Этот дождь решает всё

– Зачем? Ты же уверен, что я попала в компанию по блату.

Пальцы умело распутывали длинные локоны. Самого Соломинцева я не видела, и это одновременно и пугало, давая Стасу возможность в любой момент всадить мне нож под ребра – с него станется после укуса, – и умиляло. Он что, парикмахер?

– А ты уверена, что я там задержался через постель. – Пальцы практически коснулись поджившего синяка, вызывая чертовы мурашки, но Соломинцев ничего не сказал ни о «парне», ни об укусе. – Так давай разубедим друг друга. – Он усмехнулся, я возмущенно фыркнула, складывая руки на груди. – Готово! Хотя и до этого было вполне симпатично. Но я испугался, что ты скальп себе снимешь.

– O май гад. Что я слышу? Сам Соломинцев сказал мне нечто, напоминающее комплимент? – притворно удивилась я, ощупала голову и, не удержавшись, съязвила: – Я теперь должна записаться в ряды твоих фанаток?

– Было бы неплохо, – протянул Стас. – Но лучше просто покажи рисунки. Чем Ромка лучше?

– Он общаться умеет? – предположила я.

Сейчас, когда мы мирно разговаривали, решившись на крошечный компромисс, с Соломинцевым было даже весело. Я уже привыкла считать, что он Грей из фильма, который «держится через постель», а не из сказки. В итоге прозвище перестало раздражать. В остальном же в Стасе что-то было. Еще парочка таких спокойных вечеров – и я даже перестану язвить.

– А я нет? – искренне возмутился Стас.

– Не всегда… – отозвалась я и все же сдалась. – Держи, это рабочее, с последнего проекта.

Я сунула Соломинцеву объемную папку, а чистые листы, среди которых покоилась пара набросков с ним в главных ролях, постаралась отодвинуть подальше. Стас моих манипуляций не заметил, просиял и быстренько загреб папку в свои лапки. Секунда – и он уже открыл ее и внимательно, с каким-то затаенным довольством принялся разглядывать рисунки.

Я в свою очередь наблюдала за ним, находя в открывшейся картине нечто завораживающее – как тогда, на набережной, когда представляла Стаса суровым, но романтичным детективом. Сейчас с лица Соломинцева словно слетела вся усталость. Рядом со мной сидел настоящий мальчишка, дорвавшийся до долгожданного подарка. Восторг и искреннее счастье.

– Хорошо, в своей части ты меня разуверила. Не по блату. Правда, очень красиво, – протянул Стас, проводя кончиками пальцев по рисунку с макушками деревьев и закатным небом в лилово-красных тонах.

Рисунок несколько лет пролежал в личной папке, я никому его не показывала, пока Нина не начала причитать, что хочет вставить в игру «безумно красивое небо». При этом она многозначительно поглядывала на меня, словно зная: такая картинка обязательно найдется. Нашлась. Я вспомнила о сокровенном памятном «снимке», который набросала, когда мы с отцом ездили в лес, и вытащила рисунок на белый свет. Афанасьева мгновенно сообразила, что художница отдает работу неохотно, потому сразу за него схватилась. И вот в новой игре уже есть кадр с этим небом. Хитрая лисица!

– Спасибо, Стас. – Я улыбнулась, переводя взгляд с рисунка на Соломинцева.

Тот внимательно присматривался ко мне. Соображал, как лучше разделать, чтобы сварить вкусный суп? Никак. Из одних частей получится слишком жирно, из других – совсем не наваристо.

– Стас? – Он опустил голову. – Не ожидал услышать свое имя из твоих уст.

Я прикусила губу, понимая, что так и есть. Памятное событие, блин. Впервые назвала Соломинцева вслух по имени лично, а не рассказывая что-то Роме.

Говорить мы начали хором:

– Я…

– Слушай, ты извини, что я…

Но возможные откровения прервала мелодия мобильного, надрывно зазвучавшая из сумки. Я подскочила и принялась рыться среди кармашков. Звонила Катя, а раз прямо-таки звонила, дело было определенно срочное.

– Да, Катюш. Я? Практически на работе сижу, а что?

Стас укоризненно вздохнул и покачал головой, продолжая листать папку. Да, знаем, дорогой монстр, ты не любишь, когда к твоей персоне относятся так небрежно. Но так же, как ты ценишь Рому, я ценю свою дорогую Катюшу.

– Что случилось? У нас? Катюш, солнце мое, буду через… в общем, скоро буду, жди меня! Стукни, в конце концов, бабуля чаем напоит. Я бегом, честно.

Отключаясь уже на бегу, я запихнула мобильный обратно в сумку и повернулась к Соломинцеву.

– Слушай, в следующий раз. У меня у подруги какие-то проблемы, нужно бежать. – Я вырвала из рук ошалевшего от такой резвости Стаса папку с рисунками и засунула туда все остальные листы. – Что-то хотел сказать?

– Нет, – замотал он головой. – Нет, ты права, в следующий раз.

– Ну, тогда отлично. Я убежала. – И я торопливо кинулась в сторону лестницы.

– Пока, Пигалица! – донесся следом голос Стаса.

– Достал уже, болван, – крикнула я в ответ, но невольно улыбнулась. После такого легкого и уютного разговора, как сегодня, это его «пигалица» даже веселило.



Темнота уже охватила город, а Стас так и сидел на безлюдном пляже, разглядывая рисунок закатного неба. Ангелина слишком торопилась, убегая, и не заметила, что лист выпал из папки, когда она мчалась по лестнице. А Стас его нашел, разгладил – и оставил себе. Пусть будет, раз его внезапные извинения даже не захотели дослушать.

Стасу правда хотелось как-то все исправить. Он ведь прекрасно понимал, что Прохоров не возьмет в фирму человека, не умеющего работать. Ни Ангелину по блату, ни его самого «через постель». Вот же. Придумала!

В голове постоянно крутилась брошенная сегодня утром фраза Ромыча: «А помнишь, я когда-то точно так же решил, что тебя взяли только из-за должности матери?..»





Глава 10





«В следующий раз», – согласился Соломинцев. И исчез, чтобы «следующего раза» точно никогда и ни за что не случилось. Ромка продолжал заскакивать каждый день, рассказывать новости об их игре, водить в столовую или просто приносить вкусняшки в офис, предлагая попить чай там, а вот Стас как в воду канул, и это почему-то дико раздражало. Только я начала немного проникаться им, только перестала считать совсем уж монстром, как БАЦ – и он исчез. Идеальный фокус.

Не спорю, я сама волшебным образом сбежала от него в наш последний разговор, но никуда не пропадала. У меня были важные дела по спасению потопленной подруги: у Катюши прорвало трубу. Утром. Но заметила она это, только когда вернулась домой и с порога ступила в лужу по щиколотку. Соседи пришли ругаться, сантехники наскоро залатали трубу, пообещав вернуться в неопределённое время утром («Ждите с восьми до двух», – посоветовали они, уходя), а мы полночи пытались избавиться от заполнившей квартиру воды. В итоге ковры, ножки мебели, а самое обидное, паркет были безнадежно испорчены. Катя рвала и метала, представляя, сколько денег предстоит угробить на ремонт – и немного отвлекая от пропажи Стаса.

Марков старался о друге со мной не разговаривать: даже когда беседа касалась Соломинцева, старательно переводил тему. Словно успел о чем-то поговорить со Стасом, и это «что-то» накрепко зашило ему рот. Даже когда мы решили прогуляться, и я, оказавшись на набережной, вспомнила о ссоре с Соломинцевым, Рома предложил мне «просто забыть». Легко сказать, сложнее сделать.

К концу второго дня я поняла, что – внезапно – волнуюсь за Стаса. К концу пятого начала злиться. Катя закатывала глаза и уверяла, что так психовать – ненормально. Я и сама это понимала, но упорно продолжала закипать. Даже Саймону перестала отвечать – сообщения, которые всегда смешили и дарили ощущение теплого пледа на плечах, теперь казались плоскими и глупыми. Извини, парень с зонтиком, ты потерял сноровку. Сейчас я хочу одного: чтобы чертов Соломинцев явился, наконец, и договорил то, что хотел сказать на пляже!

Иначе никак.

А тем временем приближался корпоратив в честь дня рождения фирмы. По поводу ее основания у деда имелась целая трогательная история: о любви к играм, молодежи и, конечно, бабуле, которая была первым бета-тестером любого нового проекта. Бабуля у меня вообще продвинутая, благо, хоть в летсплееры не подалась, хотя году в 2014 яростно боролась за право создать канал на YouTube.

Если проще и не вдаваясь в подробности бурной жизни бабушки, день рождения компании дед всегда праздновал пышно и со вкусом, гораздо интересней, чем Новый год.

На мои сборы, увы, повлияло недовольство из-за пропажи Соломинцева. Но я не понимала этого, пока не пришел день Х.

Праздновали мы в пятницу – дед устроил внеочередной выходной, – и собираться я начала с самого утра. Позвонила Катюше, чтобы проверить, точно ли она пойдет со мной: уговорить ее оказалось сложно, Катя никак не желала брать отгул на работе. Затем я отправилась отмокать в ванной. А вот когда я вышла из душа, кутаясь в халат и вытирая волосы полотенцем, – словно пришла в себя. Почему? Потому что на туалетном столике стояли лаки всех оттенков голубого и синего («Ногти должны быть идеальны, цвета моря»); рядом валялась стопка тканевых масок и всевозможных кремов («У Соломинцева кожа прекрасная, девушка не может быть хуже»); у порога ждали своего часа туфли на высоченной шпильке («Нельзя ведь даже на корпоративе быть Пигалицей!»), а на кровати лежало прекраснейшее платье сапфирового цвета, облегающее фигуру именно в тех местах, в которых необходимо, с глубоким декольте и изящным разрезом по ноге («Соломинцев просто упадет, скотина! Узнает, как обзываться и пропадать!»).

Все. Каждая деталь, каждый крем, каждый кусочек ткани, который я выбрала, были так или иначе связаны со Стасом. Это напоминало помешательство. Плановое безумие. Заговор! А главным заговорщиком выступало на этот раз подсознание.

– Что, предатель? – спросила я у собственного отражения, присаживаясь за туалетный столик и намазывая лицо кремом. – Наслаждаешься? А фиг тебе. Маски я делать не буду, обойдется Стас. И что, если у него кожа окажется лучше моей? Кто станет сравнивать?

Подсознание не отвечало, спрятавшись подальше. Зато маски сиротливо лежали на столе, умоляя ими воспользоваться. Я лишь поджала губы и отодвинула в сторону еще и лаки – синие, голубые, серые и фиолетовые. Всех переливов, как море. Нет, и прозрачный подойдет.

Когда в комнату вошла бабуля, я уже наскоро расчесала волосы, решив не делать даже укладку, и пыталась объявить бойкот наряду, выбранному, чтобы сразить Соломинцева наповал. Я вывалила из гардероба все шмотки, написала Катюше, что ситуация критическая, и закинула сапфировое платье в дальний угол кровати.

– Что делаешь? – лукаво протянула бабушка, заправляя прядь волос в неряшливый пучок.

Владислава Прохорова, моя бабушка, как я уже говорила, – продвинутая особа. К своим почти семидесяти годам она не растеряла стати и красоты; она неизменно следила за модой, красила седые волосы в шикарный каштановый цвет и, не спорю, действительно могла бы собрать несколько миллионов подписчиков на летсплейном канале. Не только потому, что играла в любой шутер или слешер похлеще увлеченного подростка, но и благодаря внешности шикарной дамы. Которая не брезгует приложить противника крепким словцом.

В жизни же бабуля всегда была истинной леди. И сейчас точно заметила и нетронутые маски, и рассыпавшиеся по столу лаки…

– Баб, мне срочно нужно другое платье, – в панике выдала я. – Что это за секси-шмекси? Почему ты меня не остановила? – Я махнула рукой в сторону кровати, где сиротливо валялось выбранное для вечеринки платье. – Это же декольте! Каблуки! Не мой стиль!

Бабушка глубоко вздохнула, покрутила золотой браслет на руке и прошла в комнату, осторожно закрыв за собой дверь. Подняла парочку валяющихся на полу маек, ловко их свернула, сложила на стул и присела на краешек кровати.

– Но оно шикарно сидит на тебе, зайка. Как можно спорить, если внучка сама внезапно одумалась и выбрала что-то потрясающее?

– Но каблуки, – заныла я. – Это ходули. Я же и пары шагов нормально сделать не смогу. Кто только выбрал такую шпильку?

– Ты?

Я застонала, признавая поражение. Да, она права. Но, проклятье, это было помутнение сознания. Я настолько хотела утереть нос Стасу, что не отдавала отчет в собственных действиях.

– Ладно, я выбрала! Но теперь я одумалась заново. И хочу другое платье.

– За четыре часа до мероприятия? – Бабушка вопросительно вздернула бровь.

– Да!

Она не стала спорить – просто поднялась и вышла, а через десять минут вернулась с целой охапкой разнообразных платьев, свалив их на пол со словами «Мало ли, вдруг что подойдет?»

Когда еще минут через десять прибежала Катюша, мы со всеми вещами перебрались в зал, устроив там настоящее дефиле. Бабушкины платья оказались настоящим кладом. Столько тряпок всевозможных стилей и фасонов в моем шкафу отыскать было невозможно. И откуда они у нее?

– Ах, я просто всегда была стройна и гибка, как ива, – пропела бабуля, набрасывая на плечи пышное розовое боа из лебяжьего пуха. – Мне идет?

– Определенно, теть Влада, – улыбнулась Катя, которая успела напялить простое черное платье в стиле Шанель из бабушкиных запасов.

Я меняла наряды со скоростью света. Сначала все мои родные платья и юбки – они отбраковывались взмахом руки бабули, сморщенным носиком Катюши, а также комментариями: слишком наивно, слишком закрыто, слишком открыто, по-рабочему, старомодно. Черт, у меня даже нашлось платье, которое, по мнению бабули, было «как у шлюхи». Потом в ход пошли бабушкины варианты. Кружева, готика, двадцатые года, шестидесятые, яркие платья в стиле рок-н-ролл. В последнем бабуля заставила меня покружиться, придирчиво разглядывая.

– Вроде бы и неплохо, но так и вижу, как Степа, подвыпив, заставит включить «Rock Around The Clock» и отправит тебя на сцену, – наконец выдала она. – Посмотрись, в целом, неплохо.

Я в который раз подошла к зеркалу и устало глянула на свое отражение. Ярко-зеленое платье сидело потрясающе, но… «Эй, так не получится сразить наповал!» – пискнуло подсознание. Заткнись, предатель! Не до тебя сейчас.

– А может, все же снова померишь синее? – предложила Катя, протягивая его мне. Она смотрела, как змей-искуситель. Ну же, попробуй, давай…

– Нет. Это слишком. Как я проведу вечер на таких ходулях? Ты, что ли, будешь в роли телохранителя, который защитит от чужих взглядов и не даст упасть? – проворчала я в ответ.

Подруга пожала плечами.

– А почему бы нет? Мерь.