Эпоха пепла

Огня больше не было, а туман, насыщаясь водой, закрыл Джонаса от глаз Анте. Медальон на груди остыл, и кожа вокруг покрылась испариной. Драконий сын оторвал амулет от себя, спрятав его в карман. Каждый вдох давался сложнее предыдущего, и Джонас, недолго думая, бросился из зала. Дверь открылась, и он вывалился в коридор, на всеобщее обозрение наследников, которые не знали, что происходило в стенах зала.

– Сын, – довольно протянул драконий глава и тут же замолчал, заметив состояние отпрыска. Джонас тяжело дышал, пряча руки в карманах влажного сюртука, а зрачки, едва видимые из-за его прищуренных от яркого света глаз, метались, пытаясь рассмотреть всех присутствующих.

– Я уже, папа, – рассеянно сообщил наследник, остановив ошалелый взгляд на Нависе. Дракон, сложив лапы на бесчувственной Лацерне, даже не отвел глаза. Добыча оставалась добычей, и не в правилах хищника было стыдиться победы.

– Пошел прочь! – накинулся Джонас на защитника брата, и, к удивлению присутствующих, голос наследника наполнился яростью. На глазах у заинтригованной знати сын Драконов замахнулся на Нависа, но тот, почувствовав настроение соперника, легко соскользнул с добычи и тотчас исчез в коридоре. Джонас, вовремя вспомнив о тайной ноше, придержал левую руку в кармане, правой поднимая тельце Лацерны. Бросив отцу краткое «Я ненадолго», он ринулся вслед за драконом брата. Интуиция подсказывала, что длинный хвост защитника приведет его к Мейсону, а сам брат наверняка где-то возле Айи. Следит за ней, как за диким зверем, которого нужно усмирить при первом же проявлении опасности. Мейсон невзлюбил наследницу престола еще со школьных времен, и с годами это чувство только крепло.

Джонас оказался прав. У единственной закрытой двери за поворотом коридора, прислонившись к косяку, без движения стоял хозяин Нависа. В коридоре Мейсон был один. Белесый дракон, сложив кольцами свое извилистое тело у его ног, шипел не переставая, словно хозяин понимал его нечеловеческий язык. Клокочущее сердце Джонаса, еще не забыв сладость могущества, просило сорваться на брата, но юноша сдержался, удивляясь чужеродной злости, вспенившейся внутри его тела. Рука Джонаса в кармане дрогнула, покрепче сжав опасный амулет. Магия будто перевернула верх дном его личность, вытащив на свет злость и старые обиды – все то, чему он старался не потворствовать.

Джонас остановился напротив брата, собираясь, если понадобится, силой прорваться в комнату позади него.

«Наверное, не пустит. Спросит, что нужно. Выскажется по поводу внешнего вида и поругает за отношение к Навису. Или же сообщит, что знает о происходящем?» – Джонас перебирал варианты, будто листки бумаги. О том, что Айя за дверью, он не сомневался.

– Проходи.

Одно тягучее слово, и весь пыл Джонаса испарился, словно капля под палящим солнцем. Мейсон опустил дверную ручку и отступил в сторону. Джонас, бросив на брата испуганный взгляд, сделал шаг в темноту, привыкая к скудному освещению. Он не был готов к тому, что увидит. Дверь за его спиной захлопнулась сама, и знакомое чувство липкой рукой коснулось шеи. В донуме было так же страшно.

– Медальон давай! – донесся из недр комнаты обозленный голос, и наследник Драконов испустил облегченный вздох. Айя не одна.

Перед его глазами словно из ниоткуда появился Глубина и вырвал протянутый артефакт. Настроение охранника легко угадывалось. Джонас, возрадовавшись присутствию сильного мага рядом с принцессой, не сразу понял всю уязвимость своего положения. Однако Долора сейчас больше интересовал медальон, который он тут же заковал в водную сферу.

Глаза быстро привыкли в темноте. Джонас положил спящую Лацерну у двери и двинулся вглубь комнаты. Он присел возле принцессы, чувствуя, как страх холодит кожу.

– Айя, – прошептал юноша, но подруга не отозвалась. Он потянул к ней руки и сразу отдернул их – по пальцам ударила вода, накрыв принцессу куполом, словно щитом.

– Не стоит, – предупредил Глубина, не сводя взгляда с медальона. Спрашивать о причине наследник Драконов не рискнул.

– Айя? – протянул обессиленный Джонас, надеясь, что страх в его голосе беспричинен. – Она жива?

– Еще да. Благодаря чему ты тоже пока жив.

Джонас сглотнул. Угроза была предельно ясной. Вода над рукой Глубины испарилась, и он, зарычав, кинул медальон на пол, избегая прикосновения к опасному предмету.

– Ее магия сейчас внутри тебя?

Вопрос при иных обстоятельствах вызвал бы удивление у Джонаса. Однако сейчас драконий наследник понимал, что Долор, снизойдя до разговора, не станет долго ждать ответа.

Наследник Драконов выложил все как на духу:

– Уже нет. Там, в донуме поток огня не прекращался, я не мог и пальцем пошевелить. Но потом… – Юноша запнулся. – Я не знаю почему, но огонь стал паром. Я смог двигаться и сразу выбрался из зала.

– Из нее, – надзиратель бросил настороженный взгляд на подопечную, – до сих пор уходит магия. Но не к тебе. Куда?

– В амулет? – робко предположил Джонас, подползая ближе к подруге.

Глубина тут же отмел эту идею:

– Кроме Анте, ни один предмет не может хранить магию. В медальоне нет сердца, где бы она накапливалась. В нем нет древесины анимы, способной удерживать магию, – я бы это почувствовал. Но сила принцессы все еще проходит через амулет и исчезает.

Напряженный мужчина подошел к отброшенному медальону. Тот поднялся в воздух, крутясь в вихре воды, и Глубина, распаляясь, прошипел:

– Он должен был уже сжаться до размеров песчинки, но этот кусок металла сопротивляется так, будто имеет собственную магию. Моя сила для него – ничто.

Водный поток стал совсем слабым, и амулет, жалобно звякнув, вновь оказался на полу. Глубина чувствовал, как гнев вытесняет магию из сердца. Так не пойдет. Он повернулся к Джонасу, от вопросов перейдя к приказам:

– Сожги медальон. Посмотрим, как он отреагирует на огонь вне донума.

– Я… – запнулся наследник, пряча глаза. Кажется, Айя даже под страхом смерти не открыла Глубине его секрет.

Молчание было мучительным, и с каждой его секундой надзиратель принцессы все больше верил своим убеждениям. У Айи не было друзей, и даже Джонас, на чью сторону она становилась без расспросов, не спешил ей помочь.

Драконий наследник боялся поднять глаза. Лица охранника он, хвала Санкти, в темноте не различал. Джонас плохо знал этого человека, хотя Долор уже два года служил принцессе. Охранника Айи окружал ворох слухов; много говорили и о силе в его руках. Джонас нервно сглотнул, на секунду представив, как Долор обернет свой дар против него, если он откажется.

– Принцесса запретила мне выдавать вас. Я сидел здесь, наблюдая, как она иссыхает без магии. Без моего вмешательства Айя уже оказалась бы выше драконьих звезд, а ты еще раздумываешь?! – Глубина навис над юношей, готовый силой заставить его использовать огненный дар. И плевать на гнев целого драконьего рода, если они выращивают таких трусов.

Глухой рык прервал стремящийся в пропасть жизненный путь Джонаса, и выход, родившись в голове подобно молнии, озарил его отчаянную голову.

– Лацерна! – облегченно вскрикнул наследник, потянувшись к своей защитнице. О том, что она в комнате, Джонас напрочь забыл. Дракониха, продираясь сквозь Навязанный сон, по-собачьи потрусила головой, миг спустя оказавшись зажатой в объятиях своего хозяина.

– Моя магия слаба, но сила Лацерны – нет! Она может разрушить весь донум, а медальон без сердца не сравнится с силой Анте, ты сам сказал, – протараторил Джонас, поднося недовольную пробуждением защитницу к амулету. Она повела носом и тут же вырвалась из рук юноши, издав хриплый рев. В янтарных глазах Лацерны, которые в темноте казались огоньками свечей, читалась настороженность, и Джонас поубавил возбуждение в голосе:

– Жаль, что до Представления мы не обратили на твой рев никакого внимания. Прошу, сожги амулет!

Уговаривать Лацерну не пришлось. Своего хозяина она понимала с полуслова, а одной мольбы в его голосе вполне хватило бы, чтобы спалить не только амулет, но и сам донум.


Глубина присел рядом с Айей, накрыв пальцами ее запястье, пока пламя из драконьей пасти проворно расправлялось с источником их бед. Медальон таял, словно зефир в огне. Неожиданно в голове охранника возникла мысль, что они могут ошибаться. Но поворачивать назад было поздно.

Поток огня прекратился, и Лацерна издала победный клич, причмокнув губами. От артефакта не осталось и следа. Джонас наклонился к Айе, желая проверить ее состояние, и тут же растерянно ойкнул. Глаза принцессы были широко открыты, а рот замер в немом крике.

Глубина, положив руку на затылок подопечной, медленно приподнял ее голову, и дыхание принцессы опалило его кожу.

– Все закончилось, – сообщил он, видя, что Айя очнулась. Однако душа ее, как показалось стражу, была еще не с ними.

Интересно, где пряталось сознание девушки с тех пор, как она перестала отзываться на свое имя? Внушал ли другой мир страх или причиной немого крика, застывшего на губах принцессы, стало то, что ее вырвали оттуда?

Джонас, не дожидаясь слов, аккуратно обнял подругу, бормоча извинения. Лацерна, довольная собой, подползла ближе и улеглась на ноги Айи. «Словно кошка придавила мышь лапой», – мысленно сострил Глубина и сам поразился тому, как быстро произошедшее для него уже стало прошлым. Он потянул носом, ощущая, как воздух наполняет легкие, растворяя напряжение. Стоило расслабиться. За один спокойный вздох ничего не успеет произойти.

Айя же считала иначе. За тот последний вздох на грани жизни и смерти ее мир изменился. Принцесса чувствовала, как сдвинулась с места стрелка ее компаса жизни. Лацерна, грея своим телом ее замерзшие ноги, не сводила с девушки осознанного взгляда. Дракониха была довольна.





* * *


Дверь донума закрылась очень тихо.

– Спасибо, – пробормотала в пустоту Айя, уверенная, что зал щадит ее гудящую от боли голову, по которой последние пару часов, похоже, топтались все защитники Медведей.

Принцесса, не испытывая и малейшего воодушевления, села прямо на пол у Гласа Владык. Путь от комнаты, где она едва не простилась с жизнью, до зала отнял последние силы. В ушах еще звенел голос матери за минуту до Представления: орлиная королева не собиралась отчитывать дочь при других, но ее острое «Поговорим позже» сулило принцессе познание всей глубины стыда в ближайшее время. Мать была разгневана, ведь Айя пропустила свою очередь, и после Джонаса в донум зашел Мейсон. Принцесса знала, что, не ровен час, ее нарекут самой несобранной наследницей в этом году. Вдобавок к прочим «титулам».

– Поговорим? – Айя подняла голову к матовому шару. Если верить древним историям, то в нем хранилось перо создателя, способное тысячи лет удерживать магию. Принцессе сложно было воспринимать шар как бездушный предмет, пусть даже в его природе до конца не разобрался ни один служитель Санкти. Она представляла Анте чем-то вроде Владыки, но куда более человечным и близким, нежели настоящие Санкти.

Айя верила, что шар может слышать; надеялась, что он поймет и передаст Владыкам все, что она собиралась сказать.

Девушка протянула руку и коснулась стеклянного тела. Определитель, Судья, Вечный Взор, безразличный Анте – как только не называли Глас те, кто не удостоился чести быть избранным им. Принцесса никогда не проклинала шар за проигрыш – хотя бы потому, что выигрывала каждое Представление, в котором участвовала с пятнадцати лет. Мало кто удивлялся ее завидным успехам, ведь все участники Представления задолго до его начала знали, кто станет победителем.

– Тебе сегодня досталось, да? – спросила девушка, мягко скользя пальцами по холодной поверхности. Она обращалась к шару словно к старому другу. – Мой огонь уже внутри тебя – думаю, ты удивился. Я никогда не обрушивала столько силы на твое тело. Тем более через чужие руки. Но ты сразу уличил Джонаса в обмане, да?

Пальцы принцессы замерли.

– Способен распознать малое, но не видишь большего. Как бы ни старались Владыки, времена, когда их Глас мог выбирать, давно прошли.

Скинув туфли с усталых ступней, Айя поднялась на ноги, чувствуя, как меняется почва под ее ногами. Внутри донума цвели иллюзии. Комната виделась принцессе частицей леса: под ногами пружинил грунт, а над головой, за ажурной тенью листвы, в небе сияли звезды. Внутри анимы правила ночь – благодатное время для вора и лжеца, который хочет поведать свои тайны.

Наследница Орлов покрепче вцепилась руками в шар, словно Глас мог выбить опору из-под ног. Айя хотела закончить начатое. Анте был единственной связью с Владыками, наиболее доступной возможностью получить от них ответ, пусть везло далеко не каждому из тех, кто осмеливался задавать вопросы.

Принцесса сделала глубокий вдох.

– Ты решаешь, кто достойнее, но еще раньше за тебя решают, кто будет самым сильным в назначенный день. Все наследники, кроме одного, накануне Представления отдают большую часть своей магии защитникам. Они заходят в донум ослабленными, атакуют едва ли в половину своих возможностей. Ты сравниваешь силы и легко определяешь победителя, не догадываясь, что его имя король назвал еще до Представления. Таким образом моя семья год за годом выигрывает Представления и правит уже столетие. До этого короны на своих головах несли Драконы, еще с тех времен, когда школа открыла двери первым ученикам. Куницы и Медведи едва помнят имена своих королей – их было настолько мало, что и правлением это назвать нельзя. Как Владыки позволяют подобный обман? Где их гнев? Либо им действительно все равно, кто правит от их имени, либо они давно отвернулись от нас. Либо… – Айя запнулась, – Санкти очень заняты сокрытием того, что я увидела.

Дальнейшее принцесса выпалила на одном дыхании:

– Пока Джонас тратил остатки моей силы, меня утянуло в сон, слишком реальный, чтобы его забыть. Я парила над бескрайним морем, и солнце жгло мне глаза. На горизонте в ярких лучах сияла одинокая жемчужина – белый храм, который рос из воды. Я чувствовала присутствие Владык в каждой частице земли, в каждой капле моря, хоть и не видела их тени над головой. Я слышала шелест крыльев за спиной. Равиль, моя защитница, несла меня к храму. Владыки давно забрали ее в Вечный Океан, но во сне позволили полететь со мной.

Айя прижала руку к плечу, будто вновь ощутив на нем тяжесть птицы.

– Вода вокруг начала таять. От бескрайнего моря остались небольшое озеро, храм и два рукава реки. Один утекал вдаль, к землям, которые не различат даже мои глаза; второй разливался под ногами, тянулся к просторам за моей спиной. – Айя перевела дух. Страх и подозрение смешались в едином порыве, и слова, первые дети намерения, слетели с губ: – Я знаю, что это не простой сон. Пусть я и устала, пусть в тот миг была на грани смерти. Едва увидела храм, как сердце заныло от тоски. Словно эта святыня – все, к чему я стремилась в жизни. Единственная цель, конец моего пути.

Принцесса замолчала, собираясь с силами.

– Как только я попыталась рассмотреть храм, Равиль потянула меня назад, да так быстро, словно я увидела больше, чем должна была. Но ее крылья оказались не так быстры. Я рассмотрела второй рукав реки, который тянулся к землям за моей спиной. У самого берега на небольшом холме стоял дом, который я, хоть во сне, хоть наяву, отличу и по одному камню.

Принцесса, опуская голову к самой поверхности шара, тихо пояснила:

– Это был дом Джонаса. Гнездо Драконов, которое на самом деле построено у конца Драконьей реки, там, где она впадает в Мертвое море. – В голосе Айи зазвучал гнев. – И нет дальше него никакого озерного храма, построенного за границей тени Владык. Но эти стены так же реальны, как и Санкти над моей головой, я уверена. Потому спрошу, и ты передай им мои слова: почему вы скрываете храм от чужих глаз?

В вопрос Айя вложила всю твердость, на которую была способна. Слова повисли в воздухе. Анте молчал, и, казалось, внутри анимы пропали все звуки. Неужели принцесса думала, что так просто получит ответ? Что легко сможет услышать голос Анте или самих Владык, и безмолвные доселе Санкти поведают, почему она увидела скрытое место?

Айя почувствовала, как запекло кожу рук, которая прикасалась к телу стеклянного шара. Вскрикнув от неожиданной боли, она оторвала ладони от Анте. Огонь, исчезая в теле Гласа, впервые навредил ее рукам. Анте загудел, покрываясь алым светом, и капля пота спустилась по спине принцессы. Это был голос Владык. До ужаса смущающий и ни капли не понятный. Похожая на оглушающий набат, их речь утихла так же быстро, как и началась.

«Ты хотела ответа, и вот он», – решила принцесса.

Айя вернула красные ладони на тело Анте. Стекло было холодным и тихим, словно не оно только что стало проводником для гласа существ, сотворивших мир. За спиной принцессы отворилась дверь, и указание Санкти стало предельно ясным.

«Пошла прочь», – вне сомнений, говорили они.

Айя, покорно склонив голову, покинула зал, радуясь, что не накликала на себя бо́льшую беду. Гнев Санкти – это не привычное порицание, а значит, она определенно была права, не отпустив нить тайны, которую – случайно ли? – ухватила. А чужой секрет вполне можно использовать для защиты Джонаса. Особенно если он принадлежит самим Владыкам.