Глазами волка

Но он прекрасно понимал, что спрашивать Ихневмонов никто не будет.

Рискнёт ли Понт воевать за этот дальний берег? Сомнительно! Маэс, конечно, горазд болтать, но – не убеждает. Ихневмон каждый день, пока шагал в палестру или храмовую библиотеку, видел на рынке не менее десятка ещё более убедительных торговцев. И не у каждого из них товар хороший!

Что знают жители южных городов о Полуострове? Отсюда везут десятки тысяч мешков зерна. Ещё отсюда родом несколько чемпионов. Ещё отсюда везут рабов – но рабов везут отовсюду, в этом и есть сама суть современного рабства.

А по сути – это самый край, север мира. Тонкая, как сырная корка, полоска знакомой култьтуры перед ковыльным морем Скифской Степи.

На кромке между землёй и морем стоят города и есть даже Меотийской царство, где правит огераклееная династия. Ну и что? На негостеприимном море нет ни лабиринта уютных островов, ни удобной навигации. Вся жизнь бурлит на юге, за проливами, где почти нет снега и сотни селений стоят на тёплых берегах, а бухты прибрежных островов – надёжное пристанище в бурю. Великие мудрецы и завоеватели жили всегда на юге, среди великих морей.

А раз так, зачем понтийскому царю стремиться сюда, на север? Если ему нужны рабы или воск, он может их купить – в Херсонесе, как говорят на рынке, всё продаётся, но не всё – покупается. А наращивать могущество лучше в богатых южных землях.

Погруженный в размышления о географии Ойкумены, Ихневмон сам не заметил, как вышел к крепостной стене. Война приближалась и стены на всякий случай взались обновлять. Участок возле Северной башни, куда он вышел, был как раз один из таких. Высоченная трещина змеилась по стене. Судя по тому, как сильно степная пыль позолотила щербатые кирпичи, эта трещина помнила ещё визит царя Перисада.

Стену вдоль трещины покрыли строительными лесами, словно заранее перемазанными побелкой. Каменщики пока не вернулись, так что леса напоминали брошенное осадное сооружение спешно отступающей армии.

Ихневмон посмотрел на стену. Поднял взгляд, убедился, что леса доросли до кромки. И только потом вспомнил про Арба.

Арб был там, за стеной. Он жил в своё удовольствие. Его не интересовало, кто у власти в Херсонесе. Ему было достаточно знать, что горожане избрали очередных дураков, надутые от важности.

Арбу не важно, кому принадлежит город. Он всё равно не живёт в городе. А значит, и не боится, что его захватит не та армия.

Не лучше ли жить, как он?

Ихневмон бросился к лесам и стал карабкаться. Их строили, конечно, под другой размах рук. Однако, у маленького дакийца всё получилось. Несколько мгновений – и вот он уже наверху, прикидывает, как лучше спуститься.

Он осматривается, решается – и вот он уже у подножья стен, в русом ковыльном море.

Пейзаж был не очень привычен для горожанина, но Ихневмон знал эти места. Главное, застать Арба. Хотя куда кифареду деваться?..

Маленький дакиец не успел передумать и половину мыслей, когда прямо по курсу показалась симпатичная прохладная рощица. Наполовину рассыпавшиеся останки стен и обломки колонн белели среди деревьев.

Чтобы увидеть святилище, надо подойти ближе. Холм кажется совсем обыкновенным – и вдруг словно лопается после очередного шага.

Старый подземный храм был похож на склеп. Вход, окружённый двумя приземистыми колоннами, порос мхом и лишайником так, что почти сливался с травяным склоном. В нишах за колоннами сохранились перекошенные постаменты давно пропавших статуй забытых бодов.

Медный котелок стоял перед входом в храм, на куче холодного пепла. Рядом с котелком лежал огромный, в человеческий рост, барсук с закрытыми глазами. Лапки барсука были сложены на груди, и только дрожащие усы показывали, что зверь жив.

А размер показывал, что этот зверь – не настоящий барсук. Это был арбантроп – достаточно редкий терион, чтобы всех городских арбантропов знали по именами.

Ихневмон подозревал, что Арб – это такое же прозвище, как и у него. Но настоящего имени Арба не помнил никто. Наверное, оно было, как у Ихневмона, – самое обыкновенное.

Кифары нигде не было видно. Она хранилась где-то внутри заброшенного святилища. Хотя – можно ли считать святилище заброшенным, если в нём кто-то живёт?

Ихневмон не успел додумать мысль до конца. Гигантский барсук открыл один глаз и посмотрел на пришельца.

– Приветствую вас, мудрый Арб, – произнёс Ихневмон, – Городу грозит война, а жители заняты распрями. Я ушёл из города, чтобы стать отшельником. Пожалуйста, учите меня.





47


Арб прикрыл глаз. Потом ударил хвостом.

Ихневмон ждал. Но ничего не происходило. Интересно, что с ним? Опять шаманил, или просто толком не проснулся?

Со стороны города долетело эхо волчьего воя.

Ихневмон подумал ещё и понял, чего от него ждут.

– Я думал, что всё будет по-другому, – продолжил он, – Но эти, в совете, только грызнёй заняты. Но что толку от их грызни?

Арб открыл глаза и смотрел с интересом.

– Ну будет у одного двадцать клиентов, а у другого сорок. Что это поменяет? Всё равно место в совете одно, две скамейке никому не поставят. У нас в городе демократический строй. Начнёшь слишком много скамеечек занимать – сразу устроят острактизм и черепков накидают. А мне какое дело, вот скажите? Я вот и так знаю, что у меня такой скамейки никогда не будет. Разве что агораномом, в самом низу, под ногами. Но я туда не стремлюсь, да и кто меня пустит…

Арб смотрел.

– Простите. Сам знаю, не важно, что я там думаю… Я о том, что скоро война. Говорят, царь Палак, или ещё какой-нибудь царь, собирается воевать с городом. И почтенный Евдокс в этом тоже уверен. И что вы думаете, они забыли распри? Нет! Каменщики и горшечники чинят стены. А хозяева виноградинков науськивают клиентов друг на друга! Мои друзья в этом замешаны, теперь не отмоются, – на этом месте Ихневмону стало горько от слёз, – Вы понимаете?

Арб поднялся и потрусил за холм. Ихневмон зашагал следом, но остановился около погасшего очага.


Арб никуда его не приглашал. Просто он, как принято у городских жителей, скрывался для метаморфозы.

И вот отшельник вернулся обратно, уже на двух ногах, и в сложенной пополам хламиде. Он был моложе, чем запоминался, лет тридцати пяти, и не очень высокий, всего на голову выше не по годам длинного Ихневмона. Глаза бросали довольные искорки, а разметавшиеся волосы были по прежнему двухцветные, чёрные с белой полоской.

Арбантропов определяли ещё в детстве по этой “барсучьей метке”. И без того редкие, они не у всех народов доживали до первой метаморфозы.

– Повтори, – попросил Арб, – Что у нас – мир или война?

– Война. Прямо как вы пели.

– Я не пел, я утверждал. В пении пускай певцы состязаются.

Арб полез в своё логово. Ихневмон остался ждать снаружи. Там, внутри, наверное, так тесно, что даже одному человеку сложно поместиться.

Наверное, он полез за кифарой. Интересно, о чём его новая диатриба?..

Арб показался наружу, с ниткой паутины на правом ухе. Он тащил, обхватив всю груду руками, старое копьё, потускневший шлем, панцирь, щит и прочее вооружение гоплита.

Всё это он вывалил на траву и начал разбирать.

– Что вы делаете? – не выдержал Ихневмон.

– На мой город напали, – ответил Арб, – Надо занять место в строю.

– Но вы же говорили, что чихали на человеческие постройки!

– На простройки чихал, а на клятвы – нет. Я обещал богам и горожанам, что буду защищать город. Вот время и настало.

– Но какой смысл защищать тех, кого презираешь?

Арб посмотрел на него из-под чёрных бровей.

– Как думаешь, почему есть терионы-волки, но не бывает терионов-собак? – спросил он.

Ихневмон задумался.

– Может, комплекция не подходит? – предположил он.

– Нет. Всё дело в том, что человек приручил собаку не сразу. А ликантропы рождались среди людей всегда. Оборотень – ровесник человеческого рода, они из одной глины.

– Вот как! – Ихневмон, к своему стыду, никогда ещё о этом не задумывался.

– Потому меня и удивили твои речи. Ты что, собираешься пересидеть войну под каким-то холмом? Да ты ещё наивней тех, кто хочет пересидеть её за городскими стенами! Никуда не спрячешься от несчастий, потому что сам человек – сосуд надтреснутый! Зло, ненависть и война – всегда с человеком, они случаются не от того, что люди глупые или от того, что коварные скотоводы решили разграбить богатый город. Ярость живёт внутри каждого. Просто иногда у неё есть хороший повод, чтобы рвануть наружу. А значит, от войны не спрячешься в пещеру, как не спрячешься туда от голода. Война приближается, она доберётся до каждого. И я, Арб, собираюсь встретить её во всеоружии!

Ихневмон задумался. Потом спросил:

– Про войну я усвоил… А вот скажите, бывают ли кони-оборотни? Ну, как кентавры?

– Если раньше и были, то уже ускакали.

На одной из поножей истёрся ремень. Арб взял шило и принялся его заменять.

– Можно я останусь с вами? – сказал Ихневмон.

– Зачем тебе это нужно?

– Сейчас сложное время. Люди делают глупости.

– Они всегда делают много глупостей. Когда подрастёшь – убедишься.

– Я боюсь не дожить.

– Человек вообще смертен. В любом возрасте.

– Но если я буду следовать вам, мои шансы выше.

– Никто и ни за кем не может следовать, – ответил Арб, натирая шлем песком, – А если кто-то пытается, всегда получается дрянь и безумие. Скиф Анахарсис был умнее прочих, а тоже этого не избежал. Потому и погиб, что слишком за гераклейцами следовал…. Ой, что-то я опять школьную премудрость мелю. Я вот о чём сказать хотел. Когда война начнётся – а она и не прекращается – каждый должен быть на своём месте. А чтобы быть на месте, надо его знать. Это моё место, – он кивнул бородой в сторону мраморных обломков, ослепительно-белых в полуденном солнце, – Если хочешь быть, как я – будь собой и ищи сам.

Ихневмон зашагал обратно к городу. У главных ворот стояло четверо стражников – вдвое больше, чем обычно. Но они узнали Ихневмона и пропустили его без лишних разговоров.





Глава 16. Тушите уксусом