Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

– Когда вернусь, возьму в следующее плавание. А пока тебе задание: присматривай за матерью с отцом. Надо, чтобы вы все были целы и невредимы тут, в Иолке.

Настанет день, и Ясон вспомнит эти свои слова.

Когда Орфей встал на носу «Арго» и заиграл на лире гимн, воцарилась почтительная тишина. Братья Калаид и Зет воззвали к отцу Борею, Северному ветру, и к ЭОЛУ, пастырю всех ветров.

На носовом помосте Ясон, чья шевелюра словно пылала огнем на утреннем солнце, стоял, подбоченившись, и выкрикивал приказы отчаливать и поднимать паруса. Три девушки в толпе лишились чувств и рухнули как подкошенные. Палубная команда взялась за снасти, паруса «Арго» развернулись на парной мачте и надулись, ловя ветер. Публика ахнула, а затем ликующе завопила: Ясон спрыгнул с помоста и велел Тифию поднимать якорный камень и отдавать швартовы.

«Арго» чуть просел – будто нырнул, чтобы намочить клюв, а затем выровнялся и безмятежно двинулся вперед, из-под расписной фигуры на носу заструилась волна. Невиданный доселе корабль. Ни качнет, ни отклонится от курса, и ни единого скрипа от досок. До чего же солидный и стойкий, до чего скорый, стремительный, изящный и истовый.

Граждане Иолка глядели вслед кораблю, пока не стал он точкой на горизонте. Пелий забрался в свой паланкин и оглянулся на Эсона и Алкимеду, стоявших поодаль на набережной, рука в руке.

«Пусть себе ждут, пока не сгниют от старости, – сказал Пелий про себя, – их драгоценный сынок не вернется».

Пелий прекрасно знал об опасностях, поджидавших аргонавтов. Огладил бороду. «Интересно, где они причалят в первый раз? Лемнос – самое место. О, как же я надеюсь, что в Лемносе».

Его злонамеренные надежды сбылись. Ясон запланировал именно Мирину на острове Лемнос как первый порт захода. «Арго» плыл на восток от Иолка без всяких приключений. Корабль не только оправдал, но и превзошел все ожидания. Не видали еще моря столь же замечательно выстроенного или оснащенного судна. Высок был боевой дух команды, дельфины прыгали в волнах за кормой, над ними кричали морские орлы – счастливый знак. Моряков бодрила музыка Орфея и знание, что все они – члены лучшей команды, какая когда-либо отправлялась в поход.

– Лемнос через час, капитан, – сообщил Тифий Ясону, прищурившись на солнце и произведя расчеты.

– Соберитесь все сюда, – приказал Ясон. – Для тех, кто не осведомлен: расскажу вам о Лемносе. – Теперь-то он был благодарен за то, что на долгих уроках Хирона в основном внимательно слушал, как кентавр терпеливо излагает ему историю и обычаи племен, народов, краев, островов и царств изученного мира. – Уверен, почти все вы впитали с молоком матери, что как раз на Лемносе младенца Гефеста растили после того, как его мать, Царица неба, сбросила его с Олимпа. – Ясон коснулся губ пальцами правой руки и вскинул ее к небесам, приветствуя свою божественную покровительницу Геру. – Но с тех пор у Лемноса история тяжелая. На острове нет мужчин, одни женщины.

Ликование, смех и грубые выражения восторга.

– Да-да. Но вы послушайте. Не одно поколение назад женщины на острове бросили поклоняться Афродите. Мы все знаем, как эта богиня обращается с теми, кто ее оскорбляет, но с лемносскими женщинами она поступила чрезвычайно жутко – даже для Владычицы Кипра. По ее воле они стали до того омерзительно и несносно зловонными, что мужское население острова не смогло находиться с ними рядом. Поэтому тамошние мужчины сплавали на материк и привезли себе оттуда фракийских женщин и девушек. Лемносские жены не стерпели такого и поубивали всех мужчин прямо в постелях, одного за другим, и на острове остались только женщины. Царствует там ГИПСИПИЛА, и когда мы войдем к ним в порт, вы должны дать мне возможность навестить ее и удостовериться, что нам там рады.

– Они до сих пор зловонны, те женщины?

– Что скажешь? – обратился Ясон к деревянной фигуре на носу. Пусть и вырезали ее по образу Геры, голос и манера говорить у нее были, скорее, как у говорящих дубов Додоны, из чьей древесины фигуру изготовили.

– Ты со мной разговариваешь?

– Женщины Лемноса. До сих пор ли они обречены смердеть?

– Придется вам выяснить самим, вот так-то.

Ясон с командой вошли в маленькую гавань, и там их ждала небольшая, но плотная толпа суровых с виду женщин, от которых не исходило никакого явного запаха. Сама царица Гипсипила, встретившая Ясона тепло и уважительно, не источала ничего, кроме дружеской приветливости. Всем аргонавтам показалось, что проклятие Афродиты, должно быть, снято, поскольку женщины в компании мужчин вскоре выказывали исключительно радость.

– Давайте останемся, – предложил Тифий, уже обнимавший двух улыбавшихся и раскрасневшихся островитянок.

Ясон, совершенно покоренный красотой Гипсипилы, с готовностью согласился.



Аргонавты пробыли достаточно долго, чтобы царица успела родить Ясону двоих сыновей, ЭВНЕЯ и ФОАНТА, – последнего назвали в честь отца Гипсипилы, которого ей удалось тайком уберечь от всеобщего уничтожения мужчин на острове.

– Я спрятала отца в деревянный сундук и спустила в море, – поделилась она с Ясоном. – После этого я слыхала, что он выжил и здравствует[162]. Другим женщинам не говори – они меня ни за что не простят.

– Подобное милосердие так тебе свойственно, – любовно произнес Ясон.

Милосердие тут, возможно, странное слово. Гипсипила запросто допустила, чтобы всех остальных мужчин-лемносцев перебили, пока те спали, но Ясон не позволил этому испортить безупречный образ Гипсипилы, который хранил в своем влюбленном уме. Поклялся в вечной верности ей – и чистосердечно. Первая любовь, она такая.

Прошел еще один год. И вот как-то раз Ясона навестил Геракл, никак не участвовавший во всеобщих забавах и утехах[163].

– Нам полагалось искать Золотое руно, – пробурчал он. – А не брачными играми заниматься, как клятые олени.

– Да, – согласился Ясон. – Да, ты прав.

Прощание было сокрушительным.

– Возьми меня с собой, – умоляла Гипсипила.

– Милая, ты же знаешь, у нас на борту жесткое правило: никаких женщин.

– Тогда возьми с собой наших близнецов. Не место им тут расти. Учиться надо у мужчин.

– Есть у нас и строгое правило «никаких детей»…

Влипли они там накрепко, но все же аргонавтам удалось вырваться, и не успел Лемнос исчезнуть из виду, как Ясон уже размышлял о том, что ждет их впереди. Гипсипила и их сыновья-близнецы испарились из его сознания так же быстро, как сгинули с глаз.

Тем временем на острове до Гипсипилы дошел слух, что зреет восстание и мщение. Возможно, Ясон все же сболтнул кому-то в команде, что царица пощадила своего отца во время бойни. Кто-то из тех членов команды мог выдать этот факт островитянкам, с которыми якшался. Теперь, когда защитник Гипсипилы покинул Лемнос, женщины были готовы разорвать свою царицу на кусочки за подобное предательство. Она забрала сыновей Эвнея и Фоанта и сбежала с острова. Вскоре их поймали пираты и продали в рабство царю ЛИКУРГУ Немейскому[164]. Эвней позднее вернулся на Лемнос и стал править островом. Во время его царствования остров сыграл небольшую, но очень значимую роль в исходе Троянской войны. Чуть погодя он стал плацдармом злосчастной Галлиполийской кампании в Первой мировой войне.






Долионы




Вперед и вперед плыл «Арго», через Дарданеллы и далее к Пропонтиде – Мраморному морю, как мы его теперь именуем. На азиатской стороне аргонавты приплыли к прибрежному царству долионов – правили ими юный царь КИЗИК и царица КЛИТА, они встретили аргонавтов щедрым гостеприимством.

Команда «Арго» как раз отдыхала после пиршественной ночи, когда на корабль напало соседнее племя великанов[165], здоровенных шестируких землеродных[166] чудовищ. Геракл тут оказался замечательно кстати – он повел самых сильных аргонавтов на бой с гигантами. Когда бой завершился, все великаны лежали убитые.

Кизик и Клита были неимоверно признательны за то, что их избавили от хищных разбойников, грабивших царство не одно поколение подряд, и стали уговаривать Ясона остаться и попировать еще. Памятуя о том, сколько времени он потратил впустую на Лемносе, Ясон поблагодарил правителей долионов, но твердо, хоть и с сожалением объявил, что аргонавтам пора в путь.

В ночь после отплытия разразился страшный шторм – он подхватил «Арго» и вынес его обратно к берегу. Но было темно, ни аргонавты, ни долионы не распознали друг друга, и началась лютая бойня. Поскольку на их стороне сражался Геракл, аргонавты наверняка должны были победить, и вскоре почти все долионы, включая радушного царя Кизика, полегли. Настало утро, и первой из дворца выбежала царица Клита. Увидев тело супруга, которого нечаянно прикончил сам Ясон, царица удалилась к себе в покои и там повесилась. При свете дня аргонавты с ужасом обнаружили, чтó они натворили. Помогли захоронить мертвых, принесли искупительные жертвы богам и в сумрачном настроении оставили долионский берег.

– Я все же думаю, – произнес Ясон, обращаясь к фигуре на носу и к Идмону-провидцу, – что вы могли бы нас предупредить.

– Ты ж не спрашивал, – отозвался Идмон.

– У нас над головами буря выла. Волны выше корабля, нас швыряло, как осенние листья на ветру. Как мне было спросить?

– Да просто погромче нельзя было, что ли? – спросила фигура на носу.

– Куда мы теперь плывем? Хоть это-то можете мне сказать?

– Во Фракию, – сказал Тифий, пока Идмон и резная голова мекали, экали и причмокивали.

Южные берега Фракии, которые мы ныне называем Болгарией, тянулись вдоль северного берега Пропонтиды. Те края славились своим лютым воинственным народом, потомками ФРАКСА, сына Ареса.

– Надо ли нам приглядывать за чем-то конкретным? – продолжил расспросы Ясон.

– За всевозможными «г», – проговорила носовая фигура.

– «Г»?

– За Гарпиями, Гиласом и Гераклом, – пояснил Идмон[167].

– А что с ними не так?

Но Идмон и носовая фигура не промолвили больше ни слова.





Гилас исчезает




Восновном аргонавты шли под парусами, но когда ветер стихал, то гребли. В смысле, греб Геракл. Ему по плечу была работа всей команды. Ему только и нужно было, что воды попить да фруктов поесть – и чтобы возлюбленный Гилас утирал ему пот со лба и говорил что-нибудь утешительное.

Геракл понадобился в полный штиль, что последовал за бурей, бросившей их обратно к берегам долионов и к дальнейшей трагедии. Впритирку к мисийскому берегу греб Геракл долгими, мощными ударами весел; возможно, из-за своего норова, а может, от печали греб герой ожесточеннее обычного – и вдруг сломалось весло. Заменить его на борту было нечем, поскольку остальные весла все равно что карандаши по сравнению с этим: у Геракла весло – сосна, с которой обрубили ветви, а вместо лопасти приделали здоровенную железную лопату. Лопасть не повредилась, а вот веретено треснуло так, что и не починишь. Решили пристать к берегу и Геракла с Гиласом отправить за новым деревом. Они вдвоем спрыгнули на берег и двинулись посуху, с ними пошел друг и зять Геракла Полифем.

– Ты ищи там, а я буду здесь, – велел Геракл Гиласу, показывая за дюны. Гилас кивнул и исчез за деревьями вдали.

Вскоре Геракл нашел подходящее дерево. Обнял его и поднатужился. Дерево вылезло из земли, прямо с корнями. Вскинув добычу на плечо, как часовой копье, Геракл свистнул Гиласу.

Направляясь обратно к берегу, он вновь позвал своего возлюбленного:

– Все в порядке, Гилас. Я нашел отличное дерево.

Постоял, подождал, но возник лишь Полифем, и лицо у него было растерянное.

– Очень странно, – проговорил он. – Я вроде как слышал крик.

– Откуда?

Полифем показал назад, на заросли.

Геракл бросил свое дерево, и они с Полифемом побежали к тому леску, то и дело зовя Гиласа.

Кусты и деревья корчевал Геракл, переворачивал валуны и расчищал землю от подлеска, но никаких следов друга не нашел. Полифем не отставал, звал и звал Гиласа.

Расширили границы поиска. За рощей были поля и канавы, но укрыться почти негде. Нет юноши. Исчез.