Если

Следующим утром я готовила для Эша, трудясь над панкейками, яйцами и беконом.

— Святой ад, — сказал он, подходя к пиршеству в своем обнаженном великолепии.

—Ты ведь понимаешь, что люди в здании через улицу могут видеть тебя, — сказала я, бросив в него свой фартук.

— Ну, если ты так настаиваешь, — ответил Эш, надевая его. Он полез в холодильник, чтобы что-то прихватить, открывая мне вид на его голую задницу, по которой я быстро шлепнула.

Я снова влюбилась. Не снова. Я никогда не переставала любить Эша. Но эта любовь была глубже, уходя корнями глубоко в землю. Мы лучше понимали себя как личностей, что позволяло нам быть цельными друг для друга.

— Бёрд, я должен вернуться в Нью-Йорк, — со всей серьезностью сказал Эш во время завтрака.

Мое сердце замерло. Я была неосторожной. Я снова открыла свою душу Эшу, а он возвращался к своей прежней жизни. Он никогда не говорил того, что мы вместе. Между нами никогда не было серьезных отношений.

— Оу, — произнесла я.

— Бёрд. Я должен вернуться к работе. У меня есть несколько проектов, которые я должен закончить. Я никогда не планировал так долго оставаться в Лос-Анджелесе.

— Конечно. Я понимаю.

— Но, я не хочу, чтобы это закончилось.

— Я тоже.

Боюсь, что я слишком быстро прыгнула обратно. Он все еще содрогался и говорил во сне. Он только начал посещать терапевта. И мы жили на противоположных концах страны.

— Так, как мы это сделаем? — спросил он.

— Я не знаю. Я даже не знаю, где буду через несколько месяцев, — сказала я. На этот раз я не хотела отказываться от чего-то, ради кого-то.

— Я могу работать где угодно.

— Эш, тебе все еще нужно закончить и другие дела в Нью-Йорке. Ты лишь прошелся по поверхности существующих проблем.

— Ты права, — сказал он, вставая, чтобы отнести тарелку в мойку. — Но я вернусь к тебе, Бёрд. И если ты мне позволишь, я буду готов жить с тобой даже на гребанной Луне, если придется. Я хочу всю оставшуюся жизнь компенсировать те пять лет, которые я потерял. Я хочу наблюдать за твоими танцами по всему миру. Я хочу иметь с тобой детей. Мы не должны выбирать между нашей карьерой и друг другом. Мы можем иметь все это.

— Я знаю Эш. И я так сильно люблю тебя, но…

— Но, я оставил тебя и разбил твое сердце. Я знаю. Знаю, — сказал он с сожалением.

Я хотела прыгнуть в его объятия, я хотела сказать ему, что я хочу все это тоже, но я так боялась. У нас и прежде были моменты, моменты настолько безупречные, и я думала, что они никогда не закончатся, но затем они исчезали.

— Прости, Эш. Я втянула тебя в свою жизнь и не задумывалась об обязательствах, которые у тебя были. Я бы могла подождать, просто я не знаю, готова ли я прыгнуть.

— Бёрд, я все понимаю. Но я возвращаюсь только, чтобы стать достойным мужчиной для тебя. Я тебя не отпущу. Не торопись. Я буду ждать тебя. И если мне придется ждать вечность, то я так и поступлю.



***



Эш уехал на следующий день.

Я наконец-то поступила мудро насчет нас. Было такое ощущение, что наши отношения всегда были связаны с чрезвычайными обстоятельствами. Потеря моего лучшего друга снова ускорила все, это сделало меня слишком открытой для его любви. Я не могла позволить ему так легко вернуться, не после того, как он оставил меня в первый раз.

Я упаковала специальный проект, чтобы доставить его в багетную мастерскую. Это заставило меня задуматься о том, что еще у меня осталось от Эша. Я вернулась в хранилище и принесла остальные коробки с маркировкой «Эш».

В одной из них были все художественные принадлежности, которые я купила для него. В другой коробке хранились все его сумасшедшие зарисовки, которые он оставил на полу во время своего срыва. Еще одна была заполнена множеством рисунков, которые он создал во время наших танцевально-художественных занятий. И еще в нескольких были другие его проекты с крыши. Но здесь был еще один одинокий проект, спрятанный в углу одной из коробок. Свернутый и завязанный резиновой лентой, он казался забытым и заброшенным. Я сняла резинку и развернула его.

Наше дерево. То, которое нам так и не удалось закончить. Некоторое время я смотрела на него, сидя на полу.

Это дерево ждало годами, чтобы быть законченным. Если я чему-то и научилась от смерти Джордана, так это тому, что ты не должен позволять людям уходить. Я собиралась держать его за руку, точно так же, как и собиралась много лет назад, прежде чем наши отношения внезапно оборвались. Потому что я любила Эша. Нельзя позволять людям, которых любишь, уходить. Нельзя тратить впустую больше ни минуты, потому что минуты драгоценны, и они могут быть отняты раньше, чем у тебя появится шанс сказать или сделать то, что ты всегда хотел.

Я любила его, и я не собиралась любить в страхе. Я очень хотела любить Эша бесстрашно.

Я отпустила Эша, чтобы он мог исцелиться, после того, как он провел недели рядом со мной, отдавая всего себя, помогая мне исцелиться, несмотря на его собственную потерю. Но это не мой стиль. Это не Бёрди Кэмпбелл. Я иду ва-банк. Я люблю сильно. Я же позволила страху и боли диктовать, как мне любить. Ну, больше нет.

Я свернула дерево обратно и приготовилась вернуться к делам любовным.



Эш




У меня был первый день десенсибилизации (прим. переводчика: десенсибилизация и переработка движением глаз — метод психотерапии, разработанный Френсин Шапиро для лечения ПТСР). Она должна была помочь перепрограммировать мой мозг, чтобы справиться с ПТСР. Меня заставляли вспоминать и произносить все те вещи, которые приводили меня в такое состояние. Это было отстойно, но я должен был проработать их. Я должен избавиться от этих моментов.

Я начал заниматься терапией сразу же, как только вернулся, я просто адски скучал по Бёрд. Ничего не чувствовалось правильным без нее.

Я хотел быть с Бёрд, но я не мог давить на нее. Это было бы эгоистично. Я понимал, как тяжело любить кого-то вроде меня. Я понимал, что ей самостоятельно нужно принять решение — доверяет ли она мне снова.

В тот вечер я погрузился в живопись. В моем воображении образовался ряд новых кусочков. Как правило, искусство было словно течение, но я застрял. Все, о чем я мог думать, это Бёрд. Какими полноценными ощущались вещи возле нее. Вся моя энергия была направлена на то, чтобы противостоять желанию позвонить ей и умолять ее приехать сюда. Я должен был уважать ее выбор, даже если он мне не нравился, но это так выматывало.

Потом позвонили в дверь.

— Что за…? — выругался я про себя, когда посмотрел в глазок.

Там никого не было.

Я открыл дверь и выглянул наружу.

Я увидел лазурные и бирюзовые волны, когда голос произнес:

— Есть кое-что, что ты должен закончить, УАТТ.

Размеренными шагами она подошла к углу, где была расположена моя дверь. Я не мог поверить не своим ушам, не своим глазам. Она держала картину, бумага скручивалась вдоль краев, словно долгое время пробыла в таком состоянии. Я узнал прерывистые штрихи зеленого, оранжевого, розового и желтого.

— Я очень долго ждала, чтобы закончить это. Нам нужно определить, на чем мы закончили мои уроки. Я до сих пор не знаю, как нарисовать одно долбанное дерево.

— Ты была моим любимым, и единственным, учеником.

Она опустила картину вниз, когда я обернул свои руки вокруг ее талии и поцеловал ее мягкие губы. Запах лаванды заполнил мой нос. Она была самой сладкой, самой яркой и самой ароматной вещью.

Я отклонился назад, чтобы посмотреть в ее оливково-золотые глаза.

— Ты просто в гости? — Я не хотел строить предположений.

Она ухмыльнулась и посмотрела вниз.

— Я тут подумала, может после дерева ты мог показать мне, как нарисовать лес, а потом реку. Или я могла бы научить тебя чему-нибудь. Несколько упражнений?

— Для этого нам потребуется много времени. Ты ужасный художник, а я ужасный танцор.

— Я знаю, — кивнула она, переплетая наши пальцы.

Я снова притянул ее к себе, смакуя ее поцелуй и волну оттенков и ароматов, сопровождающих его.

Она была редкостью. Она была моей. На этот раз навсегда.

Ее глаза наполнились слезами, когда она целовала меня в ответ.

— Что случилось? — спросил я.

— Прости. Я счастлива, это просто…

— Я знаю, порой хорошие чувства порождают и грустные.

Она скучала по своему лучшему другу, человеку, к которому она бы отправилась, чтобы рассказать обо всех новых планах. Я понимал это, я всегда думал о том, как бы Сара полюбила Бёрд.

— Эш, я просила тебя быть смелым и смотреть в глаза своим страхам. И я должна сделать то же самое. Я боялась того, что чувствую к тебе. Мне было страшно любить тебя, но я люблю. Любила. И всегда буду.

— Бёрд, я проведу каждый день, заглаживая свою вину.

— Нет. Нет, хватит жить прошлым. Нет больше сожалений. Давай любить друг друга сейчас. Давай рисовать и слушать музыку, и танцевать, и… — улыбнулась она.

— Трахаться? — прошептал я ей на ушко.

— Мммхмм, — озорно усмехнулась она. Затем она проговорила это слово для меня, своими полными, розовыми губами.

— Давай сделаем все это, и не обязательно в таком порядке, — сказал я, забирая картину из ее рук.

Мы провели ночь, заканчивая это дерево, и это было лучшее дерево, наполненное оранжевыми, зелеными, розовыми, желтыми, пурпурными, синими, золотыми и красными цветами.

Но это дерево было только началом.

Мы собирались строить гораздо больше вместе.