Еще темнее

Бояться прикосновений твоей любимой! Какой же я мудак!

Ана прижимает меня к себе, гладит мне спину. Ее ладони жгут. Из меня снова вырывается сдавленный стон, готовый перейти в рыдание. Я прячу лицо, уткнувшись в ее шею, ищу там спасение от боли, целую, покусываю, ласкаю языком упругую кожу, а в это время пальцы Аны гладят два шрама на моей спине.

Это невыносимо.

Я лихорадочно целую Ану, наслаждаюсь ее губами и языком и одновременно прогоняю демонов. Мои руки гладят ее тело, а ее руки ласкают меня.

Тьма кружится надо мной, пытаясь оторвать от меня Ану, унести прочь, но пальцы моей любимой меня не покидают. Ласкают меня. Трогают меня. Нежно. С любовью. И я креплюсь и гоню прочь страх и боль.

Веду дорожку поцелуев к ее груди, хватаю губами ее сосок, тяну за него, и он набухает и твердеет. Ее тело выгибается, прижимается ко мне, она стонет и проводит ногтями по моей спине. Это уже чересчур. Страх вырывается у меня из груди, сердце бешено стучит.

– Ох, блин! Ана! – кричу я и гляжу на нее сверху вниз.

Она тяжело дышит, ее глаза полны до краев желанием.

Ее это заводит.

Черт побери.

Не придавай значения, Грей.

Смелее. Приспосабливайся.

Набрав полную грудь воздуха, чтобы замедлить бешеное сердцебиение, веду рукой вниз по ее животу к лобку. Пальцы намокают от ее смазки. И вот они уже движутся кругами внутри моей девочки, а она поднимает бедра, приветствуя мою ласку.

– Ана, – шепчу я.

Ее имя звучит для меня как заклинание, как мольба. Я отпускаю ее, сажусь, и ее руки падают с моей спины. Она больше не прикасается ко мне, и это одновременно облегчение и утрата. Я снимаю трусы, освободив свое орудие, и тянусь к ночному столику за пакетиком из фольги. Протягиваю его Ане.

– Ты хочешь этого? Можешь отказаться. Ты всегда можешь отказаться.

– Кристиан, не позволяй мне думать. – Она задыхается от страсти. – Я хочу тебя.

Она рвет пакетик зубами и дрожащими пальцами медленно надевает на меня презерватив. Мне немножко больно.

– Помягче, Ана, – говорю я. – Иначе ты лишишь меня мужского достоинства.

Она улыбается, а когда заканчивает возиться с резинкой, я ложусь на нее. Но мне нужно убедиться, что она тоже хочет этого, и я быстро меняюсь с ней местами. Теперь она сидит на мне.

– Ты возьми меня, – шепчу я, глядя на нее.

Она облизывает губы и насаживается на меня, берет дюйм за дюймом.

– Ах! – Я запрокидываю голову и закрываю глаза.

Я весь твой, Ана.

Она хватает меня за руки и начинает двигаться, вверх-вниз.

Ох, малышка.

Она наклоняется, целует мой подбородок, проводит зубами по моей щетине.

Сейчас я кончу.

Блин.

Я сжимаю руками ее бедра.

Медленнее, малышка. Пожалуйста, давай медленно.

Ее глаза полны страсти.

И я снова набираюсь храбрости:

– Ана, трогай меня… пожалуйста.

Ее глаза сияют от восторга. Она кладет руки мне на грудь. Они обжигают меня кипятком. Я вскрикиваю и рывком бедер вхожу глубоко в нее.

– Ах-х, – кричит она и проводит коготками по волосам на моей груди.

Терзает меня. Дразнит. Но тьма кружит надо мной, грозит прорвать мне кожу. Все так болезненно, так пронзительно, что из моих глаз брызжут слезы, и лицо Аны расплывается в дымке.


Я быстро переворачиваюсь, и она опять оказывается подо мной.

– Хватит. Пожалуйста, больше не надо.

Она берет в ладони мое лицо, вытирает слезы и тянет меня к себе, чтобы наши губы слились в поцелуе. Вхожу в нее. Стараюсь обрести равновесие. Но я проиграл. Проиграл этой женщине. Я чувствую ее дыхание возле своего уха. Частое. Страстное. Она на финише. Она близко. Но вдруг замедляет ритм.

– Давай, Ана, – шепчу я.

– Нет.

– Да, – молю я и работаю бедрами, наполняя ее.

Она громко стонет, напрягает ноги.

– Давай, детка, мне это нужно. Помоги мне.

Нам это нужно.

Она взрывается, бьется в конвульсиях вокруг меня, кричит, обвивается руками и ногами вокруг моего тела, и я тоже выплескиваю в нее свою страсть.



Ана ласково перебирает мои волосы, моя голова лежит на ее груди. Ана здесь. Она не ушла, но я не могу избавиться от ощущения, что едва не потерял ее снова.

– Никогда не бросай меня, – шепчу я и чувствую, как она упрямо вскидывает подбородок.

– Я знаю, что ты закатываешь глаза от досады, – добавляю я, довольный, что она так делает.

– Ты хорошо меня знаешь. – В ее голосе слышится смешинка.

Слава богу.

– Я хотел бы узнать тебя еще лучше.

– И я тоже, Грей, – отвечает она и спрашивает, что мучило меня сегодня в моем кошмаре?

– То же, что и всегда.

Она настаивает, чтобы я рассказал подробнее.

Ох, Ана, зачем тебе все это знать?

Она молчит. Ждет.

Я вздыхаю.

– Мне около трех лет, и сутенер моей матери опять зол как черт. Он курит сигарету за сигаретой и не может найти пепельницу.

Зачем ей нужно забивать себе голову этой дрянью?

– Ожог. Запах. Крик.

Ана напрягается подо мной.

– Мне больно, – бормочу я. – Я помню эту боль. Эта боль до сих пор преследует меня в кошмарах. А еще то, что мать никогда не пыталась его остановить.

Ана крепко сжимает меня в объятиях.

Поднимаю голову и встречаюсь с ней взглядом.

– Ты не похожа на нее. Никогда и не думай об этом, Пожалуйста.

Она моргает, и я опять кладу голову ей на грудь.

Проститутка была слабой. Нет, клопик. Не сейчас.

Она убила себя. Бросила меня.

– Иногда в моих снах она лежит на полу. И я думаю, что она спит. Но она не шевелится. Она больше не шевелится. А я голоден. Очень голоден. Раздается громкий шум, он возвращается, бьет меня и ругает мать. Он всегда первым делом пускал в ход кулаки или ремень.

– Вот почему ты не терпишь прикосновений?

Я закрываю глаза и крепче прижимаю Ану к себе.

– Это сложный вопрос. – Я утыкаюсь носом между ее грудями, окружаю себя ее телом.