Гармоника. Пенталогия

— Откуда ты все это знаешь?

— Разведка уже произведена. Я коптер запускал, — улыбнулся Валерий, — в принципе и план обезвреживания в черновом варианте имеется, вопрос только переговоры с ним вести будем до или после акции?

— А сам как считаешь, хотя как по мне то лучше во время.

— Вот и я считаю, что лучше во время и обстановка будет соответствовать, и понимание, что с ним не в игры играют, а все по взрослому.

— Когда думаешь начать? — спросил я Валерия.

— Завтра с утра и начнем, уже все готово.

Солнце только начало вставать из-за горизонта, а в Марьенку уже въезжали две невиданных до селе самодвижущиеся кареты с которых, по мере продвижения выпрыгивали вооруженные люди и быстро рассредоточивались. Входили на подворье, быстро, не церемонясь в случаи чего вязали сонных мужиков и вели к дому Федьки Яреме, которого за косой глаз кликали «Кривой».

На подворье толпой собрались все жители Марьенки. Отдельно в ряд стояли подозреваемые в злодеяниях задержанные мужики за которым присматривали казаки, там же был установлен переносной столик, за которым сидел писать и записывал:

— Значить это ты главный возмутитель спокойствия на государевых землях Федька Ярема по кличке «Кривой», — спрашивал Валерий Александрович, кряжистого, полу лысого косоглазого мужика с когда то пышной бородой, стоящего перед ним на коленях, который втянув шею в плечи еще сильнее склонил голову, от него обильно воняло потом и мочой, а глаз отсвечивал свежим синяком.

— Народ государев обираешь, записывай, — это к писарю, — воровство, товар отнимаешь? — грабеж, указания Его Императорского Величества не выполняешь? — крамола! Из родственничков путем приступного сговора создал банду, — бунт! Поди еще и душегубством балуешь? И выходит тебе злыдень лет 20 каторги в Уральских горах далеких, да на рудниках глубоких, хотя суд определит. Если повезет то может сразу повесят, а подельникам твоим, как пособникам полагается — четвертование или виселица. Сразу и не соображу, у каждого индивидуально выспрашивать станем. Палач у нас в конторе ух и виртуоз, никто от показаний не отказался, все всё признали. Так вот повоспрашаем и воздадим по содеянному, — и многозначительно провел ребром ладони по шее.

От услышанных перспектив на будущее многим «подельникам» стало плохо, а по толпе сначала прокатилось «Ох» и «Ой», переросший в бабий вой, плачь и рёв.

— Ваша милость помилуйте, помилуйте, — запричитал Федька Кривой, которому вторили остальные, до смерти перепуганные мужики. По щекам у многих текли крупные слезы. Федька же слезно простонал:

— Не губи! Бес попутал! — и так натурально стучал лбом о землю, ну прям загляденье, — Все возверну! Все отдам! Не губи Ваша Светлость. Детки у меня малые сироточками останутся, по миру пойдут ой да не губи!

До самого вечера Валерий Александрович задушевно общался с Федькой и жителями Марьенки и как только сил хватило? И пришли они к общему взаимопониманию. Федька с подельниками отдаст все, что отнял у наших крестьян еще и своего чуток добавят, и еще 300 рублей серебром за труды и беспокойство Его Светлости Добрейшего Валерий Александровича, и еще 200 рублей ассигнациями, как возмещение ущерба. На все про все отводилось три дня с доставкой в деревню Андрейки.

Машины с «гостями» уехали, а мужики еще долго стояли на коленях и крестились. Почти все беззвучно рыдали потирая ушибы, проклинали изменчивую судьбу, Федьку и все никак не могли поверить, что остались живы.

В указанный срок в Андрейках прибыл Федька Ярема, по кличке «Кривой». То, на сколько преобразовалась когда то захудалая деревенька его повергло в легкое недоумение. Встретили его верховые казаки, все одетые в одинаковую форму при оружии и под «надзором» провели к барину.

— А Феденька, — ласково начал Александр Николаевич, — прибыл таки, вот ты то мне и нужен.

При этих словах и так перепуганный Федька испугался еще больше.

— Должок привез, как и договаривались, — ели выдавил из себя промолвил он, при этом ложа на стол деньги.

— А это, хорошо, — мимоходом взглянул на них произнес барин, дело у меня к тебе, аккурат по твоей части.

Федька не предвещая ничего хорошего еще больше склонил голову, втягивая ее в плечи.

— Да не горбься ты так, дело говорю к тебе, слышишь?

— Да Ваше Сиятельство, слышу.

— Так вот, хочу лавку открыть в Чудово, в Новгородской губернии. Мне человек нужен хороший да преданный и чтобы в делах толк знал, может присоветуешь кого знающего?

Услышав такое Федька напрягся, приподнял голову и с непонимающим интересом посмотрел на Говорова.

— Так далеко ведь где мы, а где Новгород то, — произнес он.

— Я тебя не об расстоянии спрашиваю, а об человеке хорошем, да чтобы ты за него в ответе был. А будет он там интересы мои представлять. Найдется ль у тебя подходящая кандидатура?

— Подумать надобно.

— Подумай голубчик подумай. Помощь ему окажу какую нужно, умельцев своих попервах дам, мало ль чего дела вдруг какие срочные да неотложные решить надобно будет, — и хитро подмигнул.

— Об этом позже поговорим, а это, — пододвинул к нему им же принесённые деньги, — как аванс человеку тому будет, которого мне присоветуешь и в ответе за которого будешь.

— Так есть у меня человек то такой, — кося глазами на деньги и не веря своему счастью проговорил Федька, — сынишка у меня имеется.

— Ты о своих обломах? Мне грамотный нужен, чтобы читал — писал, бумаги вести умел, а твои кроме как морды бить почитай ничего не умеют.

— Никак нет Ваше Сиятельство, меньшенький у меня имеется, 17 годков ему, — и чуть потише добавил, — бастард. Телом не вышел, но образован, аккурат как Вы говорить изволите.

— Сможет?

— Если мне позволено будет ему в начале помочь, то сможет.

Незаметно для посетителя Александр Николаевич нажал на столе кнопку и в дверях показался казак.

— Игнат, проведи уважаемого Федьку Ярему к Йосифу Моисеевичу. Пусть исправит для него и его младшего сына костюм. Федька, сына как зовут?

— Иван Федорович Яровой.


— Чего так, а ну да, пусть будет Яровой, — согласился Александр Николаевич.

В скорости в пригороде Чудово как бы из неоткуда появился металлический ангар с надписью «Яровой и Ко», вокруг которого огорожен двор в котором окромя прочего стоял ветряк, рядом построен двухэтажный добротный дом с большими белыми окнами, красной железной крышей. От ветряка к дому шли провода, а вечером и ночью в доме ярко светились окна. За забором была охрана из казаков и лютые здоровенные псы.





Глава 3




Север Франции 1940 год. Покинутых фермам и хуторов, вблизи мест боевых действий было больше чем в Польше. На большинстве из них уже успели похозяйничать немцы, которые в основном забирали часть живности, наши же интересы были более обширными, нас интересовало все, от сельхоз инвентаря до содержимого амбаров и хоть видно было, что народ перед эвакуацией собирался, ценного для нас было много. Охрану осуществляли с помощью коптера с видеокамерой и мобильной мотоциклетной группы в немецкой форме.

Мобильная мотогруппа из пяти мотоциклов в немецкой форме, ну почти в немецкой, в камуфляже, бронежилете и немецкой каске в камуфляжном чехле на немецких мотоциклах с немецким оружием, под командованием сержанта Щепицина, который для этого специально учил немецкие слова «Хальт» и «Шнель», при произношении первого нужно было пальцем показать на землю, а при втором махать рукой вдоль груди, приближалась к очередному небольшому хутору-ферме, въехав во двор они обнаружили немецкую грузовую машину, мотоцикл и шесть тыловых немцев, грузивших в нее полу туши уже разделанных свиней:

— Плин, — выругался Щепицин.

Такая ситуация на тренировках прорабатывалась, но все же… отряд разъехался веером беря в кольцо незадачливых тыловиков, ага вон еще двое, выносят с погреба бочонки, отметил про себя сержант, осмотрев своих бойцов, — кивнул. Пфу пфу пфу, глухо прозвучали приглушённые выстрелы, все дело сделано.

— Соломин, — контроль, остальные — проверить все, может где еще эти, — указав на трупы револьвером, — есть.

Этих больше не было, а вот в амбаре нашлось десятка три перепуганных французских солдат.

— Ёлы палы — этих только и не хватало ругался Егорка, — только от одних избавились, так другие появились, товарищ сержант, а с этими что делать будем?





* * *


Остатки батальона французской армии толпой шли в сторону туда… Еще утром это было боеспособное подразделение, но судьба распорядилась иначе. На бошей они вышли случайно, те были на мотоциклах и с ходу открыли убийственный пулеметный огонь. О сопротивлении никто и не думал, французские солдаты в панике бежали от места «боя» и до пока хватило сил. Сейчас это была кучка перепуганных, уставших, затравленных людей по случайности одетых в военную форму французских армии. Некоторые даже имели винтовки. Никто не знал, что же делать. Сержант Венсан Бертран неожиданно оказавшийся старшим по воинскому званию. К нему многие обращались но он тоже не знал что делать. Время было к обеду хотелось есть. Впереди показалось крестьянское селение. Все скопом пошли к нему. Дом был закрыт, собрались во дворе. Кричали, шумели, даже стучали в закрытые окна и двери — тщетно, нигде никого не было и тут во двор въехали боши на мотоцикле за которым ехал грузовик. Та та та та та — прозвучала пулеметная очередь. Французские солдаты, одни начали падать на землю, другие бросали у кого еще были ружья и поднимать руки вверх. У сержанта Венсанта Бертрана на глазах были слезы. И это солдаты Франции, потомки славных героев Вердена. Боши никого не убивали. Они загнали всех в сарай, как скот и заперли. Немцев всего оказалось восемь, к тому же это были тыловики-заготовители. От этого Бертрану было в двое досадно ведь в сарае было пленено и заперто, он сосчитал, 34 француза.

Хозяева бежали и во дворе боши не церемонясь начали колоть свиней, выносить с погреба вино, все это рядовой 2 класса Ив Давыд видел в щель. И вот когда он уже начал надеяться, что немцы погрузив свиные туши уедут к ним неожиданно, на мотоциклах, прибыло подкрепление. При чем один из мотоциклов остановившись перекрыв обзор, но не весь.

— Жюль — ты видишь то же что и я? — возбужденно шёпотом спросил Ив у так же как и он смотревшего в щель за происходящим Жюля Морсье. На его глазах происходило что то странное. Выстрелов не было, но тыловые боши начали падать замертво.

— Соломин, — контроль! Остальные — все проверить, может где еще эти есть. Произнес на чистейшем русском один из «бошей» размахивая явно «Наганом» со странно длинным и толстым стволом, хотя какой это бош, это:

— Русские, — невольно произнес Ив Давыд, а в действительности — сын русского эмигранта Иван Давыдин, волей судьбы находившийся во французской армии, — Господа мы здесь! Освободите нас! — начал он кричать на русском и его услышали.

— Ёлы палы — этих только и не хватало, — говорил один из странных русских другому, — только от одних избавились, так другие появились. Товарищ сержант, а с этими что делать будем?

— Для начала накорми хоть чем, сала вон со свиньи им нарежь. Я пока с товарищем командиром свяжусь, что с ними делать… сам не знаю, — огрызнулся Щепицин.

— Сколько их? — сухо спросил «товарищ командир» сержанта Щепицина.

— Всего 34. Из старших сержант Венсан Бертран, вон тот в сторонке который. Рядом с ним — Иван Давыдин, наш русский. Винтовок французских всего 12, немецких 7.

— Ты же говорил немцев 8 было?

— У одного был автомат. Есть еще пулемет и 6 штук немецких гранат. Но это оружие им отдавать не хочется. Они же не воины, а так стадо.

— Слушай сержант внимательно, — начал говорить командир, доставая карту, — берешь этих французов, вооружаешь чем есть, остальным по гранате и к этому мосту. У меня в машине пулеметы «Шоша» 2 штуки, из тех которые у складов перегрелись и три 105 мм снаряда там же лежат — сделаешь фугасы. Если что то стоящее попадется забирай, а так твоя задача показать лягушатникам, что немцев бить можно. Ждем тебя на этой же ферме. Все — выполнять.





* * *


Сержант Венсан Бертран опять находился в своей стихии. Он был при оружии, у него есть подчиненные и он точно знал, что нужно делать.

Засаду устроили за мостом. Русский сам указывал где кому быть и куда стрелять, на какую глубину должна быть отрыта «ячейка», часто требовал повторения команды:

— Иван, — это к «переводчику», — скажи этому, ёлки-палки его мать, — пусть повторит что ему сказали, задаётся мне он нифига не понял.

Пока растеряно-перепуганный француз пытался сообразить что от него хотят и за одно вспомнить, что же ему приказали, русский ругался:

— Ити ж их мать! Как обучали этих вояк, — сердился Щепицин, — ни в… матери не знают, ничего не умеют, смотрят предано коровьими глазами и ресницами хлопают.