женщине, осмелившейся самостоятельно вершить свою судьбу, неизменно грозит опасность. Кстати, вы одна из немногих, кто мог бы это предвидеть.

Я улыбнулась, выслушав ее предостережение, и, повинуясь внезапному порыву, указательным пальцем нарисовала в воздухе тот знак, который когда-то показала мне Жанна: колесо Фортуны. И Марджери все поняла. Она молча улыбнулась и удалилась.

Месяца два я выжидала, и однажды в полночь, уже на излете лета, когда Ричард в очередной раз тайком пришел ко мне, я нырнула в его объятия со словами:

– А у меня для тебя новость!

Затем я подала ему бокал самого лучшего вина, сделанного в Гаскони. Внутри у меня так и пузырился смех – я предвкушала, как поведаю ему столь радостную для меня весть. Я вся была во власти восторга и чувствовала себя удивительно смелой.

– Хорошая? – уточнил он.

– Хорошая. Любимый, я должна сообщить тебе… – Странно, но я вдруг утратила дар речи; я просто не могла произнести ту простую фразу, которую собиралась. Но я довольно быстро взяла себя в руки и решительно закончила: – Я беременна.

Бокал выпал у него из рук и разлетелся вдребезги на каменном полу. Но он даже головы не повернул; казалось, он и звона-то никакого не слышал, а на драгоценный бокал ему было попросту наплевать.

– Что ты сказала?

– Я беременна, – спокойно повторила я. – По крайней мере, уже месяц.

– Что ты говоришь?

– Я говорю, что у нас, скорее всего, будет девочка, – продолжала я. – И родится она в самом начале следующего лета.

– Какая девочка? – все еще ничего не понимая, пролепетал он.

Я уже с трудом сдерживала рвущийся наружу смех, и его перепуганное лицо ничуть меня не обескураживало.

– Любимый мой, – терпеливо промолвила я, – успокойся и радуйся. Я ношу твоего ребенка. И ничто на свете не могло бы сделать меня более счастливой, чем это. Для меня это начало всего. Наконец-то я стала настоящей, земной женщиной! Я стала плодородной почвой, в которой прорастает твое семя.

Он уронил голову на руки и воскликнул:

– Значит, я все-таки стал причиной твоего падения! Господь, может, и простит меня за мою любовь к тебе, но сам я никогда себя не прощу. Ведь я люблю тебя больше всего на свете, однако из-за меня вся твоя жизнь пойдет под откос.

– Ничего подобного, – возразила я. – Не надо думать о каких-то бедах и несчастьях. Все чудесно. Этот ребенок станет решением всех наших проблем. Мы поженимся, и тогда…

– Теперь нам непременно придется пожениться! – перебил он. – Иначе ты будешь опозорена. Но если мы поженимся, ты впадешь в немилость, будешь обесчещена. Господи, в какую же ловушку я угодил! В какую ловушку я вовлек тебя!

– Вовсе нет, – заметила я. – Это как раз и есть выход из ловушки, ведь теперь никто не заставит нас отказаться от брака, особенно если выяснится, что мы уже обменялись клятвами и ждем ребенка. Королевский совет, моя мать, сам король – им всем придется с этими обстоятельствами смириться. И даже если это им будет не по нраву – что ж, тем хуже для них. Как-нибудь переживут. Ходят слухи, что и мать нашего короля вышла замуж за Оуэна Тюдора[32] без разрешения…

– И впала в немилость! Она, королева, спала со своим дворецким! С тех пор она больше уже никогда не вернулась ко двору. А ее собственный сын[33] изменил земельный закон, дабы предотвратить возможность подобного поступка для вдов из королевского семейства. И к тебе этот закон вполне применим.

– Екатерина Валуа все это отлично пережила, – спокойно произнесла я. – Она родила в новом браке двух красивых сыновей, единоутробных братьев короля, ставших его любимцами. Ричард, я не могу без тебя жить. И ни за кого другого я замуж не пойду. Страсть свела нас и сделала любовниками, а теперь любовь велит нам стать мужем и женой.

– Я не хочу быть причиной твоего краха, – упрямился Вудвилл. – Прости меня, Господи, ведь я по-прежнему страстно желаю тебя, Жакетта. Однако не желаю твоей погибели. Я всегда презирал Оуэна Тюдора за то, что он обрюхатил королеву, хотя должен был бы служить ей; я презирал его, поскольку он погубил женщину, во имя которой должен был бы пожертвовать собственной жизнью, – и вот теперь я сам оказался столь же эгоистичным! Нет, я должен немедленно уехать отсюда. Отправиться в крестовый поход. Или же пусть меня повесят за измену.

Выдержав довольно долгую паузу, я подняла к нему лицо и посмотрела на него глазами, чистыми и прозрачными, как лесное озеро.

– Ах, Ричард, неужели я ошиблась в тебе? Неужели я так долго заблуждалась? Неужели ты не любишь меня? Неужели не хочешь на мне жениться? Неужели собираешься от меня отказаться?


Он упал на колени.

– Богом клянусь, ты мне дороже всех на свете! И я, конечно же, мечтаю жениться на тебе и всем сердцем люблю тебя.

– В таком случае я готова стать твоей женой, – весело заявила я. – И буду совершенно счастлива в этом качестве.

Вудвилл покачал головой.

– Для меня было бы великой честью взять тебя в жены, любовь моя, и это куда больше того, чего я заслуживаю. Но я так боюсь за тебя! – Его лицо исказилось, словно ему было больно. – За тебя и за нашего ребенка! – Он нежно коснулся ладонью моего живота. – Боже мой, ребенок! Отныне я должен хранить и беречь вас обоих. О вас обоих заботиться, вас обоих любить…

– Я стану Жакеттой Вудвилл, – мечтательно промолвила я, пробуя это имя на вкус. – Жакеттой Вудвилл. А ее будут звать Элизабет Вудвилл.

– Элизабет? Ты уверена, что это девочка?

– Уверена. И ее имя – Элизабет. Она будет первой из множества наших детей.

– Если только мне не отрубят голову за предательство.

– Тебе не отрубят голову. Я поговорю с королем; и поговорю с королевой Екатериной, его матерью, если будет нужно. Не беспокойся; мы будем счастливы.

Когда в ту ночь он покидал меня, я чувствовала, что душа его по-прежнему не знает покоя, а разум мечется между радостной возможностью жениться на мне и тяжкими угрызениями совести, поскольку он уверен, что навлекает на меня беду. После его ухода я села у окна, положила руку на живот и посмотрела на луну. Молодая луна была еще в первой четверти – самая удачная фаза для любых начинаний, для пробуждения надежд, для того, чтобы вступить в новую жизнь. Вдруг мне захотелось раскинуть карты, и я достала подаренную бабушкой колоду. Я разложила карты перед собой рубашкой вверх, и пальцы мои наугад вытащили одну – это оказалась самая любимая моя карта: «Королева кубков», королева воды и любви, карта самой Мелюзины, говорящая о нежной любви и способности предвидеть события. Девушка, которой соответствует эта карта, обычно сама становится королевой, причем королевой любимой.

– Я выйду замуж за твоего отца, – обратилась я к той маленькой искорке зарождающейся жизни, что уже таилась во мне. – И я знаю, что когда ты появишься на свет, то будешь поистине прекрасна, ведь твой отец – самый красивый мужчина в Англии. Но вот что мне действительно интересно: как ты распорядишься своей судьбой и как далеко сумеешь продвинуться по жизненному пути, прежде чем тебе станет окончательно ясна главная твоя цель, прежде чем ты встретишь того, кого полюбишь всем сердцем, и поймешь, какой именно жизни хочешь.



Графтон, Нортгемптоншир, осень 1436 года



Мы ждали до тех пор, пока королевский двор не начал постепенно возвращаться в Лондон. Сами мы в то время оставались в Нортгемптоне, и однажды рано утром, когда мои фрейлины крепко спали, я выскользнула из своих покоев и встретилась с Ричардом на конюшне. Он уже успел причесать и оседлать мою Мерри, да и его конь тоже был полностью готов, так что мы выехали со двора и отправились по проселочной дорожке в его родную деревню Графтон. Там в полном одиночестве жил, удалившись на пенсию, один священник, добрый друг его семьи, а неподалеку от господского дома находилась маленькая часовня. В часовне нас ждал отец Ричарда; лицо его было одновременно суровым и взволнованным; с собой он привел троих свидетелей. Пока Ричард ходил за священником, его отец, помогая мне спешиться, напрямик спросил:

– Я надеюсь, вы понимаете, что делаете, ваша милость?

– Выхожу замуж за самого лучшего из известных мне людей! – с гордостью ответила я.

– Это вам дорого обойдется, – с грустью предупредил он меня.

– Для меня было бы куда хуже потерять его.

Он молча кивнул, словно не был так уж в этом уверен, и подал мне руку, чтобы идти в часовню. Там, у восточной стены, я увидела небольшой каменный алтарь, над ним крест с распятием и горящую свечу. Перед алтарем уже стояли священник в коричневой сутане францисканского монаха и рядом с ним Ричард, который застенчиво мне улыбался. Вид у него был такой торжественный, будто мы венчались в присутствии многотысячной толпы и были облачены в золоченые одежды.

Я подошла к алтарю, и только священник начал задавать мне традиционные вопросы, ненавязчиво напоминающие о брачных клятвах, как взошло солнце, его лучи проникли в часовню сквозь округлое окошко-витраж над алтарем. Это было так чудесно, что на мгновение я даже забыла, что следует отвечать. На каменном полу у наших ног волшебной вуалью легли разноцветные блики, и мысли мои словно потонули в каком-то блаженном тумане; я думала о том, что вот здесь и сейчас я венчаюсь с человеком, которого очень люблю, и снова буду стоять здесь, когда моя дочь тоже решит выйти замуж за того, кого сама выберет, и у нее под ногами разольется такая же радуга, а впереди у нее будет королевская корона. Это внезапное видение заставило меня примолкнуть, и Ричард, взглянув на меня и решив, что я колеблюсь, быстро сказал:

– Если у тебя есть хоть какие-то сомнения, даже мимолетные, давай не будем заключать этот брак. Я что-нибудь придумаю. Но тебе ничто не будет грозить, любовь моя.

Я улыбнулась ему, и слезы выступили у меня на глазах, так что Ричард тоже словно был окутан радужной вуалью.

– Никаких сомнений у меня нет! – твердо заявила я и повернулась к священнику. – Продолжайте, святой отец.

Старенький священник помог нам правильно произнести брачные клятвы и объявил нас мужем и женой. Отец Ричарда расцеловал меня и крепко обнял сына. Затем Ричард расплатился с троими клириками, которых нанял в качестве свидетелей, и напомнил им, что в случае необходимости они непременно должны будут вспомнить день и час этого бракосочетания и то, что оно было заключено по всем правилам – служителем Божьим и перед алтарем, а он, жених, в присутствии всех надел невесте, то есть мне, на палец фамильное кольцо и подарил кошелек с золотом в доказательство того, что отныне я являюсь его супругой и он доверяет мне свою честь и свое богатство.

– Ну, и что теперь вы намерены делать? – поинтересовался мой свекор, когда мы вышли из часовни на солнечный свет. Вид у него был невеселый.

– Вернемся ко двору, – отозвался Ричард, – и воспользуемся первой же благоприятной возможностью, чтобы обо всем сообщить королю.

– Надеюсь, он простит вас, – вздохнул его отец. – Он молод и легко всем все прощает. А вот от его советников вполне можно ждать всяких пакостей. Смотри, сынок, они еще назовут тебя шутом и шарлатаном. Обвинят, что ты замахнулся на брак с такой высокорожденной дамой, до которой тебе не дотянуться.

Ричард пожал плечами:

– Они могут болтать все, что им будет угодно, пока это не затронет ни ее репутацию, ни ее состояние.

Его отец только головой покачал, словно не был уверен ни в том, ни в другом, затем помог мне сесть на лошадь и слегка охрипшим от волнения голосом произнес:

– Ладно, пошли за мной, если я буду вам нужен. – Он повернулся ко мне: – А вы, ваша милость, можете располагать мною, как пожелаете, ведь ваша честь находится также и под моей защитой.

– Вы можете называть меня Жакетта, – предложила я.

Он помолчал и заметил:

– Я служил камергером у вашего покойного супруга. По-моему, было бы неправильно, если бы я стал называть вас просто по имени.

– Вы были его камергером, а я была его герцогиней, но теперь, спаси, Господи, его душу, он покинул нас, этот мир стал иным, и я отныне ваша невестка, – заявила я. – И сперва они будут говорить, что зря Ричард пытается так высоко подпрыгнуть, а потом обнаружат, что мы вместе с ним поднялись на недосягаемую высоту…

– И насколько высоко вы намерены подняться? – сухо осведомился мой свекор, прервав меня. – Чем выше поднимешься, тем больнее падать.