Девять совсем незнакомых людей

– Мой отец хотел отказаться от нее, – сказал Бен. – Не иметь с ней больше никаких дел. Делать вид… будто ее и не было никогда. Он говорил, что это вопрос самосохранения.

– И у него получилось? – спросила Зои.

– Прекрасно получилось, – сказал Бен. – Он ушел. Они с мамой развелись. Про Люси даже не спрашивает, когда я с ним встречаюсь.

– Я думаю, типа у всех свои способы справляться с этим, – сказала Зои. – После смерти Зака мой отец хотел говорить про него все время, а моей матери даже его имя произнести было трудно, поэтому… – На несколько секунд повисла пауза. – Что, по-вашему, здесь происходит? – спросила Зои.

– Не знаю, – сказал Бен. – Понятия не имею.

Он посмотрел на Джессику. Та вышла из туалета, глянула на Бена в ответ и немного застенчиво улыбнулась. Она сделала это, потому что на ее лице не было косметики. В последнее время Бен почти не видел ее без этой маски, намалеванной по всему лицу.

Он посмотрел на жену и понял, что любит ее, но в тот же момент в голову ему пришла другая мысль: все эти поцелуи были не воссоединением, а прощанием.





Глава 50





ФРЭНСИС


Никто так и не появился. Время тащилось медленно, они чувствовали себя пассажирами, застрявшими в самолете, который никак не может выехать с рулежной дорожки.

Все то и дело возвращались к пульту и пытались открыть дверь, снова и снова вводя случайные комбинации.

Фрэнсис испробовала буквенные коды: ЛСД, психоделический (трудное написание), отпереть, открыть, ключ, здоровье.

Красная лампочка мигала снова и снова, и Фрэнсис начала чувствовать обиду.

Настроения стали меняться самым неожиданным образом.

Хизер успокоилась и ушла в себя, ее руки повисли, как плети. Она удалилась в угол комнаты, положила три коврика для йоги один на другой, свернулась калачиком и уснула.

Ларс пел бесконечные песни. У него оказался низкий приятный голос, но он переходил от песни к песне так, словно кто-то крутил ручку настройки в поисках какой-то определенной станции.

Наконец Тони резко проговорил:

– Господи боже, да закрой уже пасть, приятель!

Ларс испуганно посмотрел на него и остановился посредине «Lucy in the Sky with Diamonds»[18], словно только с этим окриком понял, что он поет.

Кармел производила странный квохтающий звук языком, и Фрэнсис устроила себе проверку: сколько она сможет это выдержать? Она поставила себе задачу продержаться до тридцати двух квохтов, когда Ларс сказал Кармел:

– И долго вы собираетесь кудахтать?

Некоторые делали физические упражнения. Джессика и Зои вместе принимали разные позы йоги. Бен отжался бессчетное число раз и наконец остановился, тяжело дыша, весь в поту.

– Я посоветовал бы вам беречь энергию, пока мы голодаем, – мягко предложил ему Наполеон.

Голодание показалось Фрэнсис неподходящим словом. Голодание подразумевало возможность выбора.

Наполеон говорил гораздо меньше, чем ожидала Фрэнсис. С их первой встречи она посчитала его болтуном, но теперь он помалкивал, был задумчивым, поглядывал, хмурясь, на часы, потом недоуменным взглядом на камеру в потолке, словно говоря: «Неужели?»

– А если с ними всеми что-то случилось? – предположила Фрэнсис. – Если их убили, похитили, если они заболели?

– Они нас заперли, – сказал Ларс. – Так что, похоже, это было запланировано.

– Может, они это и спланировали, но хотели продержать нас здесь часик-другой, – возразила Фрэнсис. – А потом с ними случилось что-то ужасное.

– Если дело обстоит так, то нас в конечном счете найдут, – сказал Наполеон. – Наши друзья и родные заметят, что мы не вернулись из пансионата.

– Значит, мы можем провести здесь еще сколько – четыре, пять дней? – спросила Фрэнсис.

– Мы так похудеем, – произнесла Кармел.

– Я с ума сойду, – нетвердым голосом сказал Бен, словно этот сценарий уже разыгрывался.

– По крайней мере, вода у нас есть, – сказал Наполеон. – И туалеты. Могло быть и хуже.


– Могло быть и лучше, – заметил Тони. – Не помешала бы доставка еды в номер.

– Обожаю доставку еды, – вставила Фрэнсис.

– Еду в номер и кино, – вздохнул Тони.

Они встретились взглядами, и Фрэнсис отвернулась первой, потому что она случайно вообразила себя с Тони в номере отеля. Вспомнила татуировки на его заднице, когда он выходил из бассейна. И улыбку.

Она отвесила себе ментальную пощечину и вспомнила, как говаривал со вздохом отец: «Ты всегда была помешана на парнях». Пятьдесят два года, а все без царя в голове. Если они оба любят доставку еды в номер, это еще не значит, что они совместимы. О чем они говорили бы за едой, о футболе?

– Мы предложим им деньги, – сказала вдруг Джессика. – За то, чтобы они нас выпустили. У каждого есть своя цена, верно?

– Сколько? – спросил Бен. – Миллион? Два миллиона?

– Притормозите, – попросил Ларс.

– Они не выпустят вас, если вы пообещаете денег, – сказал Тони, но Джессика уже прошла в середину комнаты и обратилась к камере:

– Маша, мы готовы заплатить, чтобы вы выпустили нас отсюда. – Она уперла кулаки в бока. – Деньги для нас не проблема. У нас нет нехватки в наличности. Я честно говорю, мы будем рады заплатить за… мм… улучшение условий. Мы хотим пропустить эту часть программы, спасибо, и будем счастливы заплатить штраф. – Она смущенно оглядела комнату. – То есть я обо всех говорю. Мы заплатим за всех, чтобы вы нас всех выпустили.

Ничего не случилось.

– Не думаю, что Машу мотивируют деньги, – тихо произнес Наполеон.

Фрэнсис задумалась: «Что же ее мотивирует?»

Она вспомнила свою консультацию, вспомнила, как загорелись глаза Маши, когда она заговорила о видеомагнитофоне, который стал для нее окном в другой мир; но, казалось, кино больше ее не интересовало. Она явно хотела дать понять Фрэнсис, что Австралии требовались ее мозги. Одобрение? Восхищение? В этом дело?

Или в любви? Неужели все так просто? Она жаждала любви, как и все. Но у некоторых людей такой особый способ проявлять эту потребность.

– Мы не знаем, наблюдают ли они за нами, – сказал Ларс. – Может быть, они сидят где-то, положив ноги на стол, и смотрят «Оранжевый – хит сезона»[19].

– Мы платили не за общее размещение! – Джессика ткнула пальцем в направлении камеры. – Я больше не лягу здесь спать! Мы заплатили за номер с двумя комнатами, и я хочу вернуться туда! Я хочу есть, я устала! – Она ухватила клок своих волос, понюхала его. – И мне необходимо немедленно помыть голову!

– Боже мой! – Бен прижал ладони к вискам и описал комический круг по комнате. – Я только что вспомнил, что ты сказала вчера! Ты же беременна! Ты вчера сказала, что ты беременна!

– Ах да, – Джессика повернулась к мужу, – я и забыла.





Глава 51





ДАЛИЛА


Она не беременна. – Лицо Яо побелело от страха. – Она точно не беременна.

Далила, Маша и Яо находились в кабинете Маши и смотрели трансляцию с камеры наблюдения в комнате для медитаций.

– Я никогда не допустил бы, чтобы беременная женщина принимала эти вещества, – сказал Яо. – Никогда.

– Почему же она тогда повторяет это? – спросила Маша.

Они провели в кабинете не один час. Маша и Яо вставали, ходили, а Далила в конце концов уселась в Машино кресло.

Далила устала, проголодалась и вроде как перегорела. Может быть, она в некотором роде перегорела и в роли консультанта по велнессу. Четыре года уже прошло, лица гостей сливались в одно. Они были так поглощены собой, что иногда Далила ощущала себя третьестепенным персонажем в истории про всех, кроме нее.

За все эти годы лишь несколько пациентов спрашивали Далилу о ее жизни. Впрочем, это ерунда, гости вообще не обязаны разговаривать с ней, если не хотят. Но каждый из них при этом полагал, что она будет им очарована! А что они ей рассказывали! О своих супругах, о сексуальной жизни, о работе их кишечника! Если ей придется выслушать еще хоть одну историю о чьем-то синдроме раздраженного кишечника, она себе вены вскроет.

А потом были жалобы – подряд, хриплыми голосами: слишком мягкая подушка, температура в комнате, погода… Как будто она управляла погодой!

Приятно было, что люди, кажется, и в самом деле верили, что будут преображены в конце курса, но Далила не верила в эти преображения так, как верили Маша и Яо.

Да, ей нравилась йога, у Далилы был сильный характер, ей нравился ее рельефный пресс, медитация расслабляла, самоосознание было прекрасным делом. Даже применение наркотиков не вызвало у нее никакого отторжения, ведь они делали жизнь интересной, и, конечно, это могло дать некоторым людям понимание собственной души, хотя, если откровенно, большинство их душ не казались такими уж сложными. Это был не промысел Божий. Это был лечебный пансионат.

Далила умела создавать впечатление, будто ее это привлекает в такой же мере, как Машу и Яо. Она могла говорить и говорить, ходить и ходить. Боже милостивый, она делала то же самое с молочными продуктами, когда работала секретарем Маши. Да-да, я балдею от йогурта. Потом, после инфаркта Маши, она ушла из молочной фирмы и работала в страховой компании. Годы работы секретарем хорошо подготовили ее к ремеслу консультанта по велнессу: кивнуть, улыбнуться, поддакнуть и сделать так, чтобы все происходило за кулисами. Не задавать вопросов, если в них нет явной необходимости. Платила Маша хорошо. Далила почти подошла к намеченной для себя цифре. Она собиралась путешествовать целый год.

– Я всем женщинам делал тест на беременность, – сказал Яо. – Даже старшего возраста. Она не беременна.