Девять совсем незнакомых людей
Часть 39 из 70 Информация о книге
Глава 41 ЗОИ Стены перестали дышать. Цвета начали терять яркость. Зои казалось, она начинает приходить в себя. Такое же ощущение испытываешь в конце вечеринки, выходя из душного помещения на свежий воздух, и в голове все становится на свои места. – Зак принимал лекарства от астмы, – сказала Зои матери. Почему это так важно? Зои видела, что ее мать приготовилась к чему-то судьбоносному, хотя уже знала: то, что кажется судьбоносным ее родителям, совсем не кажется таковым ей, а то, что судьбоносно для нее, вовсе не является таковым для ее родителей. – Мне нравится название «Теория судьбоносности Закарии», – произнес Зак, который все еще оставался с ними. – Не рассказывай мне про свои теории. Я одна, я забочусь о родителях, – заявила Зои. – И это обременительная обязанность, чтобы ты знал, недоумок, потому что они оба съехали с катушек. – Знаю, и мне жаль, ты, покоцанная, побитая жопа с ручкой. – Зои, ты должна сосредоточиться, – велела мать. – Я знаю, что он принимал лекарство от астмы, – сказал ее отец. – Превентивное. И что? – Одним из побочных эффектов может быть депрессия, суицидальные мысли, – объяснила Хизер. – Я тебе сказала, что врач хочет прописать ему это лекарство, а ты спросил: «А побочные эффекты есть?», а я сказала… Я сказала «нет». Сожаление исказило ее лицо десятком морщинок. – Ты сказала «нет», – повторил отец. – Я сказала «нет». – Глаза Хизер молили о прощении. – Я так виновата. Перед Зои открылась бездна судьбоносности. – Я даже не прочла описание, вложенное в упаковку, – добавила мать. – Я знала, доктор Чэн лучший из врачей, он не пропишет ничего, что может дать опасные побочные эффекты, я доверяла ему, поэтому и сказала: «Нет. Оно не опасно. Я проверяла». Но я солгала тебе, Наполеон, солгала. Отец Зои моргнул. Спустя какое-то время он неторопливо произнес: – Я бы тоже ему поверил. – Ты бы прочел описание. Ты бы тщательно исследовал его, вплоть до последнего слова, задавал бы мне вопросы, с ума бы меня сводил. Ведь я медик, но я даже не прочла его. Я считала в то время, что очень занята. Не помню, что мне казалось тогда таким уж важным занятием. – Мать потерла щеки ладонями, словно хотела уничтожить себя. – Я прочла описание месяцев через шесть после его смерти. Нашла в комоде. – Ну что ж, дорогая, это ничего не изменило бы, – мрачно произнес отец. – Мы должны были контролировать его астму. – Но если бы мы знали, что есть вероятность депрессии, мы наблюдали бы за ним. – Хизер отчаянно хотела, чтобы он в полную меру осознал ее вину. – Ты бы прочел, Наполеон, я знаю, ты бы прочел. – Никаких признаков не было, – возразил отец. – Иногда нет никаких признаков. Абсолютно никаких. Он был абсолютно счастлив. – Признаки были, – сказала Зои; родители посмотрели на нее; их лица напоминали лица клоунов в парке аттракционов: крутятся туда-сюда, разинув рты, и ждут, когда упадет мяч. – Я знала: его что-то гнетет. Она помнила, как проходила мимо его спальни и отметила, что Зак лежит в кровати и не смотрит в свой телефон, не слушает музыку, не читает – просто лежит. Это было так не похоже на Зака. Зак никогда не лежал на кровати, просто глядя в потолок. – Я думала, у него в школе какие-то проблемы, – сказала она родителям. – Но я на него злилась. Мы не разговаривали. Я не хотела первой мириться. – Зои закрыла глаза, чтобы не видеть боли и разочарования на лицах родителей, и прошептала: – Это было такое соревнование – кто заговорит первым. – Ах, Зои, детка, – сказала мать откуда-то из далекого далека. – Это не твоя вина. Ты знаешь, это не твоя вина. – Я собиралась заговорить в наш день рождения, – продолжила Зои. – Собиралась ему сказать: «С днем рождения, лузер». – Ах, Зои, ах ты, дурочка, – произнес Зак. Он обнял сестру за плечи. Они никогда не обнимались. Они были братом и сестрой из разного теста. Иногда, проходя мимо друг друга в коридоре, они толкались без всякой причины. Иногда довольно сильно. А теперь он обнимал ее, говорил ей на ухо, и это был он, Зак, это был стопроцентно он, от него пахло этим дурацким мылом «Линкс», которым он, по его собственным словам, пользовался ради прикола, а на самом деле потому, что действительно верил рекламе, – якобы девчонки будут думать: ах, какой крутой парень! Зак притянул Зои к себе и прошептал ей на ухо: – Это не имело никакого отношения к тебе. Я сделал это не для того, чтобы тебе навредить. – Он схватил ее за руку, чтобы до нее дошло. – Это был не я. Глава 42 НАПОЛЕОН Он сделал бы что угодно ради своих девочек, что угодно, а потому он выслушал страшные, тяжелые тайны, которые те носили в себе, и увидел облегчение, которое они испытали, освободившись, а теперь у него оставалась своя тайна, потому что он ни за что, никогда не скажет им, как взбесили его их тайны, никогда, никогда, никогда. Стены продолжали пульсировать, оттого что его жена и дочь держались за руки, а он знал: этот кошмар будет продолжаться вечно. Глава 43 МАША Бен и Джессика сидели на подушках, скрестив ноги, лицом друг к другу. Они держались за руки, словно находились на канате и пытались сохранить равновесие. Смотреть на них было одно удовольствие. Бен говорил от души, Джессика внимала каждому слову с восторгом. Маша направляла их, только если возникала необходимость. МДМА делал свое дело: разрушал преграды. Чтобы добиться таких результатов методом обычной терапии, потребовались бы месяцы. А они преодолели этот путь за считаные минуты. – Мне не хватает твоего лица, – сказал Бен Джессике. – Твоего прекрасного лица. Я тебя не узнаю. Я не узнаю нас, я не узнаю ничего в наших жизнях. Мне не хватает нашего старого дома. Моей работы. Мне не хватает друзей, которых мы потеряли из-за этого. Но больше всего мне не хватает твоего лица. Его слова были прозрачными, ясными. Не было никакой невнятицы. Никаких экивоков. – Хорошо, – кивнула Маша. – Замечательно. Джессика, что вы хотите сказать? – Я думаю, что Бен занимается бодишеймингом, – сказала Джессика. – Я осталась собой. Я все та же Джессика. Я все еще здесь! Ну и что, если я выгляжу немного по-другому. Это мода. Просто мода. Это не имеет значения. – Для меня это важно, – сказал Бен. – Мне кажется, ты взяла что-то драгоценное и изгадила его. – Но я чувствую себя прекрасно! – пылко возразила Джессика. – Я чувствую, что прежде была уродлива, а теперь красива. – Она подняла руки над головой, как балерина. – Вопрос в том, кто решает, красива я или нет? Я? Ты? Интернет? Сейчас она и в самом деле была прекрасна. Бен на секунду задумался. – Лицо твое, – сказал он. – Так что, думаю, тебе решать. – Но постой! Красота… – Джессика показала на свой глаз. – Красота – в глазах смотрящего. Они с Беном принялись хохотать и никак не могли остановиться. Они схватили друг друга, повторяя снова и снова «красота – в глазах смотрящего», а Маша смотрела на них и неуверенно улыбалась. Почему это было забавно? Может быть, это была только им понятная шутка. Она начала испытывать нетерпение. Наконец они перестали смеяться, Джессика села прямо и прикоснулась к нижней губе. – Смотри. Я согласна. Наверное, я переборщила с губами в прошлый раз. – Мне нравились твои прежние губы, – сказал Бен. – Я считал их красивыми. – Да, я поняла, Бен, – вздохнула Джессика. – Мне нравилась наша прежняя жизнь, – продолжил Бен. – Дерьмовая была жизнь, – сказала Джессика. – Обычная дерьмовая жизнь. – Не думаю, что дерьмовая, – возразил Бен. – Мне кажется, ты свою машину любишь больше меня, – призналась Джессика. – Я ревную к твоей машине. Это я ее поцарапала. Это я сделала. Потому что мне кажется, что твоя машина – распутная девка, у которой роман с моим мужем, и я расцарапала ее поганое лицо. – Ни фига себе! – воскликнул Бен, положив обе руки себе на затылок. – Ни фига себе! То есть… ни фига. Не могу поверить, что это ты. Он, похоже, не был рассержен. Просто удивлен. – Я люблю деньги, – сказала Джессика. – Я люблю быть богатой. Но я хочу, чтобы мы были богаты и при этом оставались собой.