Дети времени

– Ты все равно самый старый человек во вселенной.

Слыша такое, он очень ясно осознал, что искренне не понимает, в каких они находятся отношениях. «А может, в тот момент я просто оказался последним мужчиной в мире. Или максимум это были мы с Гюином. Как бы то ни было, это, похоже, теперь значения не имеет».

– Ну а ты-то сколько бодрствовала до того, как меня разбудили? – поддел он ее. – Продолжай работать сверхурочно, и очень скоро меня догонишь, так ведь?

Лейн не нашлась с ответом, и когда он посмотрел на нее, то увидел задумчивое вытянутое лицо. «Так в цивилизации быть не должно, – подумал он. – Но, конечно, мы ведь сейчас нечто иное. Мы – цивилизация в процессе переезда, собирающаяся продолжиться где-то на новом месте. Возможно, здесь. Мы – последний черенок старой Земли».

Молчание между ними затянулось, и он понял, что не может его нарушить – пока Лейн резко не встряхнулась со словами:

– Значит, культурная специфичность. Поговорим о ней.

Он был ей глубоко благодарен за этот спасательный крут.

– Итак, я знаю, что это – аварийный маяк, но только потому, что мы прежде уже сталкивались с имперскими технологиями, и в достаточно широком контексте, чтобы сделать некие предположения, хотя некоторые все-таки могут оказаться ошибочными. И это не инопланетяне: это мы, наши предки. А они, в свою очередь, не обязательно распознают наши сигналы. Существует некий миф, будто продвинутые культуры окажутся настолько космополитичными, что без труда смогут разговаривать с младшими народами, так? Однако Империя не имела намерения сделать свои технологии в будущем совместимыми с примитивными расами – это я имею в виду нас. С чего бы она стала это делать? Как и все, они собирались разговаривать только друг с другом. Так что я говорю этой штуке: «Привет, мы здесь», но я не знаю, какие именно протоколы и шифры их система ожидает получить от того спасателя, с расчетом на которого ее создавали неизвестно сколько тысяч лет назад. Они нас даже услышать не могут. Мы для них просто фоновые помехи.

Она пожала плечами:

– Ну и что тогда? Долетим до места и отправим Карста с резаком, чтобы вскрывать его?

Он воззрился на нее.

– Забыла, сколько людей погибло в первые космические годы, пытаясь добраться до имперской техники? Даже с системами, сожженными электронным оружием, эти устройства находили массу способов нас убить.

Она снова пожала плечами, изображая женщину на грани полного утомления.

– Наверное, ты забыл, насколько я не люблю Карста.

«Забыл? А разве я это знал?»

Его посетило тошнотворное чувство, что он мог и знать, но что это знание незаметно выпало у него из головы за долгую холодную эпоху стазиса. И это действительно была эпоха. В истории человечества встречались отдельные периоды, которые длились меньше этого. Он обнаружил, что вцепился в пульт так, словно иллюзия гравитации, дарованная торможением «Гильгамеша», вот-вот исчезнет, и он просто соскользнет в каком-то непредсказуемом направлении, потеряв всякий контакт. «Это – все люди, которые остались»… и картина того помещения с почти незнакомыми людьми, которых он не успел узнать до того, как его запечатали в гробу.

«Это жизнь и общество, и контакты с людьми, сейчас – и до конца».

Похоже, на этот раз уже Лейн пришлось ощутить всю неловкость затянувшегося молчания, но она была женщиной практичной. Она просто встала, чтобы уйти, – и резко отстранилась, когда он попытался положить пальцы ей на локоть.

– Подожди! – Это получилось слишком умоляюще. – Ты здесь – и мне нужна твоя помощь.

– В чем?

– Помоги мне с сигналом – с сигналом маяка. Помех всегда было много, но, кажется… есть вероятность, что на самом деле тут накладывается второй сигнал на близкой частоте. Смотри. – Он вывел на экран несколько вариантов анализа. – Ты не могла бы это подчистить… убрать, если это помехи, или хотя бы… что-то? Я уже не знаю, что и пробовать.

Казалось, эта разумная просьба ее успокоила, и она села обратно. Следующие пару часов они молча работали бок о бок: она над своим заданием, а он – отправляя спутнику все более отчаянные запросы, остающиеся без ответа. В конце концов у него возникло чувство, что с тем же успехом можно было посылать полную тарабарщину, все равно ничего не менялось.

А потом Лейн изменившимся тоном сказала:

– Мейсон!

– М-м?

– Ты прав. Это – еще один сигнал. – Пауза. – Но он идет не со спутника.

Он ждал продолжения, глядя, как ее пальцы двигаются на пульте, проверяя и перепроверяя.

– Он с планеты.

– Вот дерьмо! Шутишь? – Тут он прижал пальцы к губам. – Извиняюсь. Прошу прощения. Не те слова, которые соответствуют серьезности и так далее, но…

– Нет-нет, момент и правда дерьмодостойный.

– Это сигнал бедствия? Он повторен?

– Он не такой, как твой сигнал бедствия. Гораздо более сложный. Может, это реальные переговоры. Тут нет повторов…

Холстен ощутил прилив ее надежды, наполнившей разделяющее их пространство неисчислимыми будущими возможностями, но в следующее мгновение она прошипела:

– Черт!

– В чем дело?

– Нет, это тоже повтор. Он длиннее и сложнее твоего сигнала бедствия, но это одна и та же последовательность. – Ее пальцы снова пришли в движение. – И он… мы… – Ее худые плечи поникли. – Он… кажется, он отраженный.

– Как это?


– Похоже, второй сигнал отражается от планеты. Я… Ну, самая вероятная гипотеза: спутник отправляет на планету некий сигнал, а мы получаем его отражение. Дьявол, как жалко. Я уже подумала…

– Лейн, ты уверена?

Она бросила на него взгляд, удивляясь, что он не разделяет ее разочарования.

– А что?

– Спутник связывается с планетой, – подсказал он. – Это не просто отражение сигнала бедствия: это нечто более длинное. На планету отправляется послание, отличное от того, которое предназначено остальной вселенной.

– Но оно тоже закольцовано, как и… – Тут она затормозила. – Ты думаешь, внизу кто-то есть?

– Как знать.

– Но они не отвечают.

– Как знать. Это – терраформированный мир, что бы там ни говорила Вайтес. Он был создан для того, чтобы на нем жили. И даже если сейчас спутник остался только сигналом бедствия, если они высаживали на эту планету людей… Может, они и правда дикари. Может, у них нет технологий, чтобы принимать или транслировать, но они все равно будут там… на планете, которая была специально подготовлена для жизни людей.

Она резко встала.

– Я пошла за Гюином.

Мгновение он смотрел на нее с мыслью: «Ты и правда первым делом подумала именно об этом?», но потом покорно кивнул – и она исчезла, оставив его подслушивать только что обнаруженный контакт между спутником и планетой и пытаться понять, что он означает.

К его величайшему изумлению, он очень быстро с этим справился.





* * *


– Это – что? – вопросил Гюин.

Новость привела в рубку не только капитана, но и почти всю основную команду.

– Ряд математических задач, – объяснил им всем Холстен. – Я не сразу разобрался только потому, что ожидал чего-то более… сложного, чего-то информативного, как маяк. Но это математика.

– И к тому же странная математика, – отметила Лейн, просматривая его расшифровку. – Последовательность становится довольно сложной, но пошагово идет от первых положений – базовых положений. Это похоже… Мейсон, ты упоминал станции слежения вне Солнечной системы?

– Да, это проверка, – согласился Холстен. – Проверка на разумность.

– Но ты сказал, что она адресована планете? – напомнил Карст.

– Да, что ставит самые разные вопросы. – Холстен пожал плечами. – То есть это очень старые технологии. Более древней работающей техники еще не находили. Поэтому то, что мы имеем, может быть просто результатом поломки, ошибки. Но… да, это заставляет задуматься.

– Или нет, – сухо бросила Лейн. Поймав устремленные на нее взгляды, она добавила привычно едким тоном: – Ну же, народ, я что – одна так подумала? Ну же, Мейсон, ты ведь сколько времени бьешься, пытаясь заставить эту штуку тебя заметить? Мы уже обогнули звезду по пути к планете, а у тебя по-прежнему пустышки. А теперь ты говоришь, что он отправляет планете какой-то математический тест?

– Да, но…

– Тогда отправь ему ответы, – предложила она.

Холстен какое-то время молча взирал на нее, а потом покосился на Гюина. – Мы же не знаем, что…

– Делай, – приказал Гюин.

Холстен аккуратно вывел составленные им ответы: первые задачи решались легко, на пальцах, но последние – только с посторонней помощью. Он уже много часов отправлял далекому спутнику тоскливые запросы. А достаточно просто было послать вместо них цепочку цифр.

Они ждали – вся основная команда. Послание шло получателю семь минут и еще несколько секунд. Люди шаркали ногами. Карст трещал пальцами. Один из научников закашлялся.

Спустя чуть больше четырнадцати минут после отправки ответов аварийный сигнал прекратился.





2.4 Бедные родственники




Народ Порции – прирожденные исследователи. Будучи активными хищниками, чей метаболизм требует намного большего, чем у их предков, скапливаясь в одном месте, они быстро выбили бы всю дичь на данной территории. Обычно их семейные единицы быстро делятся: самые слабые самки с небольшим количеством союзников уходят дальше, чтобы создать новые гнезда. Такие диаспоры образуются регулярно: хотя теперь они и откладывают намного меньше яиц, чем их предки, и, хотя заботливость у них намного ниже человеческой, так что смертность молодняка остается высокой, популяция этого вида проводит колоссальную экспансию. Они распространяются по своей планете, по одной отпочковавшейся семье за раз.

Однако экспедиция Порции – это нечто иное. Она не ищет места для гнездовья, и ее текущие планы включают возвращение домой. В ее разуме и речи этот дом именуется «Большое Гнездо у Западного океана», и там обитают несколько сотен особей ее вида, причем большинство, хоть и не все, состоят с ней в неком родстве. Одомашнивание тлей и их разведение позволило Большому Гнезду беспрецедентно разрастись без такой нехватки продуктов питания, которая спровоцировала бы миграцию или изгнание.