Холодный город

– Ты все-таки собираешься идти к Люсьену Моро? – спросила Валентина, подходя к вешалке и снимая одной рукой длинное черное платье, а другой – золотое.

Тана кивнула, трогая бархат:

– Если Джеймсон появится, покажи ему это видео. Он рассказал мне о своей девушке, боялся, как бы она не пострадала, если Гэб… если Клык явится, чтобы отомстить Люсьену. Хотел ее предупредить.

Она вспомнила, что сказала Джеймсону о Габриэле. Что бы тот ни делал, он будет один. Но зачем ему тогда обращать новых вампиров? Вероятно, она сильно ошибалась.

– Думаю, я пойду с тобой, – сказала Валентина.

– На вечеринку? Но ты же сама сказала, что это опасно, – Тана склонила голову набок, пытаясь понять, почему Валентина передумала.

– Хочу ее предупредить, – произнесла та. – Я видела ее и узнаю снова. Я должна сделать это для Джеймсона.

– Это хорошие новости, – Тана наклонилась и принялась расшнуровывать ботинки. – На вечеринке всегда веселее с друзьями.





Глава 26




Автор поста: Полночь

Тема: Печальный вампир



Я думала, что этот пост будет совсем другим. Я помню свое обещание: рассказать, что на самом деле происходит в Холодном городе, но не уверена, что меня на это хватит. Я никогда не думала, что это будет так.

Зима мертв, а я стала вампиром.

Я думала, что выложу видео без комментариев, но это было бы несправедливо по отношению к вам. Вы стали моей настоящей Темной Семьей, вы поддерживали меня на этом пути, поддерживали мое решение отправиться в Холодный город. Я знаю, вы хотите узнать, что случилось, а не просто увидеть картинку на экране.

Я много раз писала о своей ненависти к каждой секунде жизни, делающей меня старше. Вы все видели, как меня пугает, что мои клетки умирают, а волосы выпадают. Каждое утро, обнаружив на подушке волосы, я была уверена, что на их месте ничего не вырастет, и я скоро стану лысой и уродливой. Иногда мне казалось, что я чувствую это разложение внутри, что утром, пока я не почистила зубы, во рту стоит запах гнили. Перед тем как отправиться в Холодный город, я не ела несколько дней. Сама мысль о тяжести в желудке казалась мне отвратительной.

Я знаю, вы тоже иногда это чувствуете. Ощущаете, что с вами не все в порядке, потому что вы еще не те великолепные чудовища, которыми должны стать. Вы правы. И теперь, оказавшись внутри, я могу сказать, что мы были правы. Теперь все так, как должно быть.

То, как меня укусили, снято на видео, и я выложу его, как только отредактирую. Это было так прекрасно, как я и представляла. Почти не больно. Кожа немеет вокруг места, где в нее проникли клыки, и все сопровождается великолепным чувством, будто из меня извлекают всю слабость и гниль, освобождая место для чего-то другого.

Но было и то, о чем мне тяжело говорить. Я сделала кое-что ужасное. Действительно ужасное.

Я убила Зиму. Я не хотела. Я собиралась обратить его, но все вышло из-под контроля, стоило мне запустить клыки в его вену. Пить чью-то кровь совсем не то же, что делиться своей. Это как дождь из розовых лепестков, как река молока и меда, как все теплое и приятное, что только есть в мире. Это все равно что пить свет.

Я прижимала его к себе и пила, пила, пила. Я как будто растворилась в нем. Мы были ближе, чем когда-либо в жизни, мы вдвоем были внутри моих вен. Но теперь мы больше не сможем смеяться вместе, он больше не будет помогать мне выбирать одежду. Никто и никогда не будет понимать меня так, как он.

У меня больше не будет брата-близнеца. Больше никто не узнает во мне смертную, которой я была. Последнее, что оставалось от той девушки, которой я перестала быть, умерло вместе с ним. Осталась только Полночь.

Думаю, этого бы никогда не случилось, если бы не мое желание стать вампиром. Если бы я не мечтала стать великолепным чудовищем и сохранить свою красоту на века. Но, хотя я буду скучать по Зиме каждую секунду грядущей вечности, я знаю – он бы хотел этого для меня. И в память о нем я вцеплюсь в горло этому городу.

Кстати, мои верные друзья и читатели, я думаю, вы заслуживаете предупреждения. Эти видео не слишком приятно смотреть, но мы договаривались, что хотим видеть, как все происходит на самом деле.





Глава 27




Сильны любовь и слава смертных дней,

И красота сильна. Но смерть сильней.





Джон Китс




Ворота дома Люсьена Моро были открыты. Вышибалы выбирали гостей из толпы, собравшейся у входа. Тана увидела девушек в красных коктейльных и черных вечерних платьях, с веками, блестящими от подводки и теней, с накладными ресницами, и парней в узких пиджаках. Валентина сказала, что выделиться будет трудно, и это оказалось правдой.

Тана выбрала длинное шелковое платье цвета слоновой кости с глубоким декольте – такое носили молодые звезды в старых фильмах. С разрезом на бедре, который показывал много, но скрывал царапину. В отличие от большинства посетителей вампирской вечеринки, у нее не было следов на сгибе локтя, вообще никаких следов, кроме старого шрама на руке. Она надеялась, что это привлечет внимание и поможет войти внутрь, если имени Джеймсона не хватит. Собранные в высокую прическу волосы, закрепленные двумя гребнями, обнажали ее шею и гранатовое ожерелье, каждый камень в котором сверкал, как капля крови. Она надеялась, что выглядит чистой и свежей, как маленькое наивное жертвенное животное.

Тана оставила ботинки, куртку и рюкзак в магазине, а остальные вещи сложила в винтажный медный клатч, украшенный чеканкой в виде позолоченной львиной головы. Отверстия на месте глаз были заполнены клеем: видимо, раньше там были камни. Нож Тана привязала двумя кожаными ремешками к бедру.

У нее ушел почти час на то, чтобы подобрать наряд, и еще пятнадцать минут она провела перед окном в попытках укротить свои волосы. Потом Валентина усадила ее перед зеркалом, наложила тени, подчеркнула брови серебряным карандашом и накрасила губы бледно-розовой помадой. Когда Тана шла к воротам, клатч бился по ее бедру, и мелочь внутри звенела.

На Валентине было платье цвета бронзы, расшитое мерцающим бисером и открывавшее длинные ноги. Львиная грива волос свободно спадала на плечи, золотой макияж блестел ярче, чем обычно. Тана улыбнулась ей, пока они пробирались через толпу.

Вышибала был крупным мускулистым мужчиной с длинными волосами, перевязанными черной бархатной лентой. Его взгляд на мгновение остановился на Тане, но вместо нее он пропустил высокую девушку – практически голую, если не считать облезлой норковой шубы. Тана подобралась поближе, в тот момент, когда внутрь прошли трое парней в кожаных штанах. Потом вышибала выбрал двух казавшихся близнецами девушек в одинаковых восточных платьях из зеленого шелка и с одинаковыми медно-рыжими каре.

– Наш друг есть в списке! – крикнула Тана, надеясь, что вышибала ее услышит.

– Ваш друг? – с сомнением переспросил он. – Правда? И как же его зовут?

– Джеймсон, – сказала Тана, привставая на носки и пытаясь заглянуть в его папку.

– Просто Джеймсон? – спросил он, снисходительно улыбаясь.

Валентина шагнула вперед, излучая какое-то высокомерное нетерпение.

– Вы прекрасно знаете, как его зовут. Джеймсон Рамирес Алонсо. Он пригласил нас встретиться здесь и обещал, что мы пройдем внутрь без проблем. Это просто смешно.

Вышибала, судя по виду, хотел еще поспорить, но что-то в поджатых губах и скрещенных на груди руках Валентины его остановило.

– Ладно, проходите.

И прежде чем Тана с облегчением поняла, что у них все получилось, они с Валентиной прошли в кованые, в завитках, ворота с остроконечными опорами и оказались на вечеринке Люсьена Моро.

– Неплохо сработано, – вполголоса сказала Тана.

Валентина вскинула голову и улыбнулась.

– Отличный план. Мы с тобой как две красотки-шпионки.

Большой викторианский особняк был окружен верандой. Высокий и странный, крытый стеклом и черепицей, он нависал над садом. Гости стояли на лужайке неподалеку от ворот, некоторые лежали на скудной траве или со смехом бегали друг за другом. В воздухе висел густой приторный аромат благовоний, и чем ближе они подходили к большой открытой двери, возвышавшейся над лестницей, тем сильнее он становился. Запах мирры и мускуса, скрывавший отвратительную сладковатую вонь.

Тана поднялась по ступенькам и сквозь открытую дверь прошла в холл. Где-то играла музыка, пронзительная ломаная мелодия скрипок, которым вторили человеческие крики. Сердце Таны бешено забилось, у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, что эта вечеринка не для людей, и неважно, сколько их здесь сейчас и сколько смотрит трансляцию.

Под потолком виднелись камеры. Судя по мигающим зеленым огонькам, они были включены. Дома, по местному кабельному каналу, шоу шло с трех утра до половины пятого. Ведущая, девушка по имени Асфодель в длинном фиолетовом парике, показывала клипы, которые, по ее мнению, стоили внимания, и обсуждала их со зрителями, которые звонили в студию. Вонзающиеся в кожу клыки были закрыты черными прямоугольниками, чтобы цензуре не к чему было придраться.

Мимо Таны прошла красноглазая девушка в забрызганном кровью серебристом платье. И ей стало окончательно ясно, что эта вечеринка – огромный аквариум, населенный монстрами, змеиная яма, куда попало множество мышей. И больше ничего.

Она едва не издала тихий, безумный смешок, но сжала кулаки, так что ногти вонзились в ладони, и заставила себя успокоиться.

– С тобой все в порядке? – спросила Валентина. Тана смотрела на людей, стоявших у ступенек лестницы с фужерами для шампанского. На верху лестницы стоял вампир в смокинге. Он держался бледными руками за деревянные перила и улыбался как паромщик, готовый перевезти ее в царство мертвых.

Тана кивнула.

«Успокойся, – сказала она себе. – Найди Эйдана, забери у него метку и сматывайся».

Она решила, что обязательно поедет с Полиной куда-нибудь, когда выберется из Холодного города. Она не может пока вернуться домой – не сейчас, когда ее мысли переполнены кровью, клыками и красными глазами. Они устроят себе приключение – тихое, будничное, без особого риска. Например, можно ехать на юг, пока не закончатся деньги. Тана представила, как ведет машину: день, окна открыты, в бумажных стаканчиках тает фруктовый лед, играет радио, и Полина на пассажирском сиденье подпевает ему.

Тана заставила себя сделать первый шаг и вошла в первую из множества комнат с высокими потолками. Стены были лиловыми. На столе, покрытом белой тканью, лежал юноша. Несколько вампиров, столпившись вокруг, слизывали кровь из тонких порезов на его руках и ногах. Кожа юноши блестела от их слюны. Он лежал, закрыв глаза, но иногда веки вздрагивали, будто ему снился сон.

– Видишь ее? – шепнула Тана.

Валентина покачала головой. Она пыталась выглядеть скучающей, но как зачарованная смотрела на окровавленного юношу. Тана взяла ее под руку и провела в следующую комнату. Здесь юноши и девушки в одежде из латекса, с металлическими кляпами во рту, были прикованы к висящим на стенах стальным пластинам, похожим на рамы для картин. Тана потрясенно смотрела, как вампир подошел к одной из рам, схватил девушку за запястье и вонзил клыки.

– Они уже инфицированы, – сказала вампирша в длинном платье из темно-красного шелка. Корсет был украшен кусочками черной яшмы. Декольте открывало шрам на плече – длинный неровный полумесяц. Волосы цвета черного кофе были собраны в тугой гладкий узел, а губы накрашены алым, в тон глазам. – Их можно кусать. Они же не могут заразиться еще больше, правда?

Тана сдержала возглас удивления. Женщина была знаменитостью: Тана узнала ее по видео из Холодного города и дюжине гифок с Тамблера, где изображение этого сурового лица сопровождали надписи вроде «Боже мой, что за фигня?», «Я смертельно серьезна» или «Ом-ном-ном». Это была Элизабет, любовница Люсьена, по слухам, еще более жестокая и бессердечная, чем он. Она выглядела юной, ненамного старше Таны, но ее глаза были древними и холодными, как свинец. И что-то еще было в ее лице…

– Но и менее инфицированными они тоже не станут, – шепнула Валентина.

– Ты сбежала с моей добычей, – сказала Элизабет и дотронулась холодным пальцем до подбородка Таны, заставив ее вздрогнуть.

– О, – Тана почувствовала, как по спине пробежала дрожь.

Ее замутило, когда она поняла, что она уже видела Элизабет – на ферме Лэнса. Тогда лицо вампирши распухло от выпитой крови, поэтому Тана только сейчас поняла, кто она. От воспоминаний о стенах, залитых кровью, в ушах зазвенело так, что остальные звуки исчезли.

– Где он? – нетерпеливо шепнула Элизабет ей на ухо, словно повторяла это уже не в первый раз.