Флаги над замками

– Э-э! – возмущенно завопил отец. – Не переводи продукт!

Он отнял у Сандера бутылку и приложился к горлышку.

– Вот, возьми, прижми к щеке. А то говорить завтра нормально не сможешь.

– Угу. – Отец забрал у сына полотенце и сунул тому в руки бутылку.

Сандер подумал немного и наклонил бутылку над стопкой, наблюдая, как густая струя наполняет ее до краев.

– Знаешь кто я, папа? И кто ты?

– Ну? – Отец поднял взгляд.

– Ты – человек, который в семнадцать разгружал машины с кроссовками на Апрашке. А в моем возрасте уже имел с десяток таких машин. А сейчас – я даже не буду перечислять то, что принадлежит тебе сейчас. «Теодолит» – одна из ведущих компаний в своей отрасли. А я? Сынок богатого папочки, поехавший учиться в Гарвард на деньги отца. Вот скажи, есть чем гордиться? А? Ты бы собой гордился? А отцом таким? А я тобой горжусь, пап, понимаешь?

– Понимаю… – Отец потрепал его по волосам. – Понимаю… Дать бы тебе в морду все же как следует.

– Ну дай. – Сандер усмехнулся и опрокинул залпом содержимое стопки.



Ёситада поднял руку, взглянул на часы и поправил рукав рубашки. Ему показалось, что на нем образовалась складка. И снова огляделся. С одной стороны, этот лифт ужасно его раздражал и временами даже пугал – кабина была почти полностью зеркальной. Кроме пола, но и он был отполирован до блеска. Создавалась полная иллюзия, что висишь в пустоте. Впрочем, существовали лифты и похуже, например полностью прозрачные. С другой стороны, у этого лифта было неоспоримое преимущество – можно рассмотреть себя как следует, даже со спины. А значит, заметить любой непорядок в одежде, обуви или прическе, если таковой имелся. И вовремя исправить. Потому что неряшливости дедушка не терпел. Не терпел настолько, что за недостаточно аккуратную прическу сотрудники вылетали даже из совета директоров. Кто знает, может тот, кто разрабатывал дизайн этого лифта, и правда был движим заботой о людях.

Ёситада увольнения не боялся, но и не хотел раздражать дедушку сильнее необходимого. А лифт тем временем остановился и бесшумно распахнул створки, представляя вниманию Ёситады просторный коридор двадцать восьмого этажа, где находился головной офис «Китаханы». И кабинет дедушки. Сердце компании. Ёситада вышел из лифта и ступил на глянцевый дорогой паркет. Стилизация под древность. Именно стилизация, легкая и ненавязчивая, дерево только устилает пол, все остальное – сталь, пластик и стекло. И огромное панорамное окно с фонтаном и диванчиками возле него. Для посетителей.

Которые оказывались здесь не особенно часто. Телевизор, обычный для таких холлов, отсутствовал. Что должно было подчеркивать, во-первых, традиционность, а во-вторых, серьезность посетителя, желающего попасть на прием к господину Токугаве Ёримицу. То есть, если ты серьезный человек и тебя интересует бизнес, а не развлечения, смотри фонтан. Или в окно.

Ёситада в окно смотреть не любил. Да и задерживаться тут не планировал. Он прекрасно знал, что еще сильнее, чем опрятность, дедушка ценит пунктуальность. Поэтому снова взглянул на часы, помедлил несколько секунд, еще раз оглядел свое отражение в черной полированной двери кабинета и ровно в 12:00 распахнул ее, перешагнув через порог.

И одновременно повернулось большое черное кресло возле панорамного окна, по размерам едва ли не большего, чем то, которое украшало коридор.

В детстве Ёситада думал, что дедушка отсюда управляет городом. Как в фильмах. Сейчас Ёситада понимал, что в детстве не слишком ошибался. Токугава почти век назад отказались от любого участия в политике. Официального участия. И ни разу не нарушали данного слова.

Но разве не знает даже ребенок, что настоящую власть держит в руках не правительство? Истинные правители страны – хозяева крупных корпораций.

Масштаб «Китаханы» не настолько грандиозен. Но это была лишь одна из компаний, принадлежащих семье Токугава. И Ёситада прекрасно знал, зачем он сюда пришел. Осталось совсем немного времени до той неизбежной поры, когда он сам должен будет сесть в это кресло.

Тогда он первым делом распорядится, чтобы на окно повесили… что-нибудь. Например, экран из десятимиллиметровой стали.

С некоторым содроганием, впрочем, исключительно внутренним, он шагнул на середину комнаты. Или, скорее, небольшого зала. Дедушка любил проводить заседания совета именно здесь, в своем кабинете. Кресла, предназначенные для посетителей, прятались в нишах, из которых готовы были выехать, как только понадобится…

…и наброситься на тебя.

Ёситада едва заметно сглотнул и ощутил непреодолимое желание расправить слишком тугой галстук. Но вместо этого склонился в глубоком почтительном поклоне.

– Приветствую тебя, дорогой внук, – услышал он слегка надтреснутый, но привычно спокойный и уверенный голос.

– Я прибыл, мой господин. – Ёситада медленно выпрямился и встретился взглядом с сидящим в кресле пожилым человеком. – И готов приступить к своим обязанностям. – Он немного помолчал и добавил: – Но волосы красить я больше не буду. И линзы носить – тоже.

Ему показалось, что даже воздух в помещении замер и загустел настолько, что стал слышен шум ветра за окном. Но Ёситада смотрел дедушке прямо в глаза. Не отводя взгляда. И эту гнетущую тишину нарушила череда четких редких звуков. Сухих и трескучих, как автоматная очередь в дешевом кино. Дедушка также смотрел на него, не отрываясь, – двигались только руки. «Хлоп. Хлоп. Хлоп».

Ёситада не выдержал и посмотрел вниз. На пол. Стараясь не зацепить взглядом экран.

– Я не ожидал от тебя другого ответа. Я много размышлял: что ты скажешь, какими будут твои первые слова? И не ошибся. Скажи ты что-нибудь другое – я бы крепко подумал, сажать тебя в это кресло или повременить еще десяток лет. Присядь. – Господин Ёримицу сделал приглашающий жест рукой, и одно из кресел выехало из ниши и подкатилось к ногам Ёситады. Тот осторожно опустился на мягкую замшу и наконец-то вздохнул. Дедушка обожал современные технологии и зрелищные фокусы. И оставалось только гадать, подаст ли кофе робот-секретарь или чашечка сама выскочит из столика.

Но Ёситада не угадал. Бесшумно открылась дверца в стене, и совсем юная девушка в деловом сером костюме с совершенно непроницаемым лицом внесла поднос. Расставив чашки на столе, она так же тихо исчезла, словно растворилась в стене.

…Впрочем, кто сказал, что она не робот?

Ёситада едва заметно улыбнулся. Формальности были закончены.

– Ну? А как сам считаешь? Ты готов? – Господин Ёримицу похлопал ладонью по столу.

– Это огромная честь для меня. И нельзя быть к этому готовым. Мне предстоят еще годы и годы учения искусству управления у вас. И все-таки, я прошу ответить на мой вопрос. Почему я? Почему не мой отец?

– Потому что он не Токугава. И такому, как он, не место в этом кресле. Понимаешь меня? – Негромкий голос хозяина компании тем не менее эхом разнесся под сводами зала.

– Да, – коротко выдохнул Ёситада.

– Хорошо, – господин Ёримицу кивнул, – ты должен понимать. Ты мой внук. А тот человек так и не стал мне сыном. А ты? Почему ты сам не хочешь встретиться с отцом?

Ёситада потупился.

– Говори, не смущайся. Я знаю, что ты не навестил Самико с тех пор, как вернулся. Потому что ждешь, когда отец уедет из дома по делам. Ты хоть звонил ей?


– Конечно, разумеется… – смутился Ёситада. Он и сам очень хотел как можно скорее повидать маму, но она не считала пристойным посетить без мужа даже собственного сына. Она, вероятнее всего, просто не хотела ссоры ни с кем из них.

– Я… и отцу звонил тоже. Но ему нет дела, где сейчас Митоко. Он не хочет этого знать. О чем мне с ним говорить?

Господин Ёримицу поднял одну бровь:

– А, на мой взгляд, это похвально, что он так увлечен работой и не смотрит развлекательные каналы. А без твоей сестры сейчас не обходится ни одно приличное шоу.

– Вы смотрите выступления Митоко? Вы? – потрясенно спросил Ёситада.

– Конечно. Девочка отлично поет и замечательно танцует. И кто еще, кроме меня, проследит, чтобы малышку никто не обманул? И не обидел?

– Но… – Ёситада изумленно хлопал глазами, – но это вы лишили ее нашей фамилии! Почему? Если вы понимаете, что сцена – это ее жизнь?!

– А ты не кричи на меня, юноша, не кричи. Жизнь, без сомнения, принадлежит Митоко. А вот фамилия – моя. Подумай об этом как следует. Но позже. А сейчас мне нужно рассказать тебе об очень важном событии. Которое, вероятно, изменит дальнейшую судьбу нашей семьи. И я хочу познакомить тебя кое с кем. Как только он решит свои личные дела и вернется в Токио.



«Зеркало» оказалось вовсе не зеркалом. Киёмаса сосредоточенно рассматривал черную гладкую поверхность такого же прямоугольника, возле которого он увидел Иэясу в первый раз.

– Да, да. Это он. Монитор. Жидкокристаллический.

– Чего? – Складка над переносицей Киёмасы стала еще глубже. – Жидкий? Он что, жидкий, что ли? – Он протянул руку, потрогал гладкую скользкую поверхность и довольно улыбнулся. – А-а-а! Лед! Да?

– Ну… почти, – рассмеялся Иэясу, – это на самом деле стекло. Только не обычное. Помнишь Зеркало Морского Дракона?

– Помню. Оно показывало прошлое и будущее.

– Ну вот. Это что-то вроде. В общем, я знаю, нервы у тебя крепкие, поэтому просто отойди и смотри. Хорошо? И ничего не трогай – это всего лишь картинки.

– Что я, дурак, что ли? – обиделся Киёмаса. – Я же не хочу, чтобы крабы откусили мне пальцы!

Иэясу снова рассмеялся и поднял плоский черно-серебряный прямоугольник. Киёмаса попытался понять, что Токугава делает, но внезапно «зеркало» засветилось и откуда-то полилась тихая мелодия. Киёмаса закрутил головой, пытаясь понять, где находятся музыканты. Наверняка они замаскированы ширмой – его светлость очень любил такие шутки, а Киёмаса любил отгадывать такие загадки.

– Не ищи. Тут никого нет. Откуда звук, ты поймешь позже. Смотри на экран. Вот сюда. – Иэясу протянул руку, указывая, куда нужно смотреть.

На том, что он назвал «экраном», появилось изображение замка. Его, Киёмасы, замка, настолько правдивое, что Киёмасе показалось, будто он смотрит в окно. Он как завороженный уставился в «экран». Картинка задвигалась, и он едва не вскрикнул от неожиданности, но показывать перед лицом Иэясу удивление или страх… Нет уж. Хитрый тануки никогда не поймает его на слабости. Поэтому Киёмаса слегка поджал губы и одобрительно покачал головой:

– О! Это зеркало – превосходная, достойная вещь, я бы и сам хотел себе такую же. Наверное, стоит целое состояние?

Иэясу махнул рукой:

– А, брось. Это ничего не стоит. Небольшой подарок тебе. Смотри, я тебе покажу, как оно работает.

Картинка с замком снова поплыла, поворачиваясь разными ракурсами, потом замок оказался снизу, а Киёмаса смотрел на него с такой высоты, что у него слегка закружилась голова. И он увидел, что замок стоит в самом центре города. Странного, непривычного города.

Киёмаса не знал, как выглядят теперь человеческие города. Он просто ощущал, что с каждым годом людей вокруг его святилища становилось все больше и больше. Он слышал их мысли, их молитвы и просьбы. И именно из них узнавал, как все это время менялся мир. Но это уже начинало забываться, покрываться легким туманом, словно сон, который он помнил, но не более.

А вот эти картинки – они настоящие. Киёмаса, не отрываясь, следил за изображением, которое разворачивалось перед ним. Огромные каменные дома, по сравнению с которыми его величественный когда-то замок казался игрушкой, множество сверкающих стальных повозок, снующих туда-сюда по отличным гладким мощеным дорогам. И люди. Везде толпы людей в разноцветной, непривычной одежде.

Губы Киёмасы растянулись в довольной улыбке, и глаза увлажнились:

– А ведь они неплохо живут, да, Иэясу? Смотри! Они выглядят довольными!

– Да, Киёмаса, да. Ты отлично справлялся все эти годы. Оберегал своих людей и защищал их. – Иэясу коснулся пальцем блестящей поверхности прямоугольника, который он держал в руках, и изображение замерло. – Я расскажу тебе, на что похож современный мир. И покажу.

«Ты моя бесконечная ночь,

Ты мой закат и рассвет…» –





разносилось по коридору.

Эту песню Иэясу знал почти наизусть: очень популярная в этом месяце, она звучала отовсюду. Из приемников проезжавших мимо машин, в магазинах, кафе. «Ты мой закат и рассвет…» – раздавалось едва ли не из каждого второго телефона, прежде чем владелец подносил его к уху.

И – из покоев Като Киёмасы. Четыре комнаты было в его номере, и окна двух из них выходили во двор. И Иэясу, вылезая из машины и отпуская водителя кивком головы, ничуть не сомневался – Като Киёмаса прекрасно разобрался с подаренной ему техникой.

Ты растаешь в моих лучах,

Я замерзну в твоих объятьях…