Дикая весна
Часть 93 из 96 Информация о книге
Тридцать четыре. Она уже на второй террасе. Зак видит ее. Он весь в крови, но он улыбается; дети кричат, и она пытается успокоить их, не переставая бежать. Зак один, где же Леопольд Куртзон? Малин видит, как Зак указывает через перила, произносит: «Он покачнулся и упал, когда я помогал ему встать», – и Малин понимает, что произошло; она слышит, как шипят и рычат вараны, разрывая на куски тело Леопольда Куртзона. Двадцать два. – Там бомба! – кричит она и отдает Заку девочку, Елену, зная, что он сможет нести ее, несмотря на рану, – видит это по его глазам. – Она вот-вот взорвется, прочь отсюда! Зак кричит: – Поэтому он и улыбался, этот гад! Он бежит за ней, держа девочку на руках, они взбегают по лестнице и кидаются к выходу. Десять. Девять. Через дверь наружу, в сад. Вараны их не преследуют, они заняты другими делами. Восемь. Семь. Насколько мощная бомба? Как далеко мы должны отбежать, чтобы не превратиться в пепел? Шесть. Пять. Четыре. Они уже в пятидесяти метрах от дома, несутся по мокрой от росы траве, устремляясь к морю, выбегают на мост. Неужели весь мир сейчас остановится? Три. Два. Малин и Зак останавливаются, переводя дух, обнимают детей. Один. Может, надо было еще дальше? Ноль. Глава 61 Грохот. Остров словно вибрирует позади них, весь дом сотрясается, мост прогибается – только бы выдержал. Воздух становится плотным, и все тело Малин будто затягивает в агрессивный вакуум. Они стоят посреди моста, прижав к себе детей, пытаясь устоять в вертикальном положении, оборачиваются, видят, как дрожит особняк братьев, как изгибается причудливой формы крыша, как невидимая сила рвет на части деревья и кусты, а мост под ними вибрирует еще сильнее. Затем крыша дома исчезает, ее прижимает к ночному небу. Огромное облако темно-серого дыма приближается к ним с острова, и весь мир исчезает за пеленой пепла, дыма и пыли. Малин опускается на колени, ощущая протест деревянных досок моста, одной рукой закрывает рот мальчику, помогая ему дышать правильно, видит, что Зак делает то же самое – и они вместе с девочкой исчезают в дыму. Ты сейчас умрешь, Зак? Маленькие зеленые ядовитые струйки мелькают среди дымовой завесы. Где Зак? Пропал. Девочка у него на руках… Но тут дым понемногу рассеивается. Малин видит Зака и девочку. Они тяжело дышат, грудь вздымается и опускается. Мальчик у нее на руках хватает ртом воздух. Они окружены ядовитым дымом. Но он не мешает детям дышать. Эпилог Хельсингланд, июнь Мама здесь. И папа. Мы снова вместе, как одна семья. Боли больше нет, Малин. Никаких желаний. Только одно вечное «сейчас», в котором мы все вместе. Кто наш настоящий отец, Малин? Наш биологический отец? Его здесь нет, хотя он должен был бы быть. Но кто он? Тень, дерево в лесу, насилующее молодую женщину? Наша настоящая мама осталась в своем доме в подземелье. Ее отец и братья – еще глубже, в тех кругах, о которых невозможно говорить. В камере следственной тюрьмы возле парка Крунубергспаркен Йоксо Мирович играет со своими детьми. Ему разрешают видеться с ними, и они будут окружены любовью в семье своей тети, которая согласилась взять их к себе. У нее они и будут расти все те долгие годы, пока их отец будет сидеть в тюрьме. Мы видим, как они играют, смеются и радуются, они полны жизни, и его мы тоже понимаем. Их маму мы видим отсюда, она не рядом с ними, но в том же космосе, что и мы. Один раз к нам заходила твоя мама, Малин, и спрашивала, как у тебя дела. Ведь у тебя все хорошо, не так ли? Теперь-то ты наконец счастлива? Твоя мама не хотела, или не могла, или не решилась приблизиться к тебе или еще к кому-то из вас. А теперь мы исчезаем, Малин Форс. Нам пора. Мы будем играть, как будто мы люди, которые заняты тем, чем обычно заняты люди. Мы видим тебя в последний раз, Малин. Спасибо тебе за все. А теперь ты приближаешься к кровати. И в этой кровати лежит твой брат. * * * Малин держит Туве за руку. Комната, в которой они находятся, обставлена как комната мальчика-подростка. Письменный стол, книжная полка с безделушками и несколько видеокассет. «Мультфильмы», – отмечает Малин. Медвежонок из кристалла Сваровски, на стенах – афиши какой-то рок-группы восьмидесятых и финской группы «Лорди».