Город женщин

— Так и знал. Сегодня ты вырядилась невинной провинциалочкой, но я-то помню тебя другой. Чего ты только не вытворяла в этом самом зале. А теперь пытаешься убедить меня в своей порядочности? Вот так номер. Послушайте, вы обе, я вас раскусил. Вы надеялись заморочить мне голову, а я терпеть не могу, когда мне морочат голову. — Он повернулся к Оливии: — Вот только не пойму, вам-то какой резон сражаться за девчонку? Каждая собака в этом клубе подтвердит, что с невинностью она давным-давно распрощалась, да и никакая она вам не племянница. Господи, да вы даже с разных континентов. Акцент отличается.

— Она моя племянница, — уперлась Оливия.

— Дитя, скажи: это твоя тетя? — обратился Уинчелл ко мне напрямую.

От страха я разучилась врать, но сказать правду тоже не могла, поэтому выкрикнула: «Простите!» — и разрыдалась.

— Тьфу. У меня от вас мигрень, — буркнул Уинчелл, сунул мне свой носовой платок и приказал: — Садись, дитя. А то решат еще, что я злодей какой. Я согласен только на слезы старлеток и танцовщиц, которым я разбил сердце.

Он прикурил две сигареты и протянул одну мне.

— Или ты воздерживаешься? — с насмешливой улыбкой спросил он.

Дрожащими пальцами я с благодарностью взяла сигарету и сделала несколько глубоких затяжек.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Двадцать.

— Достаточно, чтобы соображать. Впрочем, откуда у девиц соображение. Итак, ты говорила, что читала мою колонку в «Нью-Йорк график»? Это же было сто лет назад[32].

Я пояснила:

— Моя бабушка вас обожала. Читала мне ваши заметки, когда я была еще совсем маленькая.

— Обожала, говоришь? И чем я ей так приглянулся? Кроме имени, о чем мы уже наслышаны из твоего незабываемого монолога.

На этот вопрос я ответила с легкостью, поскольку бабушкины вкусы знала как свои.

— Ей нравился ваш стиль. Нравилось, когда вы называли жениха и невесту «обреченные» вместо «обрученные». Нравилось, что вы не боитесь конфликтов. И ваши театральные обзоры нравились. Она говорила, что из всех критиков вы единственный, кто с интересом смотрит спектакли и по-настоящему болеет душой за театр.

— Вот как, значит, говорила твоя бабуля? Рад слышать. И где эта чудесная женщина сейчас?

— Умерла, — ответила я и чуть снова не заплакала.

— Жаль. Терять преданных почитателей всегда больно. А брат твой, которого назвали в честь меня? Уолтер? Про него что расскажешь?

Уж не знаю, с чего это Уолтер Уинчелл решил, будто моего брата назвали в его честь, но спорить я не собиралась.

— Мой брат Уолтер во флоте, сэр. Проходит офицерскую подготовку.

— Записался добровольцем?

— Да, сэр, — кивнула я. — И ради этого бросил Принстон.

— Вот что нам сейчас нужно, — заметил Уинчелл. — Побольше таких ребят, как твой брат. Кому хватает отваги добровольно сражаться с Гитлером, хотя никто их не принуждает. Он славный парень, твой брат, да? Хорош собой?

— Да, сэр.

— Еще бы, с таким-то именем.

Снова подошел официант спросить, не нужно ли нам чего-нибудь, и я чуть было не заказала по привычке джин с газировкой, но, к счастью, вовремя опомнилась. Официанта звали Луи. Мы с ним как-то целовались. К счастью, он меня не признал.

— Послушайте, — проворчал Уинчелл, — идите-ка вы подобру-поздорову. Вы портите репутацию моему столику. Как вас вообще сюда пустили, в таких-то нарядах.

— Мы уйдем, только если вы пообещаете, что имени Вивиан в завтрашней газете не будет, — заявила Оливия. Ее упертости можно было позавидовать.

— Дамочка, вы пришли в мой клуб, сели за мой столик и диктуете мне свои условия? — огрызнулся Уинчелл. — Я вам ничего не должен. И ничего обещать не стану. — Он повернулся ко мне: — Я бы посоветовал тебе впредь быть поосторожнее, дитя, но знаю, что ты меня не послушаешь. Рыльце у тебя в пушку: ты поступила скверно и попалась. Наверняка ты и раньше грешила, только прежде тебе это сходило с рук. Что ж, сегодня не повезло. Негоже девушке из порядочной семьи путаться с чужим мужем и этой оторвой Селией Рэй. Готов поспорить, ты еще наделаешь глупостей. Одно скажу: когда такая милая девчушка якшается с отребьем вроде Селии Рэй, пора научиться самой стоять за себя. Эта старая карга, твоя так называемая тетя, вцепилась мне в шею бульдожьей хваткой, но храбрости ей не занимать. Уж не знаю, какой смысл ей за тебя биться и чем ты заслужила ее преданность. Но отныне, дитя, придется тебе самой за себя сражаться. А теперь убирайтесь обе с глаз долой, и хватит портить мне вечер. Только распугиваете важных людей.





Глава двадцатая





На следующий день я решила как можно дольше не показывать носа из комнаты. Я все ждала, когда же Селия вернется домой, чтобы поговорить о случившемся, но она так и не пришла. Я совсем не спала и вся изнервничалась. Голова гудела, точно в ней одновременно звонили тысячи дверных звонков. Я не вышла к завтраку и даже к обеду, боясь наткнуться на кого-нибудь, особенно на Эдну.

После обеда я тихонько выскользнула на улицу и купила газету, чтобы прочесть репортаж Уинчелла. Я открыла ее прямо возле киоска, сражаясь с мартовским ветром, который стремился унести прочь дурные известия.

Они напечатали нашу фотографию: мы с Артуром и Селией в тройном объятии. На снимке был виден мой профиль, хотя никто не сказал бы с абсолютной уверенностью, что это я. В скупом свете все красивые брюнетки выглядят одинаково. Но лица Артура и Селии пропечатались очень четко. Полагаю, они были важнее.


Я сглотнула ком в горле и заставила себя прочесть заметку.

Из колонки Уолтера Уинчелла в «Нью-Йорк дейли миррор», дневной выпуск от 25 марта 1941 года:





Не далее как вчера в неподобающем и неджентльменском поведении был уличен супруг миссис Эдны Паркер Уотсон. Этот ненасытный сластолюбец пытался согреться в объятиях не одной, а целых двух американских артисток бурлеска! Да-да, вы не ослышались: Артура Уотсона видели у входа в клуб «Прожектор» в жарких объятиях его коллеги по спектаклю «Город женщин» Селии Рэй и еще одной длинноногой уроженки Лесбоса… Вот чем занят господин Уотсон, пока его земляки сражаются с Гитлером не на жизнь, а на смерть, — устраивает спектакли прямо на панели!.. Надеемся, нашим голубкам понравилось позировать перед камерами, ведь не надо большого ума, чтобы понять: еще одному звездному браку потребуется Рино-вация[33]. Могу поспорить, женушка вчера задала Артуру трепку по высшему разряду… Дрянной у Уотсонов выдался денек! Лучше бы оставались в постельке… Вот что птичка на хвосте принесла.

«Длинноногая уроженка Лесбоса».

Никакого имени.

Оливия спасла меня.





Около шести в дверь моей комнаты постучали. Это оказалась Пег, вся зеленая с похмелья. Выглядела она премерзко — примерно так же, как я себя чувствовала.

Она присела на мою кровать, заваленную одеждой.

— Вот дерьмо, — сказала она, как нельзя лучше обозначив сложившуюся ситуацию.

Мы долго сидели молча.

— Ох, малышка, ну и набедокурила ты, — наконец вздохнула она.

— Простите, Пег. Мне очень жаль.

— Не извиняйся. Отчитывать я тебя не собираюсь. Но неприятностей теперь не оберешься. Самых разных. Мы с Оливией с раннего утра пытаемся восстановить хоть какое-то подобие порядка в этом дурдоме.

— Мне очень-очень жаль, — только и могла повторить я.

— Брось. Извиняться будешь перед другими. Мне твои сожаления ни к чему. Но нам с тобой есть что обсудить. Во-первых, хочу тебе сообщить, что Селия уволена.

Уволена?! Раньше из «Лили» никого не увольняли.

— Но куда она пойдет? — спросила я.

— Куда глаза глядят. С Селией покончено. Ноги ее больше не будет в «Лили». Я велела ей забрать вещи сегодня во время вечернего спектакля. И попрошу тебя уйти на то время, когда она будет здесь. Не хочу еще больше нагнетать обстановку.

Селия уезжает, а я даже не смогу попрощаться! Но куда ей деваться? У нее ни гроша за душой, я абсолютно точно это знала. Ей негде жить. У нее никого нет. Она же пропадет.

— У меня не было выбора, — заметила Пег. — Не могу же я заставлять Эдну и дальше делить сцену с этой женщиной. И если бы я не уволила Селию, остальные артисты взбунтовались бы. Все очень злы на нее. Мы не можем рисковать. Селию заменит Глэдис. Она не так хороша, но сойдет. Жаль, что нельзя уволить Артура, — Эдна не позволит. Возможно, она сама его прогонит, но тут уж ей решать. Он тот еще паршивец, спору нет, но что я могу поделать? Она его любит.

— И Эдна сегодня будет выступать? — потрясенно спросила я.

— Конечно. А почему бы ей не выступать? Облажалась-то не она.

Я поморщилась. Однако меня потрясло, что Эдна согласилась выйти на сцену как ни в чем не бывало. Я-то думала, что она будет прятаться — сбежит на курорт восстанавливать душевный покой или как минимум запрется в комнате, оплакивая свою несчастную судьбу. Я бы не удивилась отмене спектакля.

— Вечер едва ли будет для нее приятным, — продолжала Пег. — Разумеется, колонку Уинчелла читали абсолютно все. Наверняка публика будет шептаться. Смотреть на нее жадными глазами и ждать, что она сорвется, даст слабину. Но Эдна — боец, ее так легко не проймешь. Она сделает вид, что ничего не произошло. Шоу должно продолжаться — вот ее девиз. Нам повезло, что она такая сильная. Не будь в ней этой решимости, не будь она мне такой доброй подругой, сбежала бы без оглядки — и что тогда стало бы с нами? Благодари Бога, что Эдна такая стойкая. Она останется несмотря ни на что.

Пег закурила и продолжала:

— Сегодня я говорила с твоим приятелем Энтони. Он хотел уволиться. Сказал, что мы ему надоели. Что мы его «жучим», что бы это ни значило. Особенно ты. Я сумела убедить его остаться, но он потребовал прибавку к зарплате и отдельно оговорил, чтобы ты к нему «не лезла». Потому что ты поступила с ним «по-свински». Он не хочет с тобой знаться. Ему надоело, что ты к нему «цепляешься». Я просто повторяю его слова, Вивви. Надеюсь, смысл ты уловила. Не знаю, сумеет ли он сегодня хорошо сыграть, но скоро мы это выясним. Оливия сегодня долго с ним разговаривала, пыталась вразумить. Но тебе лучше к нему не соваться. Просто сделай вид, что его не существует.

Меня будто вывернули наизнанку. Селию выгнали. Энтони больше не хочет меня знать. А Эдне придется выступать перед целым залом кровопийц, жаждущих ее краха. И все из-за меня.

— А теперь скажи начистоту, Вивви, — продолжала Пег. — Давно ты путаешься с Артуром Уотсоном?

— Я с ним не путаюсь. Это было только один раз. Только вчера.

Тетя пристально посмотрела на меня, словно пытаясь определить, говорю ли я правду. А потом отвела взгляд. Не знаю, поверила она мне или нет; может, решила, что это уже не важно. А у меня попросту не осталось сил защищаться. Да и защищать было нечего.

— Почему ты так поступила? — спросила Пег скорее с недоумением, чем с осуждением. И поскольку я не сразу ответила, она быстро добавила: — Не отвечай. Причина всегда найдется.

— Я думала, Эдна путается с Энтони, — проблеяла я.

— Что ж, это неправда. Я знаю Эдну и готова за нее поручиться. Она никогда так не делала — и не сделает. А если бы и сделала, Вивиан, это не оправдание.