Дикая весна

– Отлично поработала сегодня, партнер! – произносит Зак, и Малин кивает, хочет проверить, научилась ли она принимать похвалу, дает ей отложиться в мозгу.

– До завтра!

Она захлопывает дверцу.

Смотрит на окна своей квартиры.

Моя дочь.

Ты там?

Она думает о Туве.

О той шестилетней девочке, которой та когда-то была.





Глава 17




На стене тикают кухонные часы из ИКЕА.

Они показывают четверть девятого. Туве спокойно и методично режет морковку – она настояла на том, чтобы приготовить еду, хотя Малин слишком устала и сочла, что они могли бы немного шикануть и взять пару порций горячего навынос в ресторане «Дворец Мин».

На Туве короткая юбочка из хлопчатобумажной ткани, слишком тонкая розовая блузка и черные леггинсы. При виде этого ее облачения Малин поначалу хотела сказать, что смотрится такой наряд слишком уж легкомысленно, но потом сдержалась и подумала, что, наверное, именно так и должна выглядеть девочка-подросток весной по моде этого года.

– У тебя что, дома нет совсем никакой еды?

– У меня есть все необходимое, чтобы приготовить спагетти с мясным фаршем, если хочешь.

– Мы можем сделать большую порцию и заморозить на следующий раз, – говорит Туве.

– Давай.

И теперь лук с чесноком шипят на сковородке, а в кастрюле бурлит вода.

– Может быть, позвоним дедушке? – предлагает Туве. – Он наверняка тоже проголодался.

– Ты не думаешь, что он устал?

– С его испанскими привычками? Он рассказывал, что они с бабушкой иногда садились ужинать в десять вечера.

– Наверное, он хочет, чтобы его оставили в покое, – задумчиво произносит Малин.

– Не думаю, – возражает Туве. – Мне кажется, это ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое.

«Меня раскусили», – думает Малин.

Носитель правды.

Эта взрослая юная девушка.

По какому пути пойдет твоя жизнь, Туве?

– Я сейчас позвоню ему, – говорит Малин, и через час все трое сидят в кухне у Малин, поедая спагетти с фаршем и дешевым, уже натертым пармезаном. Приятно сидеть втроем и беседовать о пустяках. Когда папа спрашивает о деле, о том, продвинулись ли они в расследовании взрыва, Малин рассказывает о разных направлениях следствия и поясняет, что в этой ситуации они не могут отбросить ни одну из версий, исключить ни одну из возможностей, хотя некая организация и выступила в СМИ и взяла на себя ответственность за это деяние.

– Люди только об этом и говорят, – произносит папа, и Туве поддакивает.

– Все боятся, – говорит она. – Боятся, что снова рванет. Как они пообещали в «Ютьюбе». Тот ролик посмотрели все. Как ты думаешь, будут еще взрывы?

Малин кладет нож и вилку. Чувствует, как хорошо было бы пропустить стаканчик красного столового вина к спагетти, но вместо этого они пьют газировку, изготовленную в сифоне, только что купленном Малин, и пузырьки в стакане напоминают ей о многообещающих пузырьках в бокале ледяного пива – однако это воспоминание не мучительное, а спокойное.

– Не знаю, будут ли новые взрывы, – говорит Малин. – Постарайтесь держаться подальше от банков.

– В Линчёпинге это не так просто, – отвечает папа. – На каждой площади по паре штук.

– И экономическому спаду все конца не видно, – вздыхает Малин. – «Дити тракс»! Я думала, это самое стабильное предприятие, какое только можно себе представить.

Сегодня стало известно о новом сокращении. Когда все уже подумали, что ситуация начала меняться, что дела пошли в гору не только на биржах, но и в реальной экономике. На предприятии «Дити тракс» в Мьёльбю увольняют триста двадцать человек – а в том муниципалитете и так с рабочими местами дела обстоят очень плохо.


– Ничто не вечно, – лаконично произносит папа.

– Сегодня в Домском соборе опять служба, – говорит Малин. – И они думают, что опять придет много народу. А завтра около полудня на площади будет поминовение. А в четыре – минута молчания по всему муниципалитету.

– По-моему, все церкви открыты, – говорит папа.

Туве, которая до этого момента молчала, открывает рот.

– Типичный случай. Как что-то случается, все бегут в церковь. Мотивы весьма прозрачны.

– По-моему, ты слишком строга, Туве, – говорит Малин.

– Может быть. Но ведь даже Богу, наверное, надоело только утешать? Он наверняка хочет, чтобы ему оказывали внимание и в обычные дни.

После ужина они сидят втроем на диване и смотрят сериал о террористической группировке в США. Как внешне вполне благополучные мужчины оказываются фанатиками-мусульманами, жаждущими отмщения за несправедливости по отношению к ним и их семьям.

– В реальной жизни все, скорее всего, совсем не так, – говорит папа, и Малин не знает, что ответить, но в конце концов произносит:

– В жизни все еще отвратительнее. Во всяком случае, мне так кажется. А тебе, Туве?

Малин оборачивается к дочери и видит, что та заснула – сидит с полуоткрытым ртом и закрытыми глазами, погрузившись в сладкие подростковые грезы.

– Я могу отнести ее, – говорит папа, и Малин хочет возразить, хочет сама отнести дочь в кровать, служившую ей еще в детстве, но потом берет себя в руки. Пусть это сделает папа.

– Очень хорошо. Для меня она уже тяжеловата. Твоя спина выдержит?

– С моей спиной все в порядке.

– Я пойду в спальню, сниму одеяло с кровати.





* * *


Папа аккуратно кладет Туве в кровать. Они оставляют ее в джинсах и джемпере, а потом стоят рядом в темноте и видят, как она во сне натягивает на себя одеяло, поворачивается на спину и закидывает руки за голову.

– Когда дети так спят, значит, они чувствуют себя в безопасности, – говорит папа.

– Туве уже не ребенок.

– Ты никогда не спала в такой позе, Малин, – произносит папа, словно не слыша ее. – Ты всегда сворачивалась в клубок, в позу зародыша. Мне всегда думалось: ты словно опасаешься, что весь мир гонится за тобой, хочет сделать тебе больно.

– Ты пытался успокоить меня, когда я спала?

Папа кивает.

– Каждый вечер. Я заходил к тебе в комнату, гладил тебя по щеке, пытался настроить твои сны на более спокойную волну. Но это не помогало. Ты съеживалась, словно пытаясь защититься от опасности.

– От какой опасности, папа? Расскажи!

Папа выходит из спальни.

– Дети понимают и чувствуют гораздо больше, чем мы думаем, – громко произносит он, и Малин слышит, как он включает воду на кухне.





* * *


«Они поверили, что я сплю», – думает Туве.

Так приятно лежать и слышать их голоса, слышать, как дедушка рассказывает маме о ее детстве. «Я никогда раньше не слышала, чтобы они так разговаривали, – и мама не сердится и даже не раздражается. Интересно, что она хочет, чтобы он ей рассказал?

А теперь и мама выходит из комнаты.

Оставляет меня одну».

Туве потягивается, думает, что она, как ни странно, так и не собралась рассказать маме о письме, что придется сделать это в какой-нибудь другой день, пока никакой спешки, и мама ведь не откажет ей.

Или откажет?