Герой

Волох закончил. Отложил киянку. Помощник побрызгал на жертву водой из священного источника. Наставник, учивший старшего волоха искусству жертвоприношения, говорил, что когда-то вместо колышка жертву и землю соединяли черенком дуба, и все священные дубы вокруг капища выросли именно так. И лики на них похожи на лица жертв, из сердец которых они произрастают.

Волох встал и посмотрел сверху на следующую жертву. Этого страх не сломил. Нурман. Глаза волчьи, грива зубра, ручищи — медвежьи лапы. Всё еще силится порвать ремни: руки аж дрожат от напряжения. Этому боги точно будут рады. Этот — могуч.

— Что глядишь, крыса? — бешеным басом прорычал нурман. — Ждешь, когда заору? Не дождешься!

И с лязгом, как волк, сомкнул челюсти. Этому рот пальцами не откроешь. Но на этот случай у волоха есть приспособление...

Нурман сражался до последнего. Бился под волохом, как норовистый конь, мотал головой... Здоровый, как медведь. Пришлось одному из помощников спуститься в канаву — подержать.

Волох всё равно сделал всё, что надо, но запыхался. Руки дрожали. Надо бы передохнуть, но следующая жертва должна была быть легкой. Тоже нурман, но раненый, измученный болезнью, так и не пришедший в себя. Его даже не стали «пеленать» как остальных, — прихватили руки ремнями, и всё. Болох наклонился над ним, прислушался к учащенному болезненному дыханию, потом медленно опустился жертве на грудь. Раненый издал глухой стон, шевельнулся, но глаз не открыл. Волох набрал горсть земли, сунул пальцы в приоткрытый рот раненого, оттягивая нижнюю челюсть... Поймал взгляд следующей жертвы, совсем молодого отрока. Глаза парнишки блестят от слез, но губы плотно сжаты. Волох многих отправил за Кромку и умел видеть многое. Сейчас он видел, что у этой жертвы — могучий дух. Боги будут довольны. Волох подумал, что отрока ждет великое посмертие, — и улыбнулся ему...

Славка видел, что волох сделал с нурманом. Это было страшно. Страшнее, чем просто умереть. Это была злая волшба, которая могла погубить Славкину бессмертную душу. Славка чуть не заплакал от бессилия и неотвратимости того, что случится. Но сумел с собой справиться. Он — воин, а не девка. Он не опозорит ни рода, ни дружины.

Волох уселся на раненого нурмана и посмотрел на Славку.

Взгляд у волоха был странный, но не злой. Так, бывало, смотрел на Славку Рёрех... А потом волох улыбнулся. По-доброму, как близкому родичу. Сразу вспыхнула надежда: вдруг он решил отпустить Славку? Вспомнилось, что говорил сторож-деревлянин: мол, волох этот хочет взять Данку младшей женой. Тогда ему нельзя убивать Славку. Ведь тот — почти что его родич.

В это мгновение Славка не думал о том, что выйти за деревлянского волоха для его сестры — позор и поругание. Ему слишком хотелось жить...

Волох улыбнулся отроку и увидел, как ожили и засияли его глаза. Как будто парнишка сумел прочитать и понять его мысли. Если так, то в этом отроке действительно великий дух. Возможно, он даже согласится стать личным проводником волоха в мире богов. Вот будет удача!

Волох отвлекся лишь на мгновение: подумал о себе, а не о том, что исполняет. И случилось непоправимое. Пребывавший в беспамятстве (а может, притворявшийся) нурман очнулся. И впился зубами в заскорузлые пальцы волоха. Тот заорал, попытался высвободить руку, но нурман повис на ней, как пес на медвежьей заднице. А когда волох попытался встать, нурман врезал ему здоровой ногой в пах.

Волох взвыл и плюхнулся на свою жертву. Нурман выпустил его пальцы, изловчился и вгрызся в волохово горло.

Тут помощники волоха наконец опомнились и бросились на помощь. Но они боялись причинить жертве вред (боги могут обидеться), и отодрать нурмана от старшего удалось не сразу. Только когда им на помощь пришли еще двое: один зажал нос нурмана, а второй врезал киянкой по раненой ноге. Но нурман всё равно был счастлив и широко улыбался окровавленным ртом.

А старшему волоху было совсем худо. Зубы северянина порвали ему горло и размозжили трахею, так что теперь он истекал кровью и суетливые помощники никак не могли ее остановить.





* * *




— Далеко еще? — спросил Духарев.

Рёрех не ответил. И деревлянскому жрецу, который пер через бор уверенно, как хороший пес, вопрос не передал. Может, не услышал. Вид у старика был измученный.

«Как бы с коня не упал», — подумал Сергей и сделал знак одному из гридней: присмотри за дедом. Но, когда тот поравнялся с Рёрехом, старый варяг вскинул поникшую голову, буркнул:

— Не боись, не свалюсь.

Деревлянин замедлил бег, потом и вовсе остановился, принюхался.

Рёрех с ним пошептался, затем сам потянул воздух, кивнул и подъехал к Духареву.

— Уже близко, — сказал он. — Чуешь, горелым пахнет?

Духарев принюхался, покачал головой.

— Я чую, — подтвердил Велим.

— И я, — сказала Дакка. — Это что, дядька Рёрех?

— Жертвой пахнет, — мрачно ответил старый варяг. — Как бы мы не опоздали, воевода.

— Так что мы тогда стоим? — сердито произнес Духарев.

— Деревлянин дальше идти не хочет. Говорит: там боги их живут. Боится.

— Больше, чем меня? — прищурился Духарев.

— Больше, — кивнул Рёрех. — Отпусти его, Серегей.

— Ты в своем уме, дед? Чтоб он их предупредил?

— Отпусти, — повторил Рёрех. — Я прошу. Он не выдаст.

— А дорогу как искать?


— Найдем, — уверенно ответил Рёрех.

— Ладно, пусть убирается.

Рёрех подъехал к деревлянину, расстегнул ошейник.

Жрец поклонился в пояс. Молча. И так же молча канул между деревьями. Только его и видели.

Духарев понял: деревлянин в любое время мог смыться. И оставался с ними лишь из-за своих мистических страхов.

— Давай, веди, — приказал он Рёреху.

— Вести и я могу, — влезла Дакка. — Я тоже горелое чую!

— А ты марш в хвост! — рявкнул Духарев. — И чтоб без фокусов. С тобой еще отдельный разговор будет! И за этой, как ее, дочкой Шишки, присмотри! Велим — вперед!

— Разведка? — заикнулся соткик.

— К лешему! Некогда! Гридь, за мной, рысью! — и дал шенкеля Калифу.

Велим тут же его обогнал, повел дружину. Но нескольких минут не прошло — и Духарев тоже уловил запах паленого...



Старшего волоха оттащили от рва. Хругнира скрутили и связали. На этот раз крепко, как остальных. Затем нурману разжали челюсти и принялись пихать в рот землю. Нурман рычал и вертел головой, но деревляне навалились втроем и кое-как справились.

Потом один из них подобрал маленький ножик старшего волоха и с третьей попытки воткнул его в глаз Хругнира...



Славка понял: спасения не будет. Старший волох, который мог его пощадить, теперь не у дел.

У ног Славки на корточках сидел деревлянин. Он держал голову Хругнира. Славка подумал, что мог бы ударить его ногами, но тут рядом со Славкиной головой упал ком земли. Славка дернулся, извернулся: посмотреть, что происходит. И увидел, что спутанный по рукам и ногам Йонах, извиваясь как червяк, выкарабкивается из канавы.

Последнее усилие — и он наверху.

А деревляне ничего не заметили: одни занимались Хругниром, другие на это глазели.

Конечно, глупо надеяться, что связанному Йонаху удастся скрыться, но это всё-таки лучше, чем лежать и ждать смерти. Славка, толкнувшись пятками, отодвинулся на полшага, потом перевернулся на живот, подтянул под себя колени...

Вылезти он не успел. Его действия заметили! Рывок, удар — и Славка опять оказался на спине. Волохи бросили Хругнира (из глазницы нурмана торчал нож) и всей толпой бросились за Йонахом.

Конечно, хузарина нашли.

И поволокли обратно. Но деревлянским богам сегодня не везло. Видимо, они слишком широко раззявили рты. А это может плохо кончиться даже тогда, когда эти рты — дупла вековых дубов.

Вокруг деревлянского капища обычно располагалась сторожа из волохоз помоложе, но сейчас не было никого. Все собрались на капище. Так что русы, спешившись, подобрались к земляному жертвеннику вплотную. Как раз в тот момент, когда деревляне вытаскивали Йонаха из кустов, в которые тот сумел закатиться.

— He стрелять, — одними губами произнес Духарев. — Брать живыми.

Команда бесшумно потекла от цепочки пеших к двум десяткам конных, которым предстояло охватить капище с флангов.

Приказ воеводы никого не смутил. Обратать три десятка невооруженных смердов — дело, с которым справится дюжина дружинных отроков. Таких, как лежащий в канаве Богослав...

Четверо волохов вновь собрались вокруг Хругнира. Еще двое занялись старшим. Остальные выстроились вдоль Канавы, следя за пленниками.

Волох, который взял на себя обязанности главного, потянулся к ножу, торчащему из глазницы потерявшего сознание Хругнира. Но вытащить его не успел. Тупая стрела ударила ему в висок, кардинально изменив и ближайшие планы волоха, и всю дальнейшую судьбу.

Его «коллеги» не успели ему посочувствовать. На капище в считанные мгновения появилось множество пеших и конных воинов. Волохам показалось: сотни. Но это было неверно.

Русов было много меньше. Просто они очень хорошо знали свое дело и при необходимости могли двигаться значительно проворнее лесовиков. Всё закончилось быстро.

Волохи, качественно связанные, легли рядком на тразку. Уцелевших пленников (их осталось всего шестеро) извлекли из канавы, развязали, помогли одеться, напоили вином или медом (по желанию), оказали кому надо врачебную помощь, наскоро опросили и представили самим себе.

Поврачевали немного и старшего волоха. Духарев решил привезти его в Киев — как живой трофей.

Тех, кому помочь было уже невозможно, приготовили к захоронению. Христиан (их оказалось двое) — в землю, остальных — на костер.

Полдесятка развязанных волохов помоложе занимались похоронными делами под присмотром трех русов.

Еще пятеро гридней Духарева форсированно допрашивали волохов поавторитетнее.

Интересовал их только один вопрос. Через десять с небольшим веков в стольном городе Киеве этот вопрос звучал бы так: