Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения
Часть 23 из 81 Информация о книге
Освобождение Андромеды. Пьеро ди Козимо. 1510–1515. Галерея Уффици, Флоренция. «Геракл в виде мальчика, удушающего змей» (мрамор), древнеримская скульптура, II в. Капитолийские музеи, Рим, Италия. «Происхождение Млечного Пути». Якопо Тинторетто, 1575. Национальная галерея, Лондон. Мозаика с подвигами Геракла. III век н. э. Найдена в Лирии (Валенсия). Национальный археологический музей Испании, Мадрид. «Геракл, борющийся со львом». Рельеф, терракота. Осип Цадкин, 1932, Брюссель. Афинская аттическая чернофигурная амфора с Гераклом, несущим Эриманфского вепря, ок. 510 до н. э. Музей Гетти, Лос-Анджелес, США. «Амазономахия», I в. до н. э., глина с полихромными следами. Коллекция «Кампана», Италия. «Сад Гесперид». Фредерик Лейтон, ок. 1892. Художественная галерея леди Левер, Ливерпуль. «Битва Геркулеса с великанами», Антонио дель Поллайоло, Гравюрный кабинет, Берлин. «Отдыхающий Геракл». IV в. до н. э. «Минерва передает Пегаса Беллерофонту». Мраморный рельеф. 1771–1773. Фридрих Вильгельм Эжен Дёль. Гота, Германия. «Беллерофонт и Химера». Древнеримская мозаика из Отена, Франция. «Орфей в окружении животных». Археологический музей, Палермо. «Орфей и Эвридика». Энрико Скури, XIX в. Библиотека изображений Де Агостини. Ясон Баран У странствия корабля Ясона «Арго» в поисках Золотого руна есть предыстория, предыстория и еще предыстория. Но это славная, сочная предыстория, поэтому, надеюсь, вы увлечетесь. Сейчас в вас полетит туча имен – как иголки с дикобраза, но вы не волнуйтесь, все важные имена запомнятся[136]. Начнем с БИСАЛТА, героя-прародителя фракийского народа бисалтов. Матерью ему была первородная богиня земли Гея, а отцом – солнечный титан Гелиос[137]. Красавица дочка Бисалта ТЕОФАНА приглянулась морскому богу Посейдону, он выкрал ее и забрал на остров Кринисса, где сам превратился в барана, а Теофану сделал овцой. Через некоторое время она родила чудесного золотого барашка. Пункт первый: теперь в мире существовал прелестный золотой баран с родословной сплошь из бессмертных. Иксион, царь лапифов, однажды, было дело, попытался соблазнить Геру, Царицу неба, на пиру у олимпийцев[138]. Чтобы поймать Иксиона на его низости, Зевс устроил ему ловушку: подослал живое облако в точном облике Геры. Мужлан Иксион накинулся на облако, полагая, что это сама богиня. В наказание за подобное святотатственное намерение Иксиона привязали к вращающемуся огненному колесу и отправили катиться по небу, а дальше – в загробный мир, там-то и остался Иксион навеки. Облако получило имя НЕФЕЛА, и Нефела стала женой царя АФАМАНТА Беотийского, от которого родила близнецов – мальчика ФРИКСА и девочку ГЕЛЛУ. Пункт второй: близнецы Фрикс и Гелла родились у Афаманта в Беотии. Со временем Нефела вернулась к себе на небо облаком и стала второстепенным божеством ксении – высоко почитаемого правила гостеприимства. Афамант собрался жениться вторично и выбрал ИНО, одну из дочерей КАДМА, царя-основателя Фив[139]. Ино обустроилась во дворце Афаманта и, как это бывает со вторыми женами, постановила устранить любые воспоминания о предшественнице. Ино обладала репутацией внимательнейшей и заботливейшей из всех женщин: это она выкормила дитя своей сестры Семелы, которое та родила от Зевса, – младенца Диониса. Другие их сестры, АГАВА и АВТОНОЯ, отвергли Семелу и заплатили за это страшную цену, когда Дионис явился в Фивы и наслал на них безумие – с чудовищными последствиями[140]. Но Ино выжила, сохранив и жизнь, и доброе имя, и мир за это относился к ней с теплом. Однако в глубине души Ино была тщеславной, безжалостной и жестокой. Она с первого же взгляда невзлюбила приемных детей Фрикса и Геллу и решила убрать их со своего пути. От Афаманта она родила сыновей ЛЕАРХА и МЕЛИКЕРТА и вознамерилась сделать так, чтобы, когда Афаманта не станет, Беотией правили они, а не Фрикс с Геллой. Архетипическая злая мачеха, какая проникнет в мифы, легенды и сказки на многие грядущие века, Ино взялась воплощать устрашающе коварный и сложный замысел уничтожения близнецов. Первым делом она подговорила женщин Беотии испортить посевное зерно в амбарах и сараях – обжечь его, чтобы, когда их мужья засеют поля, ничего не взошло. Как она и надеялась, на будущий год урожая не случилось, и царству грозил голод. – Давай пошлем гонца в Дельфы, дорогой супруг, – сказала Ино Афаманту, – и выясним, почему эта беда постигла нас и что нам поделать, чтобы все исправить. – До чего же мудра ты, дорогая супруга, – отозвался влюбленный в нее по уши Афамант. Но гонцы, засланные в Дельфы, были подкупленными ставленниками Ино, а слова, которые они принесли якобы от оракула, были царицыны и ничьи больше. – Владыка царь, – провозгласил старший гонец, развертывая свиток пергамента, – услышь слова Аполлона Дельфийского. «Дабы умилостивить богов за грехи города и за тщеславие граждан его, следует пожертвовать сына твоего Фрикса». Услыхав это, Афамант взвыл от отчаяния. Слишком уж расстроился он, чтобы его внимание привлекли нехарактерная прямота и однозначность пророчества оракула, знаменитого речами темными и двусмысленными. Тут выступил юный царевич Фрикс. – Если моя жизнь спасет жизни других, отец, – произнес он ясным, спокойным голосом, – я счастливо взойду на жертвенный алтарь. Мать его Нефела услышала это с вышины своего облачного дворца и приготовилась встрять. Фрикс, высоко держа голову, дал отвести себя к громадному жертвенному камню, что простоял посреди города не одно поколение. Жертвоприношения людей, особенно юных, ныне считались варварством, неприятным наследием былых времен, когда боги и люди были жестокосерднее. Но богам и людям не растерять жестокости, а потому камень остался – на всякий случай. Царский стражник влез на высокую крышу и принялся бить в барабан. Если уж юнцу предстоит умереть, пусть будет славное зрелище. Женщины Беотии прижали клоки льна к глазам и впечатляюще изобразили плач. Дети, ни разу еще не удостоенные чести наблюдать подобное ритуальное убийство, перли вперед, чтобы лучше видеть. Афамант выл и бил себя в грудь, но голод претил горожанам. Слова оракула были ясны, требовалась жертва. Верховный жрец, облаченный во все белое, выступил вперед, в руке – обрядовый нож из сверкающего серебра. – Кто приносит это дитя в жертву Владыке Зевсу? – Никто, никто! – рыдал Афамант. – Я отдаюсь сам! – твердо произнес Фрикс. Голос подала юная Гелла, не выпускавшая руку брата с того самого мига, как отважный Фрикс вызвался принести себя в жертву: – Я умру вместе с братом! Ино едва не обняла себя саму. «Вот правда, это даже лучше, чем я смела надеяться!» – подумала она. – Нет! – вскричал Афамант. Сильные руки взяли обоих детей и уложили на жертвенный камень.