Другая женщина

— Да, она в полном порядке. И вообще все хорошо.

Я рассчитывала на более подробный ответ, но он заставлял меня все вытягивать из него клещами.

— Какие новости? — спросила я. — У тебя все нормально?

Так странно было говорить с Джеймсом по телефону. Другое дело — обмениваться эсэмэсками. Тут почему-то чувствовалась существенная разница. Когда-то наша дружба была такой легкой и непринужденной. Теперь же, казалось, она переходит невидимую грань.

— Да, у меня все отлично. — Он произнес это слишком медленно.

Я ждала, не очень понимая, что сказать дальше.

— Тут просто… м-м… Я тут оказался в твоих краях и подумал — может, у тебя найдется время выскочить попить кофе?

— Что-что? — Не знаю, сказала я это вслух или нет.

— Ты здесь?

— М-м… да, я слушаю.

— Я не расслышал — «да» или «нет»?

— Э-э… извини, но я сейчас в Канэри-Уорф. Было бы здорово, но у меня сегодня дел невпроворот. Одна встреча за другой. В этом бизнесе из нас все соки выжимают. — Я услышала, как издаю фальшивый смешок, чтобы разрядить обстановку. Я решила: вряд ли он почувствует эту фальшь, он недостаточно меня знает.

Я подумала о мужчине на том конце линии. Я всегда представляла себе, как он, по щиколотки в земле, разравнивает граблями клумбу, а потом вытирает руки о неопрятную серую футболку, которая когда-то была белой. Черты его лица — почти такие же, как у Адама, но более молодые, более заостренные, более точеные. Он откидывает волосы со лба, и видно, что под ногтями у него грязь.

А теперь он вдруг оказался здесь, в этой «бетонной метрополии», как он — я слышала — называл Лондон. Мне казалось, он совсем не поклонник больших городов. Что же он тут делает? Неужели он ради такого случая облачился в костюм? И вот бродит по лабиринту небоскребов, все отчаяннее стремясь вернуться на свои обожаемые зеленые пастбища?

Осознание того, что я думала о нем, представляла его себе (и, видимо, не впервые), заставило меня покраснеть.

Заикаясь, я сказала в отверзшуюся тишину:

— М-м… может, в другой раз?

— Ну да, конечно, ничего страшного, — быстро отозвался он. Казалось, он смущен и теперь ему хочется побыстрее свернуть разговор.

Послав «пока» в молчание, которое он после себя оставил, я какое-то время неподвижно стояла на углу площади Кэбот-сквер. Холодный ветер свистел вокруг меня. Я в недоумении пялилась на экран телефона.

Я пыталась сосредоточиться на работе, но мне все не давала покоя одна мелочь, засевшая где-то на задворках сознания. Что значит — «я тут оказался в твоих краях»? Это и правда так? Или тут что-то более сложное? И если да, то почему?





16




Не знаю, почему я не рассказала Адаму про этот звонок Джеймса. Чувствовала, что следовало бы о нем упомянуть, но о чем тут рассказывать? Джеймс правильно сказал — «ничего страшного». Но если бы Адам позвонил подружке Джеймса как бы случайно, просто потому, что проезжал мимо тех мест, где она живет или работает, — о, я бы решила, что это говорит о многом. Я отлично понимала, что тут действуют двойные стандарты.

Я провела три недели, прошедшие после «инцидента», пытаясь применить то же взрослое отношение к патовой ситуации, сложившейся у нас с Памми. Да, случившееся было, что называется, достойно сожаления. Но как только я об этом как следует задумалась, меня осенило: судя по всему, для Адама и его матери эта проблема была гораздо серьезнее, чем для меня. Ну да, я испытывала определенную неловкость, но я стала лишь пешкой в их игре. Если бы, боже упаси, все вышло наоборот и это моя мама увидела то же, что Памми, меня ждали бы страшные душевные муки. Поэтому (хоть я и сомневалась, что она когда-нибудь станет моим самым любимым человеком на свете) я решила изо всех сил попытаться каким-то образом извиниться перед ней за эту историю — в подходящее время. Впрочем, я не ожидала, что мне придется так скоро испытать на практике свою новую жизненную философию.

Мы договорились в ближайшее воскресенье пообедать втроем в Севеноксе, в рыбном ресторане. «Думаю, будет лучше, если мы встретимся на нейтральной территории», — заметила Памми. Она произнесла это так, словно встречаются два руководителя государств, пытающиеся предотвратить третью мировую войну. Как всегда, мы покорились ее желанию и явились в Loch Fyne близ Хай-стрит. Мы припарковались на стоянке позади Marks & Spencer, и Адам обнял меня одной рукой, пока мы шли по проходу, срезая путь к ресторану. Это был вполне обыденный жест, он сто раз так делал, но мы уже почти месяц не спали друг с другом, и от его прикосновения меня бросило в дрожь. «Когда вернемся домой, попробую еще раз», — подумала я. Но подобные попытки нельзя предпринимать без конца — когда ты ставишь себя в такое положение, зная, что тебя отвергнут. Я не убираю с лица слабую улыбку, притворяюсь, что это не важно, притягиваю его к себе, чтобы приласкать, — в тех редких случаях, когда он это позволяет. Но все это не важно. Хуже всего для меня то, что во всем этом, опять же, виновата только она.

Мы свернули за угол, и на меня вдруг налетел ледяной ветер. Я плотнее запахнулась в пальто, радуясь, что еще и надела под него свитер грубой вязки. В итоге выглядела я не сказать чтобы шикарно, но ничего шикарного я в себе и не ощущала. Даже не потрудилась вымыть утром голову. Зачем зря тратить шампунь и кондиционер, если она все равно будет отпускать свои уничижительные комментарии, в каком бы виде я ни появилась — с сальным хвостом или со сверкающими пружинистыми кудрями, каскадом ниспадающими на плечи.

Хотя мы вошли на пять минут позже назначенного срока, я знала, что ее не будет. Она никогда не приходит вовремя. Предпочитает выждать как минимум четверть часа, прежде чем торжественно появиться. Чтобы гарантированно обратить на себя всеобщее внимание и избежать унизительного одинокого ожидания. Памми знает массу таких приемчиков, я тоже кое-какие освоила, но, скорее всего, даже я поразилась бы, узнай я все трюки из ее арсенала.

— Ну как, будем обсуждать то, что случилось? — спросила я у Адама, пока метрдотель принимал его пальто. Свое я решила не снимать, пока немного не оттаю.

— Нет, — лаконично ответил он.

— Разве тебе не кажется, что нужно…

— О господи, Эм. Не надо об этом больше, вот и все. Ей и так пришлось много перенести. Я уверен, она не хочет, чтобы мы это снова ворошили. Во всяком случае, сам я чертовски уверен, что мне этого не хочется.

Я подумала: да уж, мне явно предстоит много радости. Два, а то и три часа торчать в обществе женщины, которой невыносим сам мой вид, и жениха, который терпеть не может находиться рядом со мной. Когда мы садились за стол, какие обычно ставят в отдельной кабинке, мне пришло в голову, что Джеймс тоже мог бы прийти — поддержать свою бедную скорбящую мать. Ну просто отлично. Кажется, хуже и быть не может.

Разумеется, ровно через пятнадцать минут после назначенного времени в зал вступила Памми, на лице которой читалась сложная смесь любви и ненависти. В знак приветствия она крепко обняла Адама.

— Ах, милый, так приятно тебя увидеть, а то я уже начинала думать, что… — Она сознательно не закончила фразу, опустив печальные очи долу — для вящего эффекта. — О, Эмили! — Она повернулась ко мне, изображая чуть ли не удивление оттого, что я тоже здесь. — Давно не встречались, — добавила она холодно. И, уже отвернувшись от меня, заметила: — Но ты хорошо выглядишь. Немного поправилась, тебе это только на пользу.

Незаметно от нее я подала сигнал Адаму в надежде, что он заметит мое бедственное положение, но он лишь слегка покачал головой и снова посмотрел на нее.


— На самом деле я не… видимо, это просто из-за широкого пальто и свитера так кажется, — пробормотала я, ущипнув пальто за один из швов, словно чтобы доказать его объемность. Но они уже вовсю болтали друг с другом о чем-то еще.

Даже после трех бокалов пино-гриджо лучше не стало. Казалось, у них собственный клуб, а мне отказано в членстве.

— А помнишь, как вы с Джеймсом нашли крабов на пляже в Уитстабле? — Она засмеялась.

Адам расплылся в улыбке:

— Нацарапали свои имена у них на спине и устроили между ними гонки.

— Точно, точно, — произнесла она, заходясь, словно кашлем, преувеличенным хихиканьем.

— Мой так ни разу и не выиграл, — проговорил Адам.

— Кажется, вы тогда из-за чего-то ужасно поссорились? — заметила Памми. — Джеймс все время плакал, пока мы ехали домой.

Адам сделал большие глаза:

— Разве ты не помнишь? Он страшно переживал: мы пошли наполнить ведра морской водой, а когда вернулись, его краб лежал раздавленный.

Памми медленно кивнула:

— Да, теперь вспомнила. Правда, я до сих пор не понимаю, как такое могло случиться.

Адам рассмеялся.

— Видно, приливом принесло камень, вот его и побило. А может, это было идеальное убийство… — Он покосился на меня: — И с тех пор я никогда не ем крабов.

Я вымученно улыбнулась.

Конечно, я пыталась уверить себя, что он просто ломает комедию, чтобы вернуть свои отношения с матерью в прежнее русло. Ну хорошо, а как насчет наших отношений? Разве не они нуждались в спасении? Мы с ним почти не разговаривали с тех пор, как она тогда нас застала. Не говоря уж об интиме. И все это начинало меня грызть. Подтачивать меня, откусывать от меня по кусочку. Все между нами было бы идеально, если бы она просто вела себя нормально. Как полагается обычной матери.

К четвертому бокалу, примерно в тот момент, когда она стала спрашивать Адама, что бы им купить Юэну, сыну Линды, на совершеннолетие, я почувствовала, как внутри у меня нарастает очень неприятное ощущение.

— Так ты думаешь, ему понравится красивый бумажник? — Она спрашивала Адама, а не меня. Она ни разу не взглянула на меня, после того как отпустила эту фразочку насчет моего веса, и даже тогда она, по-моему, толком меня не рассмотрела. Иначе могла бы заметить, что в действительности я похудела, но тогда ей бы не удалось отпустить приятный для себя комментарий, верно?

— Мне кажется, его это обидит. Но, по-моему, если мы все скинемся по пятьдесят монет, то сумеем добыть ему что-нибудь приличное — скажем, костюмчик от Пола Смита, — предложил Адам.

— Отлично, — проговорила Памми с каким-то возбужденным хриплым присвистом. — Я внесу пятьдесят фунтов, ты внесешь пятьдесят фунтов, а насчет Джеймса посмотрим, ты же знаешь, он зарабатывает не так много, как ты.

Она обращалась только к Адаму.

— Тогда я, видимо, внесу двадцать пять, — неловко вставила я. — Половину доли Адама. Ну, в том смысле, что это от нас обоих.

Она глянула на меня с неприкрытым презрением:

— Спасибо, милочка, но в этом нет никакой необходимости. Это подарок от семьи.

И она с легким смешком повернулась обратно к Адаму.

— Но я тоже семья, — прошипела я. Я понимала, что слишком много выпила, потому что рот мой казался какой-то отдельной от меня частью тела. Губы двигались, но я не могла контролировать звуки, которые из них выходили.

— Ничего страшного, Эм, я внесу за нас обоих, — вмешался Адам.

— Я не хочу, чтобы ты что-то за меня вносил, — возразила я, подчеркивая это «вносил». — Если на подарке будет стоять мое имя, то я хотела бы внести свой вклад.

Памми повернулась и снисходительно посмотрела на меня. Ее очки без оправы съехали на кончик носа, что придавало ей сходство со школьной директрисой.

— Ладно. — Адам вздохнул. — Поступай как знаешь.

— А по-моему, это просто смешно. — Памми и в самом деле рассмеялась. — Ты его почти не знаешь, и тебе незачем раскошеливаться на подарок. Он тебе даже не родня.

— Но семья Адама — это и моя семья тоже. — Казалось, я уже не в состоянии контролировать громкость своего голоса. — Не пройдет и двух месяцев, как мы поженимся и я стану миссис Бэнкс. — Я увидела, как она вздрогнула. Это было очень заметно. — И после этого все мы станем родственниками.

— Мама, если она сама хочет так сделать — отлично, — произнес Адам.

«Да! — подумала я. — Спасибо тебе, Адам».

— Ну, я просто думала… — начала Памми, но я подняла руку, призывая ее помолчать.

— И раз уж об этом зашла речь, — проговорила я, — неужели ни у кого из нас не хватит смелости обсудить самую очевидную проблему?

— Эмили, достаточно, — металлическим голосом отчеканил Адам.

— Достаточно чего, Адам? — Мне хотелось сохранять собранность, контролировать ситуацию. Но, казалось, недели подавляемого разочарования и обиды рвались наружу. — Твоя мать хоть представляет себе, на что похожи наши с тобой отношения все эти недели? С тех пор как она тогда нас с тобой «застукала» — за тем, чем занимается большинство самых обычных пар? — Прежде я видеть не могла, как люди пальцами обозначают кавычки, но, когда речь шла о ней, сама не сумела сдержаться.