Девятнадцать минут

– Понимаешь, я не хотела этого говорить, потому что мы так хорошо разговаривали. Здесь со мной больше никто нормально не разговаривает, и поэтому… поэтому мне стало слегка одиноко. – Подумав, Алекс добавила: – Может, ты забудешь, что я судья?

Лиз загасила сигарету ботинком:

– Посмотрим.

Алекс, кивнув, перевернула над раскрытой ладонью коробочку с драже. Конфетки музыкально застучали о пластик.

– Будешь «Тик-так»?

Через секунду Лиз протянула руку и улыбнулась:

– Почему бы и нет, Алекс.



В последнее время Питер приобрел привычку бродить по дому, как привидение. Гулять ему запретили – по той же причине, по которой Джози больше не приходила в гости, хотя раньше они три-четыре раза в неделю встречались после уроков. Джоуи отказывался играть с Питером, потому что если не занимался в футбольной секции, то резался в компьютерную игру, где надо было очень быстро проехать по трассе, изогнутой, как скрепка. Никакой из этих двух способов проведения досуга не предполагал участия младшего брата.

Однажды вечером, после обеда, Питер услышал шорох в подвале. Он еще ни разу не был там после того случая с Джози и винтовкой, но теперь его, как мотылька, привлек свет, горевший над отцовским верстаком. Сам отец сидел на высоком табурете, положив перед собой ту винтовку, которая навлекла на Питера такие неприятности.

– Тебе разве не пора готовиться ко сну?

– Я не устал, – ответил Питер, глядя, как отцовские руки скользят по лебединой шее винтовки.

– Красивая, правда? Это «Ремингтон-721», под патрон 7,62 ´ 63 миллиметра. – Отец повернулся к Питеру: – Хочешь помочь мне ее почистить?

Питер бросил взгляд на лестницу, опасаясь, как бы мама, мывшая на кухне посуду, не спустилась.

– Я думаю, Питер, что раз уж ты интересуешься оружием, тебе надо научиться уважительно относиться к нему. Лучше перестраховаться, чем потом пожалеть. Даже твоя мама с этим не поспорит. – Отец бережно, как ребенка, взял винтовку к себе на колени. – Ружье – это очень-очень опасная вещь. Но оно потому настолько опасно, что многие люди не понимают, как оно работает. А когда поймешь, оно превращается в обычный инструмент наподобие молотка или отвертки. Ничего не произойдет, пока ты не возьмешь его в руки и не применишь как полагается. Понимаешь?

Питер не понимал, но сообщать об этом отцу было не обязательно. Сейчас он, Питер, узнает, как устроено настоящее ружье! Никто из этих придурков в классе не мог похвастаться таким достижением!

– Сначала нужно открыть затвор – вот так – и убедиться, что в стволе нет патрона. Посмотри глубже, в магазин. Видишь патроны? – (Питер помотал головой.) – Проверь еще раз. Это никогда не помешает. Теперь погляди на эту маленькую кнопочку под ствольной коробкой, нажми на нее, и вынешь затвор полностью.

Отец легко снял большую серебристую штуковину, соединявшую приклад со стволом, взял с верстака бутылку с растворителем «Хопс-9» (Питер сумел прочитать надпись на этикетке) и капнул на чистую тряпочку.

– С охотой, Питер, ничто не сравнится. Идти по лесу, когда весь мир еще спит, видеть оленя, который поднимает голову и смотрит прямо на тебя…

От запаха растворителя у Питера закружилась голова. Отец принялся тереть тряпочкой затвор:

– Почему бы тебе не попробовать?

Питер разинул рот: неужели после случая с Джози ему предлагают взять в руки настоящее ружье? Получается, под отцовским присмотром можно? Или это проверка и, если он согласится, его накажут? Он осторожно потянулся к винтовке и, как и в прошлый раз, удивился ее тяжести. У Джоуи в компьютерной игре «Big Buck Hunter» персонажи размахивали ружьями так, будто те ничего не весят.

Нет, никакого подвоха не было: папа действительно хотел, чтобы он, Питер, ему помог. Отец взял другую жестянку, с ружейным маслом, и снова капнул на чистую тряпочку:

– Протираем затвор и капаем чуть-чуть на ударник… Хочешь узнать, как «ремингтон» работает? Вот смотри. – Он указал на крошечное острие бойка в круглом торце затвора. – Там внутри большая пружина. Спусковой крючок, когда ты на него нажимаешь, отпускает ее, она выталкивает ударник вот настолько. – Отец большим и указательным пальцем показал крошечную долю дюйма. – Боек ударяет в торец латунной гильзы и накалывает маленькую серебристую штучку, которая называется «капсюль». Капсюль поджигает пороховой заряд. Вот патрон: видишь, как он сужается к концу? Этот узкий конец и есть собственно пуля. И когда порох горит, создается давление, которое эту пулю выталкивает. – Отец забрал у Питера затвор, покрыл тонким слоем смазки и отложил. – Теперь посмотри на ствол. – Он взял ружье так, будто собирался стрелять в лампочку, свисавшую с потолка. – Что видишь?

Питер заглянул в ствол со стороны затвора:

– Похоже на макаронины, которые мама варит на обед.

– Ты имеешь в виду ротини – те, которые как спиральки? Да, верно. Нарезы тоже вьются внутри ствола спиралевидно. Эти углубления заставляют пулю вращаться наподобие крученого мяча.

На заднем дворе, когда они с отцом и братом играли в футбол, Питер пробовал освоить крученую подачу, но то ли руки у него были слишком маленькие, то ли мяч слишком большой… В общем, ничего не получалось.

– Если пуля вращается, она летит прямо, никуда не отклоняясь. – Отец взял длинный металлический прут с отверстием вроде игольного ушка на конце, просунул в это ушко клочок ветоши и капнул немного растворителя. – Порох оставляет в стволе грязь. Сейчас мы ее уберем.

Он просунул стержень в ствол и стал двигать им вверх-вниз, как будто сбивал масло. Достав почерневшую тряпочку, Льюис заменил ее на новую и так несколько раз, пока лоскут не вышел из дула чистым.

– Когда я был в твоем возрасте, мой отец тоже учил меня всему этому. Однажды мы с тобой пойдем на охоту.

Питер чуть с ума не сошел от радости. Он, не умеющий ни обращаться с мячом, ни хотя бы хорошо плавать, пойдет с отцом на охоту, а Джоуи останется дома! Интересно, а сколько нужно ждать? До чего же это будет круто – делать что-то с папой вдвоем!

– Посмотри-ка в ствол еще раз, – сказал отец.

Питер заглянул в дуло.

– Господи, да не так же! Не с того конца! – Отец перевернул ружье. – Даже когда затвор вынут и никакой опасности нет, в дуло смотреть нельзя. Никогда не направляй оружие на того, кого ты не хочешь убивать.

Питер заглянул в ствол со стороны основания и увидел идеальную чистоту, ослепительное сияние металла. Протерев тряпочкой и наружную поверхность тоже, отец сказал:

– Теперь выжми спуск.

Питер остолбенел.


– Жми, – повторил отец. – Это безопасно. Это нужно, чтобы собрать ружье.

Питер нерешительно положил палец на металлический полумесяц и потянул его на себя. Затворная задержка отошла, и отец вставил затвор на место.

– Оружия боится тот, кто его не знает, – сказал он, возвращая винтовку в сейф и поворачивая ключ в замке. – Для того, кто умеет с ним обращаться, оно не опасно.

Питер понял, что` отец пытался до него донести. Винтовка утратила в его глазах ту таинственность, под влиянием которой он выкрал ключ из отцовского бельевого ящика, чтобы удивить Джози. Теперь, увидев ружье разобранным и собранным снова, он понял: это просто механизм, совокупность подогнанных друг к другу металлических частей – не больше и не меньше. Ружье ничто без человека, в чьих руках оно находится.



Разница между людьми, которые верят в судьбу и которые не верят в нее, заключается в том, кого они винят, когда происходит что-нибудь плохое. Одни списывают все на обстоятельства, а другие думают: «Если бы я приложил больше усилий или если бы я не совершил ошибку, этого бы не произошло».

Когда кто-нибудь умирает, одни говорят, что такова Божья воля, а другие, что бедняге не повезло. А вот мой любимый вариант ответа: «Он оказался не в том месте не в то время».

Обо мне тоже можно так сказать, правда?





День спустя




Когда Питеру было пять лет, ему на Рождество подарили рыбку – японскую бойцовую с вуалевидным хвостом, похожим на платье кинозвезды. Питер назвал свою питомицу Росомахой и часами любовался ею: чешуей, которая мерцала, как лунный свет, глазками-блестками… Но через несколько дней он начал задумываться о том, каково это – всю жизнь прожить в одном аквариуме. Он спрашивал себя, почему, проплывая мимо пластикового растения, Росомаха всегда как бы зависает в воде? Ей каждый раз видится что-то новое в колыхании этих водорослей или таким образом она отмечает начало нового круга?

Питер стал просыпаться среди ночи, чтобы проверить, спит ли рыбка, но она все время плавала. Он пытался представить себе, что она видит. Возможно, когда он приближался к ней, его глаза, увеличенные толстым стеклом аквариума, выглядели как два солнца. В церкви пастор Рон говорил, что Бог смотрит на нас всех сверху. Может быть, он сам, Питер, был для Росомахи кем-то вроде бога?

Сейчас, в графтонской тюрьме, он попытался вспомнить, что стало с его рыбкой. Скорее всего, она умерла. Может быть, он слишком долго на нее смотрел. Питер поднял глаза на камеру, установленную в углу под потолком: она равнодушно мигала. Эти люди, кто бы они ни были, не хотели допустить, чтобы он покончил с собой прежде, чем его публично распнут. Не случайно в этих четырех стенах не было ни подушки, ни койки, ни хотя бы матраса. Только жесткая скамья и тупая видеокамера.

Но может, так даже лучше. И уж точно хорошо, что в соседних камерах вроде бы никого не было. Питер похолодел от страха, когда полицейская машина подъехала к зданию тюрьмы. Он смотрел телевизор и знал, что происходит в таких местах. Пока его оформляли и досматривали, он крепко стискивал челюсти – не от избытка крутизны, а из боязни заплакать.

Раздался лязг металла, словно из ножен вынули меч, потом послышались шаги. Питер не пошевелился: остался сидеть, сгорбив спину и зажав руки между колен. Ему казалось, что он будет выглядеть совсем жалким, если выкажет волнение. Скрывать свои чувства – это он умел очень хорошо. Наловчился за двенадцать лет.

– К вам посетитель, – сказал охранник, открывая дверь.

Питер медленно поднялся, посмотрел в объектив камеры и пошел за охранником по серому щербатому коридору. Можно ли сбежать из этой тюрьмы? Что, если, как в видеоигре, вырубить ногой сначала этого охранника, потом следующего и так далее, пока не вырвешься наружу и не вдохнешь свежего воздуха, запах которого он уже начал забывать? Или придется провести здесь всю оставшуюся жизнь?

Питер вдруг вспомнил, что произошло с его рыбкой: насмотревшись передач о защите животных, он смыл ее в унитаз. По его представлениям, канализационные трубы вели прямо в огромный океан вроде того, на берегу которого он с родителями и братом отдыхал летом. Оказавшись на воле, Росомаха могла вернуться в Японию и разыскать там своих родственников. Потом Питер по секрету рассказал об этом Джоуи, и тот объяснил ему, что он не освободил свою рыбку, а убил ее.

Охранник остановился перед дверью с надписью «Комната свиданий». Питер понятия не имел, кто мог к нему прийти, кроме родителей. Их он пока видеть не хотел. Они начнут задавать вопросы, на которые он не сможет ответить. Вроде того, как можно вечером уложить сына в постель и подоткнуть ему одеяло, а наутро не узнать его. Уж лучше, пожалуй, вернуться в свою клетку, где камера пялится с потолка, но хотя бы не судит.

– Сюда, – сказал охранник, открывая дверь.

Питер сделал судорожный вдох, думая о том, как почувствовала себя его рыбка, когда вместо прохладного синего моря, о котором мечтала, оказалась в дерьме.



Джордан вошел в здание тюрьмы округа Графтон и остановился возле пропускного пункта. Чтобы он мог встретиться с Питером Хоутоном, полицейский, сидевший по другую сторону перегородки из органического стекла, должен был зарегистрировать его и выдать ему удостоверение посетителя. Написав свое имя, Джордан хотел просунуть журнал в предназначенную для этого щель, но заметил, что за стеклом никого нет: полицейские (их было двое) сидели перед маленьким черно-белым телевизором, который, как и все телевизоры планеты, показывал репортаж о трагедии в старшей школе Стерлинга.

– Добрый день, – произнес Джордан, но никто не обернулся.

– Когда началась стрельба, – рассказывал журналист, – Эд Маккейб, который вел урок математики в девятом классе, выглянул в коридор и встал между своими учениками и стрелявшим.

На зернистом экране появилось лицо плачущей женщины и надпись: «Джоан Маккейб, сестра погибшего».

– Эд любил детей, – говорила она, всхлипывая. – Все семь лет, что он проработал в школе, Эд заботился о своих учениках. Вот и в последнюю минуту своей жизни он пытался их защитить.

Джордан переступил с ноги на ногу:

– Извините…

– Сейчас, приятель, – отозвался один из полицейских и, не глядя, махнул рукой в его сторону.

По телевизору снова показали репортера: он стоял на фоне унылой коробки школьного здания, ветер раздувал его волосы, как парус.

– Эд Маккейб запомнился коллегам как человек, преданный своему делу, который никогда не жалел ни сил, ни времени, чтобы помочь ученику. При этом он любил активный отдых и часто говорил в учительской о походе на Аляску. Это была его мечта. Мечта, – выразительно повторил репортер, – которая, увы, уже никогда не сбудется.

Джордан с такой силой пропихнул журнал в щель, что тот упал на пол. Оба полицейских тут же обернулись.

– Я пришел на встречу с клиентом, – сказал адвокат.